Геннадий Нейман - До дрожи в пальцах…

• Название: До дрожи в пальцах…
• Автор: Геннадий Нейман
• Жанр: Поэзия
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-906454-60-7

Эта книга о любви – великом чувстве, которое может испытать человек. О силе характера, о нравственных ориентирах, о вопросах из области моральной философии, отвечать на которые предстоит читателю вместе с лирическим героем произведений Геннадия Неймана.

Несмотря на то, что стихи и проза различаются по способу создания и по восприятию текста, талант автора одинаково громко звучит в каждой букве книги, подтверждая существование великой силы любви.

Особенность данного издания состоит в концептуальном подходе, то есть под одной обложкой мирно существуют и неделимы, в принципе, любовь, о факте существования которой напоминает своим творчеством лирик Геннадий Нейман, и свобода как необходимое условие для реализации художественной натуры, за которую отвечают стрит-артеры первого свободного поколения.

Книга предназначена для достаточно широкой читательской аудитории, которая готова к восприятию сильных эмоций, а также знакома с чувством любви и сострадания, в курсе о свободе как колоссальной ответственности. Прочитавшему до последней страницы улыбнется тонко и мудро сам автор Геннадий Нейман и с одному ему присущей авторской интонацией произнесет рефрен всех своих литературных произведений: «Да, подтверждаю, Господи, – любил! И, черт возьми, ни капли не жалею!»

---

23.01.2003

Шут – Трагику

Поднявшись до высот космических трагедий,
Завистливую чернь безудержно кляня,
Не слыша ничего за ревом льстивой меди,
Ты не забудь, дружок, про смертного меня.
Смотри: я здесь, внизу, нахально корчу рожи,
Копируя твой вопль, когда ты входишь в раж.
Ведь чем серьезней ты, чем пафосней и строже,
Тем чаще – и верней – срываешься на фальшь.
Ты сердишься, Зевес. Ты яро сыплешь бранью.
И чешется до слез божественный кулак.
И снова не понять – ну чем так больно ранит
Насмешливый глупец, напяливший колпак.
Котурны не малы? Не надоели фразы?
Из суповых приправ тебе не жмет венец?
Не хочешь ли сменять угрюмые гримасы
На огненный парик и медный бубенец?

А, впрочем… ерунда и лишнее мученье.
Да, трагик – амплуа.
Но шут – предназначенье!

20.01.2003

Черно-белый the End

Мне искать не дано обходных путей
я затянут созвездием черных дыр
миновало – моя нелепая тень
не накроет отныне твой светлый мир
равнодушие самый надежный склеп
боль Иуды не стоит душевных трат
шакалью не кидают пшеничный хлеб
ты права во всем
а я виноват
ни собачий лай ни вороний грай
не способны теперь нанести урон
безмятежен твой обретенный рай
неприступен твой величавый трон
завершился любовный Армагеддон
подтвердив безупречность привычных схем
зарекаюсь влюбляться в святых Мадонн
мне теплей мой ад
чем чужой Эдем

03.03.2003

Анна

Вплетаю чувства в кружево словес.
Как сеть – рыбак, в душе латаю бреши.
Я твердо знаю: ты пришла с небес,
прекрасный ангел, к безнадежно грешным.
Да, ты была спокойна и мудра
и не бросала времени упреков,
но боль твоих любовей и утрат
все прорастала горечью по строкам.
И сколько же профанов и невежд
пытались втиснуть в строгий строй и в схему
тот безнадежно черный цвет одежд —
твой траур по расстрелянным поэмам.

22.03.2003

Безба шенное

Мне безразлично, что праведно, что грешно,
сколько чертей на конце моего пера.
Веришь? Я легкой тенью бы ждал у ног
вечера, чтобы сравняться с тобой в правах,
видеть, как солнце сползает по коже крыш,
падая оползнем в воду реки Невы;
яростен, как влюбленный, и так же нищ,
ветер по краю ночи идет в прорыв,
сумерек ластик стирает любую грань:
ретушь тумана – и вот силуэт размыт.

Завтра с утра дожди, мы будем играть
в танцы волков на переломе тьмы.

06.04.2003

Пролог к трагедии У. Шекспира «Гамлет, принц Датский»

Розенкранц:

– Нет, право, недурная шутка:
Не слыша доводов рассудка,
Как лев рванется Гамлет в бой.

Гильденстерн:

– А он поверит?

Розенкранц:

– Бог с тобой.
Он рьяно ищет виноватых
И бешено ревнует мать.
С чего ему не доверять
Рассказу верного солдата?

Гильденстерн:

– Да, это правда. И к тому ж
Наш Клавдий – очень страстный муж.
А Гамлет холоден, как скалы,
И жаждет мести за отца —
В мужья такого молодца
Офелия не ожидала.
Теперь страдает не шутя.

Розенкранц:

– Девчонка все еще дитя.
В зятья Полоний метит принца,
А призом станет Эльсинор.
Советник Клавдия хитер
И знает, как сего добиться.
Случись какая-то напасть —
И в руки он получит власть
Над королевством.

Гильденстерн:

– Вот прохвост.
Да и сынок его не прост.

Розенкранц:

– Но вспыльчив. Это очень кстати:
Один намек, письмо – и он,
Безумным гневом ослеплен,
Зарежет царственного зятя.

Гильденстерн:

– Что ж? Решено?

Розенкранц:

– В полночный час
Мы разыграем представленье.
А дальше – дело провиденья.

Гильденстерн:

– Кто платит?

Розенкранц:

– Платит Фортинбрас.

