Сергей Ильичев - Заветный Ковчег

• Название: Заветный Ковчег
• Автор: Сергей Ильичев
• Жанр: Русское современное

Сборник повестей и рассказов «Заветный Ковчег» писателя Сергея Ильичева относит нас к разным временам становления Российского государства и предназначен тем, кто умеет воспарить Душою к Вымыслу, в ком живет непреходящий интерес к истории и вере своего народа. В его рассказах-вымыслах удивительно сосуществуют те, чьи имена известны нам по урокам истории, литературы и художественного творчества. Это Великая княгиня Ольга и Государь Иоанн III, Император Александр I и Императрица Мария Федоровна, граф Аракчеев и законотворец Сперанский, герой Чесменской битвы капитан-лейтенант Ильин и крепостной художник Григорий Сорока, великий химик Дмитрий Менделеев и поэтесса Анна Ахматова, писатели Лев Николаевич Толстой, Николай Васильевич Гоголь и Антон Павлович Чехов, художники Левитан и Коровин, а также подвижники веры и защитники нашего Отечества. Родителям же эти домашние уроки Веры и Любви подскажут примеры того, как с помощью терпения и любви можно обрести покой и согласие в своих семьях. А вашим детям эти удивительные повести, рассказы и притчи будут интересны тем, что они узнают о таких понятиях, как верность Отечеству и христианская душа, нравственный долг и родительское послушание, грех и милосердие, а также сострадание к ближним.

---

– Николай Чудотворец, говорите… Уж не по его ли молитвам…

Священник лишь улыбнулся.

– Того не ведаю, а гадать не стану. Некоторые поговаривают о молитвенном подвиге Нила Столобенского, но и это пока лишь желание обрести небесного и святого покровителя этому месту.

– А вы бы не спешили отвергать мою версию. В противном случае чем вы можете объяснить появление Николая Чудотворца на одной иконе с Богородицей? Сие же не монах-художник выдумал, он, Николушка, истосковавшемуся в вере народу не иначе как вновь воочию предстал, явив себя в помощи… Таким и был изображен на иконе, предельно кротким, стоящим за спиной Пречистой.

– Не могу с вами спорить, да и не хочу. Вспомните, скольких нерадивых в самое разное время поднимала Богородица на обретение Своих чудотворных образов… Не по одному разу увещевая, а они все на печи лежали, семечки щелкали, за блажь чью-то сие принимали…

– Согласен…

– А потому-то, думается мне, что и в этих местах аналогично все было. Сначала Крест себя обозначил сиянием небесным, повергнув конокрадов на землю… Можно только догадываться, какого они страху тогда в ночи натерпелись, побросав краденую скотину, разбежавшись по домам. И уже чуть позже, как говорится, всем миром была увидена на стволе сосны и икона Пресвятой Богородицы…

– Я, кстати, – начал ученый, – наслышался разных суждений о месте явления этого чуда.

– Место явления иконы Пречистой никто не оспаривает. А вот первоначальное место, обозначившее себя явлением Животворящего Креста, и есть, как мне думается, сей Святой Источник. Другое дело, что были силы, которые по разным причинам не могли позволить, чтобы место их капища, согласно повелению Иоанна Грозного, освятилось строительством православного храма… А обязать тех конокрадов молчанием было нетрудно. Со страху, мол, им то место поблазнилось…

Ардашев невольно улыбнулся и сказал:

– Как и с подкупленными стражниками у гроба при Воскресении Христовом…

– Пожалуй! – согласился с ним священник. – Потому-то и сделали все, чтобы люди поверили в то, что именно рядом с чудотворной иконой (на расстоянии в 10 локтей) была явлена вторая икона уже с изображением Креста… Заметьте, не тот Животворящий Крест Господень, что своим сиянием обозначил себя на месте капища, а лишь икона с изображением креста, которую лукавые люди сами же гвоздями прибили к дереву… Явленные иконы, равно как и сей Крест, висят на воздухе, а не гвоздями прибиваются. Еще одним доказательством тому служит то, что чудеса исцеления, зафиксированные в те времена, почему-то связаны лишь с упоминанием иконы Пресвятой Богородицы. А про Животворящий Крест… Точнее говоря, про икону с изображением Креста нигде не упоминается, то есть от сей иконы чудотворений не зафиксировано. Вот ведь что любопытно.

– Действительно, любопытно, – согласился с ним ученый. – И тот крест был не иначе как подменным…

– Не иначе! – продолжал священник. – Напомню вам и то, что сам источник еще долгое время скрывали от людских глаз. И лишь когда православие в России окончательно утвердилось, то есть в 1890 году, удалось поставить на месте сем, для начала, часовенку…

– Батюшка Дмитрий, – обратился Ардашев к священнику, – а это правда, что Иоанн Грозный в этом источнике свои грехи отмывал?

– Это вы меня спрашиваете?

– Меня больше интересует, что по этому поводу говорят церковные летописцы.

– Не замаливать и не отмывать… Он, думается мне, тайно в 1553 году жену свою Анастасию, если мне память не изменяет, сюда привозил, так как изревле было известно, что дев, по вере и с молитвой окунувшихся в этом источнике, Господь чадородием награждал.

– Так откуда же такая информация?

