Альфредо Конде - Синий кобальт: Возможная история жизни маркиза Саргаделоса

• Название: Синий кобальт: Возможная история жизни маркиза Саргаделоса
• Автор: Альфредо Конде
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-352-00452

Новый роман одного из ведущих представителей современной галисийской литературы Альфредо Конде, автора знаменитого «Грифона», номинировавшегося на Нобелевскую премию. «Синий кобальт» — это удивительно яркое повествование о жизни и смерти реального человека — маркиза Саргаделоса, чей портрет писал великий Гойя, человек, который, подобно античному царю Мидасу, все, к чему бы ни прикоснулся, превращал в золото. Действие романа дано на фоне исторически достоверной панорамы далекой испанской окраины — Галисии — во второй половине XVIII века.

---

Ворстер отдал приказ подвергнуть жестокому обстрелу дороги, по которым, как ожидалось, будет производиться эвакуация войск французского генерала. Он также посоветовал, чтобы время от времени какой-нибудь снаряд будто ненароком залетал на ярмарочную площадь Рибадео, пусть даже с риском попасть в соседние дома, в том числе и в дом маркиза. Очевидно, он знал, зачем он это делал. Так прошел день, и пушечные залпы подготовили почву для завтрашнего вторжения войск, которые Ворстер держал в состоянии боевой готовности.

Франсиско Ломбан, сват Ибаньеса, в полдень зашел навестить его. Он всего несколько часов назад прибыл в Рибадео из Овьедо, проехав через Кастрополь и Вейгуна-Эо, и был действительно весьма напуган новостями, которые ему пришлось услышать по поводу поведения Ибаньеса. Он предварительно переговорил со своим старшим сыном, и именно тот, узнав эту новость из уст полковника войск обороны Тинео, сообщил своим близким о том, что готовится по ту сторону лимана.

Когда Франсиско приблизился ко дворцу, прошло уже полчаса или даже больше с тех пор, как перестали громыхать пушки; полагая, что обстрел уже не возобновится, он отправился к дому хозяина литейного завода. Утро прошло у него в попытках смириться, насколько это было возможно, с грохотом канонады и убедить себя, что со стороны Астурии не последует выстрелов в их сторону, а также в раскаянии по поводу того, что он слишком поспешил прибыть сюда со своими известиями; но ведь он считал, что должен предупредить остальных своих сыновей и близких обо всем, что им предстояло. Теперь ему оставалось оповестить об этом лишь свояка.

На протяжении всего утра он слышал, как снаряды с воем проносятся над домами, и удостоверился в том, что некоторые из домов были задеты, правда лишь слегка, но это давало понять, что с ними случится, если вместо случайных залпов специально нацеленные снаряды разрушат особняки в западной части города. Но испанский генерал с английской фамилией отдал самый категорический приказ не прекращать беглый огонь по дорогам, ведущим в остальную часть Галисии. Это Ломбану было известно от сына, который заверил его, что Рибадео не подвергнется никакой опасности. Ворстер был убежден, что Фурнье ни за что на свете не попытается пересечь Эо и подойти к Овьедо.

Ломбан отдавал себе отчет, какой образ хозяина Саргаделоса сложился у населения, испытывал страх за него и, не доверяя слухам, надеялся обнаружить в поведении этого просвещенного человека нечто, что подтвердит правдивость или ошибочность того, что ему довелось о нем услышать. В любом случае, было ли то, что болтали, правдой или ложью, его по-настоящему тревожила судьба маркиза, и, как только смог, он пришел в особняк, чтобы поинтересоваться делами свояка и известить его о том, о чем уже уведомил других.

Ломбан с симпатией относился к Ибаньесу. Он считал его членом своей семьи и в глубине души восхищался правнуком человека, бывшего некогда старшим окружным судьей Овьедо, который сумел выбраться из нищеты и подняться столь высоко. Ибаньес мог держать себя сколь угодно надменно, но он был человеком слова и работягой, дедом тех же внуков, что и Ломбан, а при удобном случае проявлял удивительную щедрость по отношению к своему зятю Франсиско, сыну Ломбана; и, даже узнав о нем то, что, судя по всему, знает теперь, он продолжал вести себя с мужем своей дочери по-прежнему. Старый Франсиско Ломбан подозревал, лучше сказать, боялся, что один из снарядов, выпущенных неподалеку от Фигераса, угодил во дворец маркиза Саргаделоса и ранил кого-нибудь. И еще он боялся, что люди из местных воспользуются случаем, чтобы предъявить маркизу старые счета, которые уже давно передали им его враги, дабы другие вместо них потребовали расплаты.

Когда он приблизился ко дворцу и вошел в него, он обнаружил, что его сват собирается пообедать, воспользовавшись тем, что он назвал временной передышкой в обстреле. Он был спокоен и даже, казалось, чувствовал себя счастливым в ситуации, которую следовало бы расценивать как весьма суровую. Когда Ибаньес пригласил гостя сесть с ним за стол, тот тут же согласился, и в ожидании обеда они обсудили то, что произошло этим утром.

— Кажется, наконец-то они наступают, — заметил Франсиско.

— Давно пора. Нам удалось бы избежать многих неприятностей, если бы они пришли раньше, — ответил ему Ибаньес.

— А почему же они этого не сделали? — спросил Франсиско Ломбан в надежде вызнать таким образом самые сокровенные мысли маркиза.

— Ну, видно, твой сын, который, возможно, является приспешником этого пройдохи Ла Романы, не слишком-то проявлял себя сторонником подобных действий, а Ворстер к нему весьма прислушивается.

— Ужасно думать, что это наши стреляют по нам, — сказал в ответ Ломбан, дабы изменить направление, которое принимала беседа.

— Еще ужаснее ждать этого и понимать, что они не решаются. Когда я увидел, что они устанавливают батарею в Сан-Романе, мне даже показалось, что у меня стало радостно на душе.

— Как?

— Когда я увидел, что…

— Нет, это я понял. Но как это ты увидел? — спросил Ломбан.

— Так я был в своей башенке, разглядывая в подзорную трубу все, что происходит вокруг. Я провел там все утро. Это поистине впечатляющее зрелище.

— Будто тебя это и не касается? — сказал ему в ответ сват с оттенком горечи, иронии и удивления в голосе, что не прошло незамеченным для маркиза Саргаделоса.

— Как это может не касаться меня! Это войска, верные королю. Это имеет самое непосредственное отношение к моей жизни. На карту поставлено наше достоинство, — изрек Антонио Ибаньес, исполненный величавого и несколько не свойственного ему пафоса.

— Так ты не помогаешь французам?

— Я? Да… с какой стати я вдруг буду им помогать! Да ты, может, с ума сошел! — отрезал Антонио Ибаньес.

— Но они прошли мимо литейного завода и не тронули его.

— Ну так его трону я, как только увижу, что французы собираются стрелять в меня моими же собственными снарядами. А ты что думал? — удивился Ибаньес. — Разве я не поступил таким образом с Орбайсетой? — Теперь он возмутился, заметив выражение лица своего родственника.

Тогда Франсиско Ломбан счел своей обязанностью вселить в свата тревогу по поводу сложившейся ситуации.

— Пушечные снаряды, боеприпасы для королевской армии, и все даром — ты хорошо слышишь? — даром! Вот что отливают в Саргаделосе! Цепи?! Цепи для моих сыновей и зятьев? Ну, тут уж надо быть сукиным сыном, самым настоящим сукиным сыном! — возмущенно изрек Ибаньес.

Вновь послышался грохот пушек. Ибаньес повернулся к своему свату и убедился в том, что лицо его выражает истинную озабоченность; истинно было все то, что он ему рассказывал, очевидна была и подстерегавшая его опасность: ведь десять лет назад его едва не линчевали за гораздо меньшее преступление.

Они серьезно поговорили, и Антонио догадался, что в его доме все слуги были в курсе этих сплетен, но никто не осмелился сказать ему ничего или из страха, или потому, что полагали, что ему и так все известно. Когда они сочли тему закрытой и Ломбан решил, что он полностью исполнил свой долг, уже близилась ночь. Момент для бегства был неподходящий. Нужно дать французам время освободить дороги, это позволит ему укрыться в Саргаделосе или же лучше снова в Оскосе, ибо в первом случае он подвергал себя очевидному риску попасть из огня да в полымя. Следовало дождаться следующего дня и выехать так рано, как только будет возможно. Когда Ломбан покинул особняк Ибаньеса, вновь раздалась канонада.

Едва только Франсиско Ломбан вышел из дома, Ибаньес позвал Шосефу и предупредил ее о серьезной опасности, которой они подвергались, сказав, что она напрасно вернулась из Саргаделоса, но он убежден, что ее все это не затронет, он договорился со сватом Франсиско и тот придет к ним завтра рано утром, чтобы в случае необходимости защитить ее, как только получит известие, что Антонио уже покинул особняк. Пусть она ничего не говорит, сохраняет спокойствие, а он сейчас отправится в подземелье, чтобы распорядиться своим имуществом, и обеспечит его охрану. Она все приняла как есть, не выказав никаких проявлений слабости. Столько лет, проведенных рядом с этим человеком, которого она всегда считала выше себя, заставили ее не только принимать как должное все его планы, незамедлительно приступая к их выполнению, но и выработать сходный характер, проявляя и твердость, и мужество в принятии решений и умение достойно вести себя в трудных ситуациях. Она вызвала к себе младших дочерей и позаботилась о том, чтобы они все время были подле нее, не вдаваясь в пространные объяснения, но сообщив им только, что приближаются войска Ворстера и может произойти любое несчастье.

Антонио спустился в подземелье и разместил в нужных местах пороховые заряды, чтобы они, взорвавшись, могли завалить проход. Он упорно трудился над этим в полном одиночестве, без чьей-либо помощи. Убедившись, что вход в колодец перекрыт, он таким же образом устроил все и на последнем отрезке подземного хода, выходившем в погреб Лусинды, чтобы предохранить его от любых попыток кражи со стороны войск Ворстера, которым в этом случае отрежет путь другой взрыв пороха, также надлежащим образом размещенного.