Юрий Пуздрач - История российского конституционализма IX–XX веков

• Название: История российского конституционализма IX–XX веков
• Автор: Юрий Пуздрач
• Жанр: Юриспруденция
• Год: 2004
• ISBN: 5-94201-336-5

Книга посвящена одной из наименее изученных проблем отечественной истории – становлению конституционализма в России. Читатель не только проследит историю Российского государства через призму анализа усиления самодержавия и попыток его ограничения, но, может быть, и согласится с автором в том, что общество так и не сумело позитивно для себя изменить порядок и режимы взаимоотношений с государством. А это значит, что Россия, к сожалению, до сих пор не может выйти из монархического периода своей истории, несмотря на то, что формально самодержавие в нашей стране не существует уже много лет.

Для преподавателей, аспирантов и студентов, а также всех интересующихся правовыми и историческими аспектами развития отечественной государственности.

The book is devoted to one of the least studied problems of history of our country – the formation of constitutionalism in Russia. The reader will not only retrace the history of the Russian State in the light of the analysis of strengthening the autocracy and attempts to restrict it, but, may agree with the author that society failed to change the order and regimes of relations with the State positively for itself. It means that, unfortunately, so far Russia has been unable to leave the monarchist period of its history despite the fact that formally the autocracy does not exist in our country for many years.

The book is addressed to professors, post-graduates, and students as well as to everybody who is interested in legal and historical aspects of the development of statehood of our country.

---

Видимо, процесс этот был естественным в силу того, что, фактически создавая мощную неограниченную монархию, церковь традиционно «воспитывала» приемлемого для себя хозяина, который должен был олицетворять сильную царскую власть, способную поддерживать священнослужителей в искоренении ересей и защищать православных, находящихся под иноверным владычеством. Она поставила весь свой авторитет на развитие имперских амбиций, уходящих корнями к императору Августу, божественному происхождению царской власти и т. д.[303]

К XVI в. церковь практически добровольно поставила себя под опеку государства. Дело в том, что православие говорит о духовной и светской властях как о постоянной и необходимой константе единства, установленного Богом. Эту истину одинаково понимали как цари, так и духовенство, отсюда борьба за верховенство носила не сущностный, не принципиальный, не длительный, а субъективно-личностный, амбициозный и поэтому временный характер.[304] Цари стали назначать высших иерархов церкви,[305] вмешиваться в церковное законодательство[306] и судопроизводство, постепенно лишая церковь прав и автономии.[307]

До Петра I, который, как известно, недолюбливал русское духовенство и тяготел к протестантизму, церковь все же сохраняла некоторую автономию и имела хотя бы внешние черты отдельного от государства института, тем более что принцип симфонии властей, утвержденный на Соборе 1666 г., по-прежнему оставался в силе. Она официально стояла отдельно от государства, имела своего руководителя – патриарха, собственные органы управления (административные, судебные, налоговые), владения, приносившие доход.

Церковная реформа Петра I разрушила видимую конструкцию симфонии светской и духовной властей, покончила с самостоятельностью церкви и несколько двусмысленным ее статусом. Думаю, не будет большим преувеличением утверждение, что церковь стала жертвой собственного отношения к государству.[308]Петр I упразднил патриаршество,[309] отдельную церковную администрацию[310], конфисковал доходы и таким образом поставил церковь на государственное содержание. Он передал управление церковным имуществом Монастырскому приказу, поручив ему управление церковными вотчинами и их налогообложение. И хотя имущество церкви секуляризовано не было, его до такой степени вписали в общую административную структуру государства, что, когда полвека спустя произошла настоящая секуляризация, она выглядела уже простой формальностью.

Кульминационной точкой церковной политики Петра I явился «Духовный регламент»;[311] в нем прямо говорилось, что не может быть единоличного церковного управления в государстве «монаршеском».[312] Этот документ, в котором до мельчайших подробностей была расписана вся деятельность духовенства, стал бюрократической конструкцией русской православной церкви. Патриаршество было отменено[313] и заменено министерством по делам религии – Священным синодом,[314] глава которого, как правило, был военным, именовался обер-прокурором и назначался на должность непосредственно царем.[315]

Духовенство, по существу, становилось государственным чиновничеством, и ему полагалось, как и военным, давать присягу на верность царю в послушании и преданности, «рабом и подданным быть».[316] Теперь священники обязаны были сообщать властям особые, даже полученные на исповеди сведения, направленные против интересов императора. С этого времени началось сотрудничество церкви с полицией, а доносы священников на своих прихожан стали должностной обязанностью.[317]

Увы, получив от Петра унизительные для нее обязанности, церковь роптала, но не протестовала, а это говорит о том, что духовная жизнь церкви кафедральных соборов была просто ширмой, за которой скрывались вполне земные желания – достаток и жизнь. Она покинула столицу, центры губерний и ушла в лоно деревенской церкви и монастырей. Сломав и подчинив себе церковь, власть еще более отдалила себя от народа.

