Геннадий Нейман - До дрожи в пальцах…

• Название: До дрожи в пальцах…
• Автор: Геннадий Нейман
• Жанр: Поэзия
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-906454-60-7

Эта книга о любви – великом чувстве, которое может испытать человек. О силе характера, о нравственных ориентирах, о вопросах из области моральной философии, отвечать на которые предстоит читателю вместе с лирическим героем произведений Геннадия Неймана.

Несмотря на то, что стихи и проза различаются по способу создания и по восприятию текста, талант автора одинаково громко звучит в каждой букве книги, подтверждая существование великой силы любви.

Особенность данного издания состоит в концептуальном подходе, то есть под одной обложкой мирно существуют и неделимы, в принципе, любовь, о факте существования которой напоминает своим творчеством лирик Геннадий Нейман, и свобода как необходимое условие для реализации художественной натуры, за которую отвечают стрит-артеры первого свободного поколения.

Книга предназначена для достаточно широкой читательской аудитории, которая готова к восприятию сильных эмоций, а также знакома с чувством любви и сострадания, в курсе о свободе как колоссальной ответственности. Прочитавшему до последней страницы улыбнется тонко и мудро сам автор Геннадий Нейман и с одному ему присущей авторской интонацией произнесет рефрен всех своих литературных произведений: «Да, подтверждаю, Господи, – любил! И, черт возьми, ни капли не жалею!»

---

15.05.2001

Полукровка

Мне не разъять тех свадебных колец,
как в водевиль не переделать драму.
В моей крови живут тевтон-отец
и мать, потомок дальний Авраама.
Мне эта боль с рождения дана
в мучительности материнских схваток —
моя неизгладимая вина,
незримое клеймо промеж лопаток.
Мне выпал жребий горек и суров —
замешаны во мне судьбой жестокой
немецкая расчетливая кровь
с бездумным жаром Ближнего Востока.
Как научиться, не сгибаясь жить,
с невыносимым гнетом приговора?
Не вздрагивать спиной от слова «жид»,
как прадед в гетто от щелчка затвора?
Как избежать безумия ночей?
Ведь память генов побороть непросто —
меня пятнает сажа от печей,
где догорают жертвы Холокоста.
Я волоку тысячелетний хлам
двух разных вер – мне никуда не деться…
Я разрываем кровью пополам,
и кровосток проходит через сердце.

15.05.2001

Играя жизнь

Ты проживаешь жизнь, как бенефис:
весь мир – театр, весь мир – тебе подмостки.
Пусть даже декорации неброски,
играешь все равно, ведь ты артист.
В калейдоскопе смены мизансцен
мелькают дни. От драмы до бурлеска
оттачиваешь мастерство до блеска,
сжимая мир до кубатуры стен.
Плененный пыльным запахом кулис,
покорный раб богини Мельпомены,
ты предан ей – всегда и неизменно,
сплетая быт из скетчей и реприз.
Но там,
внутри,
живет твой вечный страх.
Игра с судьбой – всегда на пораженье.
Твой верный зритель – только отраженье
твое
в трельяжа узких зеркалах.

15.05.2001

Диптих

Наталии Демичевой

Мотив измены. Ночь

Мотив измены. Под скрипичный ключ
созвучия ложатся диссонансом,
играет полночь – время декаданса.
Мед прошлогодний сахарно-тягуч,
как и слова, забытые небрежно
на смятой и несвежей простыне.
Фонарь луны в распахнутом окне —
он равнодушен и к святым, и к грешным.

Касаясь пальцем света – белых стен,
рисует колдовские пентаграммы.
Фантазии дневной и скучной драмы
играет полночь на мотив измен
под хор цикад, неумолчно-трескучий,
вершат ночные бабочки полет,
и рассыпает пригоршни нот
безумный дирижер – великий Случай.

Белесых облаков кордебалет
летит за ветром перелетной стаей.
Какая полночь! От любви шальная!
Мотив измены. Вкус измены. Цвет.

Мотив измены. День

Мотив измены. Вкус измены. Цвет…
Надломленность жестокого романса —
недвижность гипнотического транса
по осознанью тягостных примет,
вдруг ставших неподъемными ключами
к разгадкам ссор, разлук, подарков, лжи.
Так обрастают плотью миражи,
терзавшие бессонными ночами

твой мозг. Ты в вечном поиске улик,
в унынии, ты породнен с тоскою,
покоя ищешь – нет тебе покоя
ни днем, ни ночью, ни на краткий миг.
Двулик твой Янус, что ему до муки,
корежащей гримасой жесткой рот.
Да завтра он и вовсе не придет,
найдя в другом спасение от скуки.

