Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

Если принять во внимание, что Бойен на ответственном по­сту военного министра должен был с особенной осторожнос­тью говорить об установленной законом военной реформе, от­казаться от которой в то время было невозможно, то становит­ся совершенно ясным, что для него система ландвера была лишь вынужденной необходимостью.

Она оказалась совершенно негодной перед лицом насту­павших серьезных испытаний. В 1830 г. незначительные бес­порядки на польской границе потрясли ее настолько, что при­шлось сократить срок службы под знаменем до 2 лет и про­явить крайнюю экономию при снаряжении ландвера. В 1848 г. чрезвычайно умеренные требования, предъявленные прусской армии в Познани, в Шлезвиг-Голштинии, Бадене и Пфальце, были выполнены только в самой скромной мере, и, помимо всего прочего, прусская система ландвера показала, что она не всегда годится для предупреждения государственных пере­воротов. При зачислении ландверистов в строй весной 1849 г. не обошлось без некоторых сцен неповиновения; некоторых ландверистов понадобилось отправить в их полки под конво­ем гусарских патрулей, хотя все же в общем и целом контрре­волюция нашла в войске послушное орудие. В 1850 г. мобили­зация вскрыла громаднейшие прорехи в военном устройстве, и само министерство, руководившее ею, признало, как расска­зывает Бисмарк в своих мемуарах, что война с шансами на успех в то время была невозможна.

В 50-х годах многое было улучшено, но мобилизация 1859 г. вскоре показала, что тогдашнее ядро ландвера совершенно из­жило себя. Энгельс говорит об этом в своей уже упомянутой брошюре: «Войско, состоящее в большинстве из женатых лю­дей от 26 до 32 лет, не позволяет месяцами держать себя в праз­дном состоянии на границах, в то время как ежедневно из дома приходят письма, что жены и дети очень нуждаются, а пособия, выдаваемого семьям призванных, совершенно недостаточно. К тому же люди совершенно не знали, против кого они должны сражаться — против Франции или против Австрии, не причи­нявших к тому же в то время Пруссии ни малейшего вреда. Можно ли было с таким совершенно разложившимся в течение многомесячной праздности войском нападать на организован­ные, закаленные в боях армии?». Именно из этой неудачной мобилизации возникла реорганизация армии, которая повела к известному прусскому конституционному конфликту.

Эта реорганизация состояла в том, что из всеобщей воинс­кой повинности сделали нечто, правда не более совершенное, но зато более серьезное, чем она была до сих пор. Мобилизо­ванные ландверные полки были оставлены в виде новых линей­ных полков; таким образом, увеличили численность пехоты вдвое; применительно к ней пришлось увеличить количество кавалерии и артиллерии до такой пропорции, какая существу­ет в полевой армии между всеми тремя родами оружия, — ту и другую приблизительно наполовину. Центр тяжести действу­ющей полевой армии, лежавший до сих пор на ландвере пер­вого призыва, был перемещен таким образом, что два самых молодых его возраста, среди которых процент неженатых яв­лялся преобладающим, были переведены в резервы, а осталь­ные 5 возрастов присоединены к ландверу второго призыва, служба которого была сокращена на 4 года и задача ограниче­на выполнением чисто оборонительных функций. Одновремен­но была восстановлена 3-летняя служба под знаменами, кото­рая номинально существовала с 1814 г., но фактически с 30-х годов была сведена до 2 лет.

Эта последняя мера была наиболее неприемлемой для оп­позиции, ибо представляла секрет полишинеля, что возвраще­ние к 3-летней военной службе продиктовало не столько воен­ной необходимостью, сколько стремлением насадить в армии тот «солдатский дух», который делает армию таким послуш­ным орудием государственного переворота. Однако с точки зре­ния либерализма нельзя было ничего возразить против такой реорганизации армии. Кто в прусском государстве видел про­дукт исторической необходимости, предназначенный провиде­нием для спасения немецкой нации, — а так думала в первую голову прусская демократия, — тот должен был радостно при­ветствовать и большую боевую способность и пригодность ар­мии, которая создавалась вследствие этой реорганизации. Сюда присоединялось еще то, что средства на реорганизацию, в коли­честве 10 000 000 талеров в год, должна была давать не буржу­азия и даже не пролетариат, а юнкерство, по отношению к кото­рому имелась в виду отмена налоговых льгот. В этом состояла тайна новой эры либерального министерства, которое создал осенью 1858 г. прусский принц-регент, впоследствии импера­тор Вильгельм; ограниченный и заядлый реакционер, каким был принц, должен был все-таки понять, что он не найдет ни одного порядочного юнкера, который будучи министром осмелится по­сягнуть на такую привилегию юнкерского сословия, как осво­бождение от земельного налога.

Отсюда становится ясным, почему либеральные министры в других областях государственной жизни оставили все на сво­ем месте, как было при Мантейфеле, и занялись исключитель­но проведением военной реформы. Это привело окончательно в тупик буржуазную оппозицию, ибо было совершенно нео­споримо, что эта реформа, при всей ее военной необходимос­ти, должна была повысить силу короля и юнкерства не только вне страны, но также и внутри нее. Дело, таким образом, име­ло две стороны, причем наиболее благоприятная для буржуа­зии сторона временами могла быть открыта только при помо­щи микроскопа. Ничто не говорило за то, а многое говорило против того, что принц-регент и его либеральные министры вздумают использовать реорганизованное войско для восста­новления немецкого единства в тех размерах, которые соот­ветствовали бы интересам буржуазии.

Последняя поступила бы самым разумным образом, если бы, дав свое согласие на военную реформу, обусловила это согласие такими оговорками, которые обеспечили бы ей также некоторое влияние на армию. Она была в состоянии достиг­нуть в то время многого. У принца-регента оставался еще страх от 1848 г. Как сильно боялся он борьбы с буржуазией, показы­вает тот факт, что он решился свалить стоимость проводимой реформы на плечи юнкерства и вопреки всем влечениям своего сердца должен был для этой цели создать либеральное мини­стерство. Но вместо того чтобы взяться за дело твердой рукой, либеральное большинство палаты депутатов сделало самое глу­пое, что оно могло только сделать,— глупейшее, что может сделать вообще какое бы то ни было парламентское большин­ство. Из уважения перед «достопочтенными» принцем-реген­том и либеральными министрами оно временно утвердило рас­ходы на проведение военной реорганизации сначала на один год, а потом и на другой год. И лишь после того как новые пол­ки, эскадроны и батареи были готовы, оно приняло твердое ре­шение и сказало им: «Убирайтесь прочь!» — требование, кото­рое, понятно, совершенно не было осуществлено.

Теперь буржуазия принялась торговаться, но при обстоя­тельствах, гораздо менее благоприятных, чем она могла бы сделать это вначале. В конечном счете дело свелось к вопро­су о 2-годичной военной службе. Либералы и здесь не осме­лились взять быка за рога. Они торговались самым отчаян­ным образом, заявляя: «Конечно, 3-летняя военная служба лучше, чем 2-летняя, а 4-летняя еще лучше, чем 3-летняя, но финансовое положение страны не может этого выдержать».

Таким образом, спор был с самого начала перенесен в область издержек, которые одни только способны вызвать у либераль­ной буржуазии волнение крови против постоянного войска. После 50-летних упражнений под палкой Молоха она стала теперь, впрочем, достаточно заслуженным ветераном, и нуж­ны были миллиарды для того, чтобы привести ее в такое волне­ние, в которое в 1863 г. ее приводили миллионы.

Как это произошло в подробностях, мы увидим после того, как выясним глубже взаимоотношения между постоян­ным войском и милицией.

IV

Как всякая история, так точно история армий и войн пред­ставляет процесс непрерывного развития, в котором медлен­ное движение чередуется с быстрыми переворотами. То, что эти перевороты безусловно находятся в теснейшей связи с пе­реворотами в способах производства, стало давно общим мес­том даже в буржуазных исторических трудах. Но из этого да­лее следует положение, что в военной истории не может быть никаких непреодолимых противоречий. Так же милиция и по­стоянное войско не исключают друг друга, а одно переходит в другое. Боевым кличем: «Здесь милиция! Здесь постоянная ар­мия!» — в общем, совершенно ничего не сказано. Всегда чрез­вычайно важны исторические условия. Какой безнадежный сум­бур получается у людей, желающих доказывать при всех усло­виях преимущество милиции перед постоянным войском, показывает сочинение господина Карла Блейбтрея1 ужасаю­щим, но совершенно убедительным образом.

Подобное же происходит при попытках раз и навсегда при­писать постоянному войску преимущество перед милицией. Защитники постоянного войска, начиная с Вегеция, привыкли повторять: «Во всяком сражении не столько численность и необученная храбрость, сколько искусство и упражнение одер­живают победу». Конечно, Вегеций не был великим мыслите­лем в военных вопросах. Он был компилятором, который из не дошедших до нас античных произведений о военном искус­стве (он жил в V веке нашей эры) извлек и собрал то, что ему казалось наиболее ценным. Но в течение многих столетий,