Петровским регламентом устанавливался принцип, в соответствии с которым император становился главным судьей во всяких духовных делах русской церкви.[318] Следовательно, в церковном управлении высшая власть принадлежала исключительно императору,[319] а Синод был лишь его аппаратом, таким же, как сенат и другие органы управления монархией.[320] Таким образом, на церковь был распространен общий дух бюрократизма, присущий всем государственным учреждениям России.[321]

Так русская православная церковь перестает существовать как самостоятельный институт общества и центр власти, официально сливается с государственным аппаратом, а духовные ведомства превращаются в филиалы органов светской администрации.

Последующая эволюция церковного управления отчасти немного исправляла ситуацию, отчасти же, напротив, еще более ухудшала положение дел, однако уровень бюрократизации органов церковного управления не отставал от бюрократизации светских органов государства.

Притеснение православной церкви, начатое при Петре I и продолженное при Анне Иоанновне, в царствование Елизаветы начинает понемногу ослабевать, укрепляется экономическое положение церкви, духовенство мало-помалу освобождается от прежних тяжестей и возвышается в своих правах. Елизавета всюду демонстрировала свое уважение к вере отцов, при ней некоторые из остзейских дворянских фамилий даже приняли православие.

Однако именно во времена царствования Елизаветы началось влияние западноевропейского либерализма на русское общество.[322] Все это создавало необходимые условия для развития антицерковных настроений в высших слоях общества.

Унаследовавшего после Елизаветы Петровны российский трон Петра III только условно можно было назвать православным человеком. Это, собственно, снимало с него какие-либо ограничения во взаимоотношениях с церковью. Экспроприация церковного имущества, проведенная им в 1762 г., привела к тому, что примерно миллион сидевших на церковных землях крестьян перешли в руки государства, а приходское и монастырское духовенство было переведено на казенное жалованье. Те же священники, кому не досталось приходов, должны были призываться в армию.[323] Тем самым реформа предполагала еще и физическое сокращение духовного сословия. Наконец, многие монастыри, не приносящие государству дохода, закрывались.

Императрица Екатерина II, как известно, не отличалась набожностью, религиозные обряды и требования наружного благочестия она исполняла лишь в силу тактических соображений и была далека от какой-либо духовности. Более того, она была деисткой и поклонницей Вольтера.[324] Екатерине, которая смотрела на религию с чисто утилитарной точки зрения, церковь представлялась исключительно как дополнительный механизм управления государством.

Вскоре после вступления на престол Екатерина издала указ об отобрании в казну монастырских имений и введении монастырских штатов, что вызвало резкий протест высшего духовенства. Митрополит Ростовский Арсений пишет в Синод об ограблении монастырских имений и вмешательстве светских лиц в духовные дела. Было назначено расследование. На допросе во дворце в присутствии императрицы Арсений говорил столь резко, что Екатерина зажала себе уши, а ему «заклепали рот». На заседании Синода состоялся суд, который лишил митрополита архиерейского сана и предал, после расстрижения, суду светскому, которому надлежало осудить Арсения на смертную казнь за оскорбление императрицы. Такое поведение священника было неожиданностью для власти: обычно церковь молча сносила унижение. Видимо, поэтому дело закончилось изданием царского указа, по которому Арсений был освобожден от светского суда, ему был оставлен монашеский чин и объявлена ссылка в один из дальних монастырей.[325]

Следуя политике Петра I, Екатерина стремилась к закрытию монастырей и сокращению численности монахов,[326] считая такого рода деятельность «мелочным, бесполезным делом, из которого ничего не происходит», «формой человеческого дурачества», «детской игрой», бесполезной для человечества.[327] В результате к последней трети XVIII в. было уничтожено четыре пятых русских монастырей.[328]

Воспитанная литературой Просвещения, Екатерина придерживалась начал терпимости и относилась снисходительно к раскольникам, которым были возвращены некоторые гражданские права, не применялось насилие. Кроме того, по настоянию императрицы предпринимались определенные шаги для того, чтобы побудить раскольников, бежавших в Польшу (а их было до 300 тыс. человек), вернуться в Россию.

И, наконец, Екатерина II сделала еще один шаг к полному включению духовенства в число государственной бюрократии. В 1790-х гг. она проводит в жизнь задуманную еще Петром III реформу и совмещает границы епархий с границами губерний. Тем самым церковные иерархи дополнительно подпадают под контроль губернаторов.

Павел I, продолжая политику веротерпимости, что, надо сказать, еще более понизило значение церкви, подписывает Указ о свободе культов.[329] В 1798 г. он издает манифест о принятии под свое покровительство Мальтийского ордена и становится его гроссмейстером. Через год с согласия папы берет на себя руководство делами ордена и утверждает себя его Великим магистром. Кроме того, Павел I покровительствовал иезуитам, даже папе, униженному французской революцией, предлагал переселиться в Россию. Религиозный либерализм императора приводит к тому, что в обществе распространяются слухи об обращении Павла в католичество. Конечно, это только слухи, однако фактом является интерес Павла к проблеме объединения церквей.