Там, погружаясь в полуночный бред,
из слов и ласк услышит он, быть может,
увидит, ощутит горящей кожей
мотив измены. Вкус измены. Цвет…

28.03.2002

Лицедей

Опять схожу с ума в объятьях немоты,
безмолвный лицедей, измученный и жалкий.
Охапками несут поклонники цветы,
а я сменял талант на жизнь в меняльной лавке.
Я разменял стихи на мелочь ремесла,
тяжелый кошелек – за крылья над плечами.
Еще была любовь. Но тоже не спасла.
Я разменял ее случайными ночами.
Я выменял успех. Я сам себя раздал.
Восторженный партер, сияющие ложи…

Но я бегу зеркал и не смотрю в глаза,
и не смываю грим, врастающий под кожу.

24.10.2001

Возвращение в Город

…смыл дождь в моем дворе
следы моих шагов.
Я здесь отныне гость, не брат.
Помилуй, Боже,
я здесь отныне гость с заморских берегов
с нездешним солнцем опаленной кожей.
Вернуться налегке
в предутренний туман,
в размытость площадей,
соборов
и деревьев,
поняв наверняка: все горе – от ума,
сойти с ума от запаха сирени.
По-прежнему в строю громады тополей,
по-прежнему Нева течет неторопливо.
Сбегает город вниз протоками аллей
к аорте сизой Финского залива.
По Невскому – пешком,
вдыхая про запас
дворов колодцы, шум и —
питерские лица.
Уже не пряча глаз, пройти в последний раз
по садику шальной императрицы.
Рассвет рисует вновь на стеклах витражи,
проснувшись, облака дожди опять пророчат.
Мой город без меня – он дальше будет жить.
А я… что значу я без этой ночи?

25.10.2001

Перепрельское

Жду перемены участи и чувств
(хотелось бы – зарплаты и работы),
расписан от субботы до субботы
мой график круглосуточных дежурств.
Апрель-насмешник, маятный апрель,
галдящий шумной воробьиной стаей
с утра пораньше.
Снег чернеет, тает,
бесстыдно солнцу обнажая прель
листвы. Из чьих-то окон вдруг Мирей
Матье нежданно: «Чао, бамбино, сорри».
И нет ума – одно сплошное горе,
да в окна ночью – мокрая метель.
Бессонница, кофейник, сигареты…
Уехать! К черту! В глушь! В Саратов! В Тверь!
Карету мне!
Полцарства за карету!

06.04.2002

Сказки тем хороши…

Давиду

Сказки тем хороши,
что злодею всегда воздается сторицей.
Только ты не герой старых сказок,
и возрастом тоже не мальчик.
Подивись, дурачок, как бесстрастны
в партере жующие лица,
Развлечения для
заглянувшие в наш расписной балаганчик.
Счастье даром, для всех, —
заблуженье и шаг против здравого смысла,
А свобода и честь – лишь слова,
и для сердца гнилая отрава.
В нашей странной стране даже
мудрый глупеет достаточно быстро,
Если принял игру в дурака,
облеченного властью и правом.
Невозможный чудак, посмотри —
вот пылают поленья в камине.
Что ж ты рвешься туда, сквозь веселый огонь,
обжигаясь и плача?
За кирпичной стеной нет бескрайних лесов
и озер темно-синих,
И в больших городах глупых кукол не ждут]
ни любовь, ни удача.
Твой бессмысленный бунт, как всегда,
обречен. Все осталось, как прежде.
Балаган твою горькую жизнь
за гроши превратит в пантомиму.
Лишь угрюмый Пьеро, сосчитав синяки,
не утратит надежды
На волшебные страны,
где можно прожить без личины и грима.

26.04.2002

Три сказки

Разбойничья звезда

Снилось…
…В яблоневый сад налетели вороны,
Порасселись вдоль плетня, каркают беду.
А от дома, через лес – три тропинки в стороны.
По одной из них иду с Чалым в поводу.
Левая ведет в кабак где-то на околице,
Правая – к монастырю, бить кресту челом.
Только что-то нынче мне не пьется и не молится,
Знать, дорога прямиком мне в казенный дом.
Конь поводья рвет из рук и косится бешено,
А кругом – гнилая топь, ржавая вода,