Павел Огурцов - Конспект

• Название: Конспект
• Автор: Павел Огурцов
• Издательство: Права людини
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-966-8919-86-2

«Конспект» – автобиографический роман, написанный архитектором Павлом Андреевичем Огурцовым (1913–1992). Основные события романа разворачиваются в Харькове 1920-х – 1941 гг. и Запорожье 1944 – 1945 гг. и подаются через призму восприятия человека с нелегкой судьбой, выходца из среды старой русской интеллигенции. Предлагая вниманию читателей весьма увлекательный сюжет (историю формирования личности на фоне эпохи), автор очень точно воссоздает общую атмосферу и умонастроения того сложного и тяжелого времени. В романе представлено много бытовых и исторических подробностей, которые, скорее всего, неизвестны подавляющему большинству наших современников. Эта книга наверняка вызовет интерес у тех, кому небезразлична история нашей страны и кто хотел бы больше знать о недавнем прошлом Харькова и Запорожья. Кроме того, произведение П.А. Огурцова обладает несомненными литературными достоинствами, в чем мы и предлагаем вам, дорогие читатели, убедиться.

---

– Матюшин – это первый секретарь обкома? – спросил Ярославский.

– Да.

– Так он должен железной рукой проводить генеральную линию партии и в корне пресекать происки врагов народа.

– Прямо как из газеты, – сказала Дмитриевская. – Ох, вы договоритесь до беды когда-нибудь.

– А вы в ком сомневаетесь? В Павле Андреевиче или в себе?

– Ну, зачем вы так! Господи, я просто боюсь, что вы скажете что-либо подобное, не глядя на собеседников.

– Лидия Николаевна, у вас нет оснований для таких опасений. Если уж на то пошло, то вы, голубушка, порой высказываетесь куда как рискованно.

– Ну, извините. Я же, как говорится, с добрыми намерениями. На чем мы остановились? Головко сказал, что если бы запорожское руководство и он вместе или хотя бы одновременно, подняли этот вопрос, шансов на успех было бы больше. А я спросила – не поможет ли ему письмо по этому вопросу? Он удивился: «А разве Гипроград такое письмо напишет?» Я ответила, что Гипроград, конечно, не напишет, и что я приехала только с корректировкой генплана, а правобережный вариант показала ему, так сказать, нелегально. И знаете, что он сказал? Он сказал: «Спасибо за доверие». И попросил, чтобы этот разговор о правобережном варианте остался между нами. Я пообещала, но сказала, что Сабурову не мешало бы знать, как обстоит дело. Он ответил: «Суть дела Сабурову рассказать можно, но только при встрече. Вы же теперь будете с ним видеться».

– Ну, вот! А вы рассказали мне.

Они оба засмеялись.

– Так ведь при встрече! – сказала Дмитриевская. – А когда еще случай представится? Знаете, Головко интересовался условиями вашей работы – помещением, квартирами, есть ли еще архитекторы. Он и о вас спросил. – «Вот взял под контроль», – подумал я. – Я сказала, что вы с Сабуровым работаете очень дружно и еще, что вы взаимодополняемы и взаимозаменяемы. Головко даже засмеялся. Вы с ним знакомы?

– Очень немного.

Рассказал, как я с ним познакомился, и спросил:

– А вы с ним раньше встречались?

– Да, до войны. Он работал в союзе архитекторов. Там и встречались. И в Гипрограде раза два. Он и тогда производил хорошее впечатление, поэтому я и была с ним такой храброй. Да! Он спросил – какое же я письмо имела в виду. Я сказала: «Думаю, что такое письмо может написать Сабуров». «Сабуров-то напишет, но пока не надо. Если потребуется, я его попрошу». Еще он сказал, что в Запорожье вот-вот начнет работать филиал Киевского института «Промгражданпроект», остановка за помещением. Под конец нашего разговора я спросила – как мы узнаем о судьбе правобережного варианта. Он сказал, что, если вопрос решится положительно, он официально поручит разработать и этот вариант, а если – нет, то он найдет способ уведомить меня об этом. Вот, кажется, и все. В тот же день я уехала. И знаете, когда я вернулась оттуда, – так стало грустно! Не только из-за Запорожья, а вообще. Вот – Головко. Не знаю, какой он проектировщик, но как архитектор он силен, а как человек – мягкий, доброжелательный. Я не гадалка, но долго он там не продержится. Там не такие люди нужны. Там руководству нужен человек, который будет безропотно спольнять (она так и сказала: «спольнять») любую команду и не лезть на рожон. А меня с правобережным вариантом он должен был встретить так, как вас – Матюшин. Эх, мы с вами засиделись, – сказала она Ярославскому. – Надо идти. Рада была вас повидать, хоть душу отвела. Передайте привет Григорию Георгиевичу.

– И я рад был с вами повидаться, – сказал Ярославский. – И от меня привет Григорию Георгиевичу. Вы скоро уезжаете?

– И я рад встретиться с вами. Когда уеду – еще не знаю, но скоро. Дел больше никаких нет. Ах, да! Лидия Николаевна, а проезжая часть на плотине?

– Вот хорошо, что напомнили. И хорошо, что приехали. Поперечник готов, а послать его вам не могу – уперся директор. Как я ни уверяла его, что поперечник не связан с правобережным вариантом, он – ни в какую. Заладил: пусть запросят. А это такая канитель! Пока придет запрос, мы выставим счет, пока его оплатят… а надо же срочно. Ну, я еще раз сняла кальку, без штампа и подписей. А как передать? Бандеролью? От частного лица? Так ведь – цензура. Могут не пропустить. А не пропустят – могут поднять дело. Из-за подобной ерунды мой брат погиб в лагерях. Подготовила телеграмму: размеры поперечника и его элементов. Не приняли: «Вы забыли указать название организации и поставить печать». Ну, пошли.

– Сколько надо экземпляров? – по дороге спросила Дмитриевская и стала считать: «Вам, Беловолу, руководству, для ходатайства… Я отпечатала пять».

– Хватит. Потребуется больше – снимем копию.

Попрощался с Ярославским и вместе с Дмитриевской стал пробираться к ее столу. Сидящим рядом с Дмитриевской пришлось встать. Лидия Николаевна переложила папки со второго стула на стол.

– Сядем.

Она достала из стола светокопии и на одной из них начала надписывать: «Поперечный профиль…» Спросила: «Профиль чего?»

– Проезжей части на плотине.

– А тут не только дорога, но и трамвай, и тротуар. Постойте!

Достала кальку поперечника со штампом, списала: «Поперечный профиль верхней части плотины ДнепроГЭС. И подписала: «Гипроград. Главный архитектор генерального плана г. Запорожья Дмитриевская Л.Н.», поставила дату, подписалась и передала сидящей рядом девушке, чтобы она повторила надписи на других экземплярах.

– Павел Андреевич! У нас неизбежно будут возникать вопросы. Не ездить же каждый раз к вам. Не могли бы вы или Григорий Георгиевич изредка к нам приезжать?

– Думаю, – сможем. А я так с удовольствием: здесь мои старики. Но я не уверен, что решусь без Сабурова ответить на все ваши вопросы.

– А мы вопросы будем вам сообщать и на некоторые из них вы, возможно, сможете ответить, не приезжая.

– Лидия Николаевна, вы будете заниматься только Запорожьем?

– Если бы! Мне сейчас должны подкинуть еще один областной центр. Хотелось бы сначала поработать над Запорожьем, передать его смежникам, а потом поехать на обследование другого города. Но обследовать город в глухую осень – мало удовольствия. Наверное, сначала съезжу. А тем временем решится вопрос с правобережным вариантом.

Подписала другие экземпляры, стала их паковать – но я остановил ее вопросом:

– А не дадите ли вы нам и неподписанную кальку?

– О, Господи! Конечно, возьмите. – Запаковала вместе с калькой и отдала мне. – Ну, пошли, отметим вашу командировку.

– Я еще не знаю, когда уеду. Наверное, послезавтра.

– А даты приезда и отъезда проставите сами. У нас это просто.

Когда мы с Леной приехали на Сирохинскую, там были Арьевы, стол раздвинут и накрыт. Стало шумно и оживленно, говорили все сразу, а сели за стол – притихли. Обвел стол глазами и заметил – то же делают все. Нет папы, Гарика с женой, Христофора и Николая Владимировича. Как на перекличке. Саша поднялась, вышла, и было слышно, как скрипнула кровать. Оля, Зина и Лена тихо плакали. Молчали и мы, опустив головы. Потом Зина и Лена пошептались, вышли, и через некоторое время вернулись с Сашей. Оля стала накладывать на тарелки и угощать, как в старину. Яша заговорил о нашей жизни в Нальчике, хорошо копируя, немного утрируя, Останковых, потом спросил:

– Что-нибудь о них слышно?

– Все живы. Останков и Альмар уже вернулись. Альмара мобилизовали при отступлении, Останкова – после освобождения.

На меня еще смотрели.

– А больше я ничего не знаю.

Яша и Лена вспомнили Рубцовск, меня расспрашивали о Запорожье, о работе, о том, где мы будем жить. Снова стало оживленно, говорили о многом и о многих, только не о тех, кто уже никогда не сядет за этот стол. Засиделись. Когда поднялись, Володя сказал Оле:

– Как же это мы не пригласили Виктора! – он имел в виду Калашникова и обратился ко мне:

– Когда вы планируете ехать?

– Послезавтра.

– Ну, ничего. Вы же будете приезжать?

– А как же! И по работе, наверное, придется – Гипроград выполняет для нас большую работу.

Лена ночевала у сестры, я пошел провожать ее и Арьевых – им было по дороге.

– Ты где будешь спать – на веранде или в доме? – спросила Оля.

– Если можно, – на веранде.

– Можно, там чисто. Возьми ключ от калитки.

Когда вернулся, в доме было темно. На веранде постлана постель. Как всегда, слышались паровозные гудки. Долго не спалось – нахлынули непрошеные воспоминания. Я не придаю значения снам и сразу их забываю. Если же приснится что-то такое, что хочется запомнить, тогда, проснувшись, снова закрываю глаза: только так вспомню и запомню. В эту ночь приснилось: в сумерки иду вдоль речки с очень крутым голым берегом. Иду по кромке льда – больше негде. И вдруг на тихой темной воде вижу отражение отца. Смотрю на берег – отца нет, смотрю на воду – вижу его отражение. Продолжаю идти – отражение движется за мной, а отца нет нигде. Хочу крикнуть, позвать его, и не могу. Проснулся, понял, что это сон, и закрыл глаза, чтобы его запомнить. Когда снова открыл глаза, в окне увидел Олю.