– От странников, что по земле кочуют. Они из уст в уста передавали молву, что есть где-то на земле тверской, в глухом Оковецком лесу источник необычайной силы и вспоможения, людские души и телеса врачующий, наипаче же помощью в родах отмеченный…

– Кстати, Дмитрий Виленович, – обратился к ученому священник, – я и сам мог бы рассказать вам подобную историю, но уже из наших дней. Есть у меня знакомый священник, что в преклонных годах решился чадом обзавестись… И что бы вы думали, приехал сюда с матушкой, и оба выкупались, а через год и ребенок у них народился. Недавно сказали, что снова на святой источник собираются.

– Спасибо вам, батюшка, за встречу, – поднимаясь из-за стола, сказал Ардашев. – И за те новости, что вы мне поведали.

И они распрощались на какое-то время.

Вскоре судьба действительно забросила историка Ардашева в очередную поездку. Пробыв три дня в Селижарове, на встрече с местными краеведами, он решился далее, благо погода позволяла, пройти около тридцати километров пешком. И вот там, оказавшись в густом лесу, при попытке срезать путь он и заплутал. А вскоре понял, что просто заблудился.

…На третий день его блужданий по незнакомому лесу, когда ни сил, ни надежды, ни продуктов питания уже не оставалось, Ардашев вдруг отчетливо осознал, что бродит не по лесу.

Точнее говоря, не по тому лесу, который любил и хорошо знал и от которого в наши дни уже мало что и осталось, так как он практически весь вырублен.

Ардашев, хорошо знакомый с географией края, знал, что сей массив был не иначе как продолжением леса, обнимающего собой почти всю юго-западную часть Осташковского уезда и Смоленской губернии, как его ранее обозначали и который в некоторых летописях назывался Оковецким.

Осознание сего не столько восхитило ученого, сколько насторожило. Леса, ограниченные низинами, череда возвышенностей, пересекаемая витиеватыми речушками и непроходимыми болотами… Все это, как он уже хорошо понимал, теперь предстояло ему преодолевать.

Но и это еще не все. Тот лес, в котором он оказался, был если не из сказки, то уж точно из народного предания. Ибо сие, как он понимал, был уже не лес в нашем традиционном понимании, а некая каким-то чудом сохранившаяся здесь первозданная глушь.

Но даже и не это повергло его в некий страх, а услышанная им речь пронесшихся мимо него всадников, облаченных в броню, на конях… Литовская речь, как он понял. А это значит, хотя в это и невозможно поверить, что он оказался не иначе как в XV столетии.

Что же это? Бред? Галлюцинация? Или провал во времени? Где же он тогда заплутал? Не иначе как на землях «неправоверных литовцев». Хотя земли те есть и были, естественно, испокон веков нашенскими… И, по разумению историка, вот-вот вновь должны были оказаться под нераздельной властью государя московского.

И все же… Тогда Ардашев, перекрестившись, решился-таки идти туда, откуда пронеслись волчьей стаей эти самые литовцы…

Через несколько минут он оказался у часовенки. Точнее говоря, у того самого места, где она стояла. Так как на тот момент от нее остались лишь тлеющие головешки.

То, что далее увидел ученый, описывать грустно. Повсюду лежали тела убиенных людей: молодых и старых, пытавшихся, очевидно, найти защиту и убежище в той самой часовенке. Он обходил их молча, вглядываясь в лики, искал живых. И нашел-таки. Это был молодой тяжелораненый человек, облачением более похожий на инока.

Ардашев опустился перед ним на колени. Осмотрел рану, нанесенную колотым оружием, а затем раскрыл свою походную сумку, чтобы достать полотенце.

Незнакомец открыл глаза и тихо произнес:

– Воды…

– Я бы и рад, но нет у меня с собой воды, – сказал ученый, обращаясь к раненому незнакомцу.

И тут раненый, приподняв руку, сам указал ему направление для движения.

Ученый быстро пошел в указанную ему сторону и через несколько метров чуть было не свалился с крутого обрыва. Внизу подковообразно лежала неширокая речка… В центре этого образовавшегося полуострова, среди мшистых каменных валунов и молодых берез, увешанных гирляндой цветных лент, бил, как понял Ардашев, святой источник. Не тот, естественно, что уже видел, без выстроенного храма и купальни.

Он набрал во флягу воды, намочил полотенце и быстро вернулся к раненому, однако уже не застал его в живых.

К вечеру все убиенные были преданы им земле.

Сидя у костра, ученый уже понимал, что все приключившееся с ним несет в себе некий Божественный промысел.

А поутру он вышел на крутой обрыв, чтобы еще раз бросить взгляд на источник, впоследствии названный в народе «Святой ключ».

И новое видение… Но вот видение ли?

На камнях, стоя на коленях, молился еще некто, но уже в монашеском облачении. Не слыша его слов, но искренне желая быть с ним рядом в этом молитвенном общении с Богом, ученый и сам опускается на колени, прося вразумления Господнего о том, что же с ним происходит в сем лесу.

И вдруг он видит в руках у монаха большой сияющий крест.

«Не иначе как серебряный», – подумал тогда Ардашев. Им же, как понял Дмитрий Виленович, монах стал освящать сей родник, трижды погружая крест в воды источника.

А потом поднялся и какое-то время внимательно всматривался в то место, где стоял Ардашев.