02.07.2004

Ночные дожди

От ночных дождей с утра
парит,
на кустах висит туман —
клочья.
Выползают на бульвар
пары —
на двоих тянуть хомут
проще.
Я иду домой пустой,
легкий,
все пытаюсь о тебе
помнить.
Но хрипит душа дырой
в легких,
цирковым немолодым
пони.
В узел скручивает хрип
вены,
полным вдохом рву вериг
звенья.
Я смирился с тем, что мы —
бренны.
Жаль, любовь – она еще
бренней.
Что ли свечки по церквям
ставить
под угодников любой
масти?
Что ж ты, Бог, придумал нам
память,
да забыл придумать нам
счастье?
Полдень, полночь – жизнь летит
с ветром,
лоскутами суток год
скроен.
За весной всегда идет
лето,
безнадежное, как рак
крови.

Сохнет горло, и в груди
колко
от недоброго – с небес —
взгляда.
Мне до осени еще долго.
Мне до осени дожить надо.

06.05.2006

Уличный вальс

Кириллу Колошнику

В угоду суетной толпе

и в окружении бродяг

шарманщик песенку сипел

в надежде получить пятак.

Чихал простуженный вальсок,

себе, убогому, не рад –

не в такт, не в лад, наискосок,

как сердце, пропуская такт.

А мимо тек людской поток –

кто по делам, кто просто так, –

вплетая топот многих ног

в узоры нотного листа.

И смех подвыпивших гуляк

далеким отзвуком беды

лисою загнанной петлял,

в бемолях путая следы.

Но полувздохом таял звук

на «раз, и два, и три, и раз»,

туманом утренним в лесу

касаясь равнодушных глаз,

и, никого не удержав,

не став ни счастьем, ни судьбой,

последней ноткою дрожа,

затих, как затихает боль…

Огрубевшие руки любви

Огрубевшие руки любви
обнимают огарок свечи.
Если я не вернусь – позови.
Если я улыбнусь – не молчи.
Ты – родник в раскаленном аду,
ты – спокойствие храмовых стен.
Я – тревожная тень на ходу
в перекрестии вздувшихся вен.
От случайности тягостных встреч
разбегаются нити дорог,
мне себя от себя не сберечь,
мне былое быльем, да не впрок.
Только ночью в упреке ресниц,
в утомленном движении тел,
в обреченности скомканных лиц,
в обожженной луны маяте
я увижу дневную тоску,
заклейменную знаком беды.
И прильну к голубому виску
серой пылью упавшей звезды.

Песенка о случайной любви

С великодушьем палача
на перекрестке трех дорог
нас мимоходом обвенчал
недобрый и нетрезвый бог.
И на потеху голытьбе
надев неброское кольцо,
я клялся в верности тебе,
не глядя в скорбное лицо.
А утром, выйдя за порог
не во хмелю – угрюм и тих,
уже припомнить я не мог
ни губ твоих, ни рук твоих.
Женою брошенной река
песок ласкала берегов.
Тропа бежала, как строка
никем не созданных стихов.
Я шел, бродяга и поэт —
глаза беспечны, плащ лилов…
А из окна смотрела вслед
моя случайная любовь.

Из «Крембо»

На дороге

ты была немного ведьмой чуть седой
с усталым взглядом
шла на шпильках вдоль дороги мимо тусклых
фонарей
я пошел с тобою рядом мне хотелось —
только рядом
мы с тобою просто двое неприрученных зверей
две ободранные кошки две бродячие собаки
два бездомных человека на окраине небес
подгонял нас в спину ветер что-то пел ручей
в овраге
и хотелось отчего-то неизведанных чудес
ты молчала отгоняя от лица дым сигареты
я разглядывал украдкой стрелку сбоку на чулке
и незримо между нами шел неслышно
кто-то третий
и держал тебя как птицу в плотно сжатом кулаке

Раскраска

мелькаю в лицах маской ворованной
то ли прижизненной то ли посмертной
белой но неотмытой вороной
нераспечатанным мятым конвертом
весь в штемпелях затертый до пролежней
не нужен простите ошибся адресом
сам на себя уже непохожий
монета с неразличимым аверсом
от крепкого кофе дичая до зверости
до одурения повседневно
капаю алым по тусклой серости
макая кисти в синие вены

Отречение

пей до одури пой и не думай кто прав
обреки этот мир на немедленный слом
оборви эту жизнь разори этот дом
обнеси этот город забором из трав
затолкай свою память в заброшенный склеп
и в болотном окне утопи свою скорбь
прикрывая тряпицею жалкий свой горб
встань на росстани пьян обнажен и нелеп
и ловя то плевки то монеты на грудь
на ладони то угли то льдинки держа
ощути как прозрачно искрится душа
отливая на солнце кровавым чуть-чуть

Я уеду на юг

Я уеду на юг,
где целуются в небе ночном кипарисы.
Серпантином дорог
размотаю катушки ненужных проблем.
Я уеду на юг
дикарем,
а не тихим приличным туристом,
с парой книг в рюкзаке,
аквалангом
и начатым блоком «LM».
Я уеду на юг,
наплюю на закон сохраненья энергий,
позабуду тебя,
заплутавшую где-то в созвездии Псов.
Я уеду на юг —
недовольный, угрюмый,
по-зимнему нервный —
и запру мерзлый дом
на огромный надежный железный засов.
Я уеду на юг,
в одиночество всеми забытого зверя,
возвращая тебе
все улыбки
навеки обугленным ртом.
Я уеду на юг,
и к весне ты,
быть может,
сумеешь поверить,
что я тоже могу
уходить в никуда,
оставляя
тебя на потом.

15.04.2002