Александр Александров - Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой

• Название: Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой
• Автор: Александр Александров
• Издательство: Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-8159-0310-8

Мария Константиновна Башкирцева (1860—1884), русская художница, автор всемирно известного «Дневника», написанного ею по-французски и несколько раз выходившего по-русски. (Наиболее полный текст публикуется в «Захарове» летом 2003 года.) Большую часть жизни прожила в Париже, где и умерла в возрасте 24 лет. Несмотря на столь ранюю смерть от чахотки, прожила удивительно полную и яркую жизнь. Была множество раз влюблена, больше всего на свете жаждала славы и поклонения, переписывалась с Эмилем Золя и Ги де Мопассаном, выставляла свои картины в Парижском Салоне и получала награды, общалась с замечательными людьми. Всё это так и не увидело света: дневник в традициях того времени был сильно сокращен наследниками, которые убрали оттуда самые сокровенные и интимные подробности ее жизни и частной жизни ее семьи. Александр Александров восстанавливает всё то, что осталось за кадром: множество лет он изучал жизнь Муси, как называли Башкирцеву ее близкие, и вряд ли кто знает о ней больше, чем он. «Кто такая Мария Башкирцева? Многим это имя ни о чем не говорит, кто-то слышал про рано умершую в 1884 году русскую художницу, жившую в Париже, некоторые читали ее написанный по-французски «Дневник», неоднократно издававшийся в русском переводе в конце XIX — начале XX века и недавно переизданный вновь. ...Какой соблазн изложить законченную человеческую жизнь, наполненную чаяниями и страданиями, душевной и физической болью; жизнь, вызывающую предельное сопереживание в чувствительных душах; и покуда такие души — а их миллионы! — не переведутся на земле, ей, Башкирцевой, будут сочувствовать...»

---

“В обезумевшее животное, раздраженное многоцветными плащами, всаживают что-то

вроде копий; кровь течет, и чем больше животное движется, чем больше оно прыгает, тем

сильнее его ранят. Ему подводят несчастных лошадей с завязанными глазами, которым

бык распарывает живот. Кишки вываливаются, но лошадь все-таки поднимается и

повинуется до последнего вздоха человеку, который часто падает вместе с нею, но почти

всегда остается невредимым”. (Запись от 2 октября 1881 года.)

Как всегда она наблюдательна: король Испанский больше похож на англичанина из

Парижа, королева, которая родом из Австрии, не находит в корриде никакого

удовольствия, а вот младшая инфанта мила и похожа на Мусю, о чем ей сказала сама

королева Изабелла, чем чрезвычайно польстила Башкирцевой. Вероятно, их представляли

королевской семье. Странно, что об этом событии в дневнике всего одна строчка, эта

краткость так не похожа на тщеславное самолюбование нашей Марии.

На второй день по приезде они идут в музей и Мария находит, что Лувр блекнет перед

музеем Прадо. Основой музея Прадо послужила коллекция картин испанских королей,

которую они собирали на протяжении трех столетий. В 19 веке для нее было построено

здание в парке Прадо (prado - по исп. луг.), от которого музей и получил свое название. В

музее собраны картины великих итальянских и нидерландских живописцев, среди

которых есть Рафаэль, Тициан, Рогир ван дер Вейден, Х.Босх и другие. Но самой большой, естественно, является коллекция испанских живописцев: Эль Греко, Х.Рибера, Сурбаран, Мурильо, Гойя, но главное место безусловно отведено Диего Веласкесу; здесь, в

королевской коллекции, собраны почти все его картины, во всяком случае, значительная их

часть, потому что почти всю жизнь, с 24 лет, Веласкес был придворным художником

испанского короля Филиппа IV.

Именно Веласкес произвел на Марию Башкирцеву наибольшее впечатление, хотя она

отметила в своем дневнике и Рубенса, и Ван-Дейка, и Риберу.

“Ничего нельзя сравнить с Веласкесом, но я еще слишком поражена, чтобы высказывать

свое мнение”, - записывает она 2 октября, а 10 октября, уже посетив музей одна, без своих

мам, пишет подробнее:

“Что же касается живописи, то я научаюсь многому; я вижу то, чего не видела прежде.

Глаза мои открываются, я приподнимаюсь на цыпочки и едва дышу, боясь, что очарование

разрушится. Это настоящее очарование; кажется, что, наконец, можешь уловить свои

мечтания, думаешь, что знаешь, что нужно делать, все способности направлены к одной

цели - к живописи, не ремесленной живописи, а к такой, которая вполне передавала бы

настоящее, живое тело, если добиться этого и быть истинным художником, можно делать

чудесные вещи. Потому что все, все - в исполнении. Что такое “Кузница Вулкана” или

“Пряхи” Веласкеса? Отнимите у этих картин это чудное исполнение, и останется просто

мужская фигура, ничего больше. Я знаю, что возмущу многих: прежде всего, глупцов, которые так много кричат о чувстве... Ведь чувство в живописи сводится к краскам, к

поэзии исполнения, к очарованию кисти. Трудно отдать себе отчет, до какой степени это

верно!”

Она заключает свое рассуждение о живописи словами: “Нужно, подобно Веласкесу,

творить, как поэт, и мыслить, как мудрец”.

Надо сказать, что как художественный критик, она значительно опережает в развитии себя

же художника. Мысль о том, что в живописи главное - краски, а не чувство, и тем более не

мысль, принадлежит уже будущему, а не прошлому, в котором она копается вместе со

своими академическими учителями. Хотя картины Диего Веласкеса, на основании

которых она приходит к этому заключению, картины художника его последнего периода, вполне академичны и укладываются в те схемы, которыми пользуется академизм Салона

ее времени - это достаточно многофигурные и сложные композиции с вполне

литературным сюжетом и простонародным бытовым оттенком.

В тот же день, когда она была в музее и делала копию с картины Веласкеса, произошло

знаменательное событие; однако из-за ее небрежности или малоосведомленности оно не

имело никаких последствий.

К ней подошли двое пожилых людей. Она была одета скромно, в черном и в мантилье, как

все здешние женщины и видимо, поэтому, подошедшие господа засомневались.

- Вы ли m-lle Bashkirtseff? - поинтересовались они у художницы и, получив

утвердительный ответ, представились. Один из них оказался богатым русским

негоциантом Козьмой Терентьевичем Солдатёнковым, другой его секретарем и

компаньоном по путешествию.

Козьма Терентьевич спросил Башкирцеву, продает ли она свои картины? Она имела

глупость сказать, что нет.

Солдатёнков был крупнейшим русским книгоиздателем и владельцем картинной галереи, где были собраны картины русских художников, которые после его смерти в 1901 году по

его завещанию были вместе с личной библиотекой переданы в Румянцевский музей. После

революции его обширная коллекция русской живописи была распределена между

Третьяковской галереей и Русским музеем, а также частично переданы и в другие музеи. В

его коллекции были “Вирсавия” К. Брюллова, “Вдовушка” П. Федотова, “Проводы

покойника” и “Чаепитие в Мытищах” В. Перова.

Вероятно, Башкирцева не знала, кто такой Солдатёнков, или просто растерялась, но так

или иначе, ее работы не попали в его собрание. Однако, сам факт такого обращения

известного мецената, собирателя русской живописи, свидетельствует о том, что

долгожданная слава Марии Башкирцевой уже начиналась. В самом деле, слышать про

юную художницу, случайно узнать, что она работает в музее и подойти с предложением

купить работы - это ли не начало славы, которой она так вожделела?

Одно из писем своему другу, учителю и конфиденту Жулиану Башкирцева озаглавливает

“Живописное путешествие по Испании мадемуазель Андрей”. О если бы она

путешествовала одна, а не с тетей и мамой, которым совершенно наплевать на музеи, на

искусство, на великих художников, их заботит только ее здоровье, хотя и ее будущая слава

тоже прельщает. Но сколь тернист и труден путь к этой славе они даже не представляют.

Сама она уже хорошо это понимает. Впрочем, совместная поездка, едва начавшись,

заканчивается: вскоре их догоняет депеша от отца и старшая Башкирцева их покидает, срочно выезжая в Россию, где возобновлен вялотекущий процесс о наследстве господина

Романова; видно, что не все документы Бабанины выманили у судьи, что-то осталось. И

претенденты на наследство, родственники Романова, делают свой ход.

С одной мамой, тетей Надин, Марии легче, чем с двумя. С тетей у них начинается

настоящее путешествие по Испании. Хотя она предпочла бы путешествовать все-таки

одна. Жить с семьей - это счастье: хорошо хворать в семье, лечиться, делать интимные и

нужные вещи, на худой конец, делать покупки с семьей, ездить в театр, на прогулки, но

путешествовать с семьей! От этого увольте! “Это так же приятно, как - вальсировать со

своей теткой. Это смертельно скучно и даже несколько смешно”. (Запись от 25 октября

1881 года.)

Однако ей все же приходится вальсировать по Испании в паре с собственной теткой. Из

Мадрида они едут в Толедо, главный город одноименной испанской провинции. Муся,

которая много про него наслышана и думавшая увидеть нечто из эпохи Возрождения,

поражена его мавританским видом, “лабиринтом кривых узких переулков, куда не

проникает солнце, где жители точно остановились только на время - так плохи все эти

дома”.

“Я сказала вам, что собор великолепен по роскоши, богатству и особенно по легкости; кажется, что эти колонки, резьба и своды не могут противостоять времени; боишься, что

такие сокровища развалятся; это так красиво, что чувствуешь какое-то личное опасение; но вот уже пять веков, что стоит это чудо терпения, непоколебимое и прекрасное. Вот

мысль, которую выносишь оттуда: лишь бы это сохранилось! Чувствуешь страх, что это

будет испорчено, повреждено; я желала бы, чтобы никто не имел права тронуть пальцем

этого создания; люди, которые ходят в нем, уже виновны, мне кажется, в том, что

способствуют чрезвычайно медленному, но неизбежному разрушению этого здания. Я

знаю, что пройдет еще много веков, но... При выходе оттуда - высокие зубчатые стены с

арабскими окнами, выцветшими на солнце, мечети с грандиозными столбами, с арабскими

украшениями. Но поезжайте в Рим и посмотрите, как садится солнце за купол, и все эти