Александр Чучаев - Уголовно-правовые проблемы охраны власти (история и современность). Монография

• Название: Уголовно-правовые проблемы охраны власти (история и современность). Монография
• Автор: Александр Чучаев
• Жанр: Юриспруденция

Данная работа – первое монографическое исследование, специально посвященное комплексному историческому и компаративистскому анализу проблем охраны государственной власти средствами уголовного права, выполненное на базе правовых памятников XI–XIX вв., Уголовных кодексов РСФСР 1922, 1926, 1960 гг., Уголовного кодекса РФ, уголовного законодательства ряда зарубежных стран, иных нормативных правовых актов РФ с учетом современных достижений уголовно-правовой науки. В ней показан генезис уголовно-правового регулирования ответственности за посягательства на власть; выявлен тренд развития уголовного законодательства об ответственности за рассматриваемые преступления; осуществлен анализ, углублен и уточнен ряд теоретических положений, относящихся к характеристике составов преступлений, предусмотренных ст. 277, 295, 296, 297, 2981, 317, 318, 319 УК РФ; внесены предложения по совершенствованию уголовного законодательства, разработаны рекомендации по его применению в следственной и судебной практике; доказана необходимость самостоятельной уголовно-правовой охраны главы государства – Президента Российской Федерации, исследованы ее концептуальные основы и представлена теоретическая модель соответствующей главы Уголовного кодекса РФ. Законодательство приведено по состоянию на сентябрь 2015 г. Для студентов, аспирантов, преподавателей юридических вузов, научных сотрудников научно-исследовательских институтов, судей, прокуроров, следователей и адвокатов.

---

Говоря о субъективной стороне преступления, В. В. Волков подчеркивал, что отсутствие намерения оказать суду неуважение не освобождает виновного от наказания, коль скоро он, хотя бы и с целью защитить интересы клиента, сознательно допускал в жалобе оскорбительные выражения[370].

«Если в жалобе или в другой подаваемой в судебное или правительственное место или же какому-либо должностному лицу бумаге будут помещены с намерением выражения, прямо оскорбительные для другого судебного или правительственного места или должностного лица, виновный… подвергается…» (ст. 310 Уложения о наказаниях). В этом случае речь идет о так называемом заочном оскорблении присутственных мест и должностных лиц, т. е. отдельном случае оскорбления, указанного в ч. 2 ст. 309 Уложения о наказаниях, поэтому они соотносятся между собой как содержащие частную и общую нормы.

Оскорбительность выражений понималась широко – от использования бранных и поносительных слов до речевых оборотов, которые явно не соответствовали принятым в обществе правилам этикета, а также характеру отношений, в которых находились ходатай (жалобщик) и адресат жалобы. Например, Бакинский окружной суд признал оскорбительными выражения, которые имелись в жалобе нотариуса Тер-Акопова: «Взглянув на дело оком беспристрастия, не трудно прийти к тому несомненному убеждению, что следователь, забыв про свою обязанность, свой долг, явился адвокатом Талышханова»; «твердо зная, с какой целью производится у нас обыск, и, предчувствуя, что в настоящем деле истина будет замаскирована благовидными предлогами»; «при том взгляде, которого держался следователь в нашем деле и при том живом участии, которое принимал в судьбе Талышханова следователь, естественно, что весы правосудия склонились на сторону помещика»; «все это дает нам право утверждать, что действия Бойчевского противозаконны и пристрастны»; «постановление его, от 28 октября, явно пристрастно»[371].

Согласно закону не требуется установления субъективного отношения должностного лица к имевшимся в документе оскорбительным выражениям. Это обстоятельство объясняется тем, что явное неуважение высказывается не конкретному чиновнику, а занимаемой им должности.

Уголовной ответственности по ст. 310 Уложения о наказаниях подлежит как лицо, которое составило указанный документ, так и лицо, которое подало его в соответствующий государственный орган. «…Лицо, сочинившее жалобу на действия должностного лица или поместившее в ней оскорбительные выражения, признается участником преступления… Составитель жалобы или другой подобной бумаги, знавший, что она будет подана в суд, отвечает как сообщник, хотя бы бумага была подана не им, а тем лицом, от имени которого она составлена»[372].

Такой же позиции придерживалась судебная практика. Присяжный поверенный Гольденвейзер осужден Кишиневским окружным судом по ст. 283 Уложения о наказаниях (в ред. Уложения 1885 г.). В кассационной жалобе он утверждал, что необоснованно признан соучастником подачи «оскорбительной бумаги», поскольку ее не подписывал и не подавал в правительственное место. Правительствующий сенат признал приговор суда законным[373].

Необоснованные жалобы на действия должностных лиц не влекли уголовную ответственность, если они не содержали оскорбительных выражений (ст. 311 Уложения о наказаниях).

Оправдательный приговор судебной палаты по апелляции подсудимого тем не менее не служил препятствием уголовного преследования против него, если жалоба содержала явные оскорбления судьи. В соответствии с Уставом гражданского судопроизводства исковое прошение, составленное с нарушением правил этикета, подлежало возврату истцу, однако это не освобождало виновного от уголовной ответственности по ст. 311 Уложения о наказаниях.

Статья 312 Уложения о наказаниях содержит описание оскорбления действием: «Кто осмелится побоями или же другим каким-либо насильственным действием оскорбить чиновника, хотя и не в присутственном месте, но однакож при исполнении им обязанностей службы, или же вследствие сего исполнения его обязанностей, тот подвергается…». В уголовно-правовой норме потерпевший определен в самом общем виде – чиновник. Данное понятие получило толкование в литературе. К нему относились все должностные лица государственной или общественной службы независимо от того, занимали ли они «классные должности», пользовались правами государственных служащих или служили по найму. В частности, потерпевшими признавались: члены оценочных комиссий, городских управ, торговых депутаций, базарные смотрители и др.

Оскорбление полицейских и других стражей порядка, служителей правительственных и судебных мест, полевых и лесных сторожей, должностных лиц волостного и сельского управления (за исключением волостных старшин и лиц, занимающих аналогичные должности), железнодорожных сторожей или агентов железнодорожного управления, должностных лиц станичного и хуторского общественных управлений (за исключением станичных атаманов), надсмотрщиков винокуренных заводов и священнослужителей квалифицировалось по ст. 31 Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями[374]. Способ совершения рассматриваемого преступления и деяния, предусмотренного ст. 292 Уложения о наказаниях, по сути, одинаков – он заключается в побоях и иных насильственных действиях, однако в одном случае имеет место оскорбление, в другом – сопротивление власти. В связи с этим возникает необходимость разграничивать два схожих по внешним признакам посягательства на порядок управления.

Р. Д. Шарапов утверждает, что оскорбление действием отграничивалось в Уложении о наказаниях по направленности умысла[375]. В подтверждение сказанного автор ссылается на высказывание И. Я. Фойницкого: «Со стороны внешней обида действием граничит с насилием, отличаясь от последнего свойством преступного намерения»[376]. С. А. Цветков, не соглашаясь с таким объяснением различий в указанных преступлениях, отмечает, что работа И. Я. Фойницкого была издана в период, когда уже более 10 лет действовали отдельные главы Уголовного уложения 1903 г., обеспечивающие неприкосновенность чести и достоинства на принципиально иных началах, что и отразилось в позиции автора[377].

В дореволюционной литературе по вопросу отграничения оскорбления, совершаемого путем насильственного действия, от сопротивления власти не существовало единой позиции. Их объединяло одно: все авторы считали, что разграничение следует проводить по содержанию и интенсивности насилия. Например, А. Лохвицкий писал, что обида действием может состоять и в ударе, «но удар этот не должен быть тяжелый. Если кто-нибудь ударяет рукою по лицу, или слегка хлыстом – это, по понятиям общества, обида, потому что в этом действии не видно у причинившего его никакого намерения, кроме намерения оскорбить. Но если его бьют сильно – это нанесение побоев; никто не считает здесь оскорбленной свою честь, никто не вызовет за это действие на дуэль»[378]. В. В. Есипов считал, что нанесение побоев «только тогда выходит за пределы обиды, когда оно сопровождалось нанесением увечий или ран…»[379].

В качестве критерия разграничения С. В. Познышев предлагал использовать такое понятие, как опасность насилия для жизни потерпевшего. По этой классификации побои не могли представлять опасность для жизни[380]. В принципе в этом же русле находились рассуждения Н. А. Неклюдова, по мнению которого «отличие обиды действием будет заключаться в том, что побои в обиде не подвергают опасности жизнь обиженного… и не имеют своим последствием болезни, лишающей его возможности труда и занятий»[381].

Кроме побоев к оскорблению представителя власти относились иные насильственные действия, например таскание за уши и волосы. Последние действия в том числе вменялись в вину крестьянину Кольченко, который в волостном правлении требовал от сборщика податей Алексейчика денег. Получив отказ, виновный обругал его, нанес пощечину и стал таскать за волосы[382].

Иными насильственными действиями также признавались хватание за одежду, различные части тела, бросание в чиновника каких-либо предметов. Так, Тиханов признан виновным в том, что схватил за шиворот полицейского надзирателя и со словами «пошел вон» оттолкнул его от себя[383]. Во время производства описи на квартире купца Кофмана последний грубо обругал судебного пристава Глаголева, а затем стал бросать в него грязное белье[384].

Несмотря на расширительное толкование насильственных действий, в дореволюционной литературе обращается внимание на то, что за пределами положений ст. 312 Уложения о наказаниях остались такие случаи посягательств на авторитет государственных органов, как различного рода оскорбительные выходки (обливание помоями, плевки и т. д.) и неприличные жесты. Последние в науке и судебной практике вообще относились к оскорблению словом («символические обиды»). Так, Правительствующий сенат в решении по делу Тихановского указал, что деяние виновного, выразившего телодвижением только грубое и оскорбительное предложение, обращенное к полицейскому надзирателю, а не намерение посягнуть на его личную неприкосновенность, составляет преступление, предусмотренное ст. 286 (оскорбление словом), а не ст. 285 Уложения о наказаниях (оскорбление действием)[385].