Александр Чучаев - Уголовно-правовые проблемы охраны власти (история и современность). Монография

• Название: Уголовно-правовые проблемы охраны власти (история и современность). Монография
• Автор: Александр Чучаев
• Жанр: Юриспруденция

Данная работа – первое монографическое исследование, специально посвященное комплексному историческому и компаративистскому анализу проблем охраны государственной власти средствами уголовного права, выполненное на базе правовых памятников XI–XIX вв., Уголовных кодексов РСФСР 1922, 1926, 1960 гг., Уголовного кодекса РФ, уголовного законодательства ряда зарубежных стран, иных нормативных правовых актов РФ с учетом современных достижений уголовно-правовой науки. В ней показан генезис уголовно-правового регулирования ответственности за посягательства на власть; выявлен тренд развития уголовного законодательства об ответственности за рассматриваемые преступления; осуществлен анализ, углублен и уточнен ряд теоретических положений, относящихся к характеристике составов преступлений, предусмотренных ст. 277, 295, 296, 297, 2981, 317, 318, 319 УК РФ; внесены предложения по совершенствованию уголовного законодательства, разработаны рекомендации по его применению в следственной и судебной практике; доказана необходимость самостоятельной уголовно-правовой охраны главы государства – Президента Российской Федерации, исследованы ее концептуальные основы и представлена теоретическая модель соответствующей главы Уголовного кодекса РФ. Законодательство приведено по состоянию на сентябрь 2015 г. Для студентов, аспирантов, преподавателей юридических вузов, научных сотрудников научно-исследовательских институтов, судей, прокуроров, следователей и адвокатов.

---

Критерий компетентности также играл важную роль в оценке законности действий представителя власти. Например, после принятия судебных уставов полицейский чиновник не мог проводить следствие, а военный начальник – отдавать приказ об аресте гражданского лица. Очень многое зависело от формы действия власти. Так, судебный пристав не мог описывать имущество без исполнительного листа.

Сущность совместности как признака сопротивления властям трактовалась в рамках учения о соучастии, законодательное закрепление которого имелось в ст. 13 Уложения о наказаниях[330]. В первую очередь выделялась совместность действий 2–3 лиц, достигших предварительного соглашения между собой[331].

Таким образом, сравнение восстания и сопротивления показывает их отличие по двум моментам: во-первых, количественному составу лиц, участвовавших в совершении преступления, во-вторых, цели противодействия.

С. В. Познышев считал иначе; по его мнению, всякая попытка разграничивать указанные деяния по характеру мер, которые применяет виновный, или по назначению власти, которой оказывается сопротивление, обречена на провал[332].

Недостаточно последовательную позицию по этому вопросу занимал Правительствующий сенат. Так, по делу Богомолова он пришел к выводу, что частное сопротивление, оказанное более чем тремя лицами, следует признавать восстанием[333]. Однако в решении по делу Пачковских указал, что подобная оценка возможна лишь в случае, если сопротивляющиеся были вооружены. При отсутствии оружия действия виновного необходимо квалифицировать как сопротивление[334]. По делу же Альмановского признано, что сопротивление невооруженной толпы, направленное против лиц, исполнявших судебное решение, должно квалифицироваться по ст. 271 Уложения о наказаниях 1885 г. (ст. 292 Уложения о наказаниях 1845 г.)[335].

Вооруженность как признак сопротивления трактовалась узко. Только при наличии огнестрельного или холодного оружия группа признавалась вооруженной. Из такого понимания вооруженности исходил и Правительствующий сенат. Так, по делу Матвеевых было установлено, что волостной старшина вместе с понятыми явился в село Семеновку для освидетельствования самовольно срубленного леса. Имея цель воспрепятствовать законной деятельности представителя власти, Иван и Алексей Матвеевы, вооружившись кольями, нанесли понятым побои, чем фактически лишили старшину возможности исполнить свои служебные обязанности. Окружной суд в приговоре указал, что хотя виновные и имели при себе колья, однако признать их оружием нельзя. Указание в законе на оружие следует понимать в буквальном смысле слова; только наличие огнестрельного или холодного оружия придает деянию такую общественную опасность, которой оно не обладает при использовании во время совершения преступления других предметов[336].

Кроме того, из приведенного уголовного дела видно, что сопротивление, о котором говорится в законе, «может относиться как к самому органу власти, так и к другим лицам, долженствовавшим по закону находиться при каких-либо действиях этого органа»[337].

Согласно ст. 292 Уложения о наказаниях признавалось преступным сопротивление постановлению законной власти или чиновнику в отправлении им должности, совершенное невооруженным лицом, сопряженное с побоями или иными явными насильственными действиями[338].

В литературе побои характеризовались нанесением нескольких ударов, которые могли поставить жизнь чиновника в опасность, вызвать его болезнь или обусловить прекращение его деятельности[339]. В этом случае, на наш взгляд, смешиваются собственно содержание определяемого деяния и цель его совершения. С. В. Познышев предлагал побои трактовать как повреждения, причиняемые в результате ударов различными твердыми тупыми предметами[340].

Уложение о наказаниях предусматривает три вида побоев: легкие; тяжкие, но не грозящие опасностью для жизни; тяжкие, подвергающие жизнь опасности.

В рассматриваемом преступлении содержание насилия раскрывается так же, как и применительно к предыдущим посягательствам на власть. Судебная практика к таковым дополнительно относила удержание представителя власти и ограничение его свободы. Так, Щелканов признан виновным в том, что запер в своей квартире судебного пристава, прибывшего к нему для описи имущества[341].

Для наличия состава преступления не имеет значения, в отношении кого применено насилие – представителя власти или иного лица, чье присутствие было необходимо при исполнении первым своих служебных обязанностей. Например, по делу Гайжевского было установлено, что насилию подвергся взыскатель, который присутствовал при описи и аресте судебным приставом по судебному решению имущества, принадлежащего виновному. Его присутствие было обязательно и обусловливалось требованиями Устава гражданского судопроизводства[342].

Следует заметить, что судебная практика довольно широко трактовала признаки рассматриваемого посягательства на власть. Например, насильственными действиями признавались выхватывание из рук представителя власти предметов, необходимых для осуществления служебных обязанностей. Коби-Швили, желая воспрепятствовать законной деятельности судебного пристава Туманова, явившегося к нему для производства взыскания по исполнительному листу, вырвал у него из рук портфель и обругал нецензурными словами. Виновный отказывался отдавать портфель вплоть до прихода полиции[343].

Статья 293 Уложения о наказаниях предусматривает уголовную ответственность лица, удерживающего «чиновника от законного исполнения обязанностей его по службе угрозами такого рода, что сей чиновник мог и должен был в самом деле считать себя в опасности…». Угроза представляет собой запугивание представителя власти причинением его интересам какого-либо вреда. Содержание угрозы в норме не конкретизируется, однако из сущности посягательства можно сделать вывод, что, во-первых, она затрагивает существенные интересы потерпевшего, сохранение которых в неприкосновенности могут вынудить его отказаться от исполнения служебных обязанностей; во-вторых, должна быть реальной, на что указывает законодательная формулировка «мог и должен был в самом деле считать себя в опасности».

Судебный пристав Гуринбеков явился на частную квартиру для производства описи имущества. Позднее пришел ее хозяин – прапорщик Гомелаури. Увидев представителя власти, виновный стал угрожать ему. В подтверждение своих угроз нанес потерпевшему удар по лицу. При таких обстоятельствах суд пришел к обоснованному выводу, что была непосредственная угроза здоровью представителя власти[344].

Если несмотря на угрозу представитель власти продолжил свою деятельность, то содеянное признается покушением.

Уложение о наказаниях предусматривает еще два вида уголовно наказуемого неповиновения власти. В ст. 294 говорится: «Если без всякого явного восстания или сопротивления властям, от правительства установленным, несколько человек согласятся не исполнять какое-либо предписание сих властей, или уклоняться от исправления каких-либо законных государственных или общественных повинностей, то…». По ст. 295 подлежат уголовной ответственности «государственные крестьяне, колонисты и евреи-земледельцы за ослушание, непокорность, упорство и не исполнение распоряжений волостного и сельского начальства, впрочем, без явного оному сопротивления…».

Кроме того, признаются преступными составление и распространение письма или же какого-либо сочинения, публичное выступление, распространение ложных слухов с намерением спровоцировать противодействие или сопротивление законным властям (ст. 296 Уложения о наказаниях). «Важное нарушение установленного порядка» выступало в качестве отягчающего обстоятельства.

Невыполнение требования присутственного места[345] о явке в назначенный срок для свидетельских или иных показаний и при отсутствии законных к тому препятствий карается по ст. 298, а упорное «ослушание или неповиновение полицейским и другим стражам, в каком-либо месте поставленным по распоряжению их начальства для соблюдения тишины и порядка» – по ст. 299 Уложения о наказаниях.

6.3. Оскорбление и явное неуважение власти

Самостоятельную группу преступлений составляют различные виды оскорбления и неуважения власти. Их общественная опасность интегративна, помимо неприкосновенности личности главным образом терпит урон деятельность органов государственной власти. В литературе XIX в. даже встречается утверждение, что указанное деяние оскорбляет не конкретного представителя власти, а саму власть[346]. Более того, согласно доктринальному представлению конкретный чиновник не признавался потерпевшим, а выступал свидетелем по делу. Нормы об оскорблении власти не могли признаваться парными по отношению к нормам об оскорблении частных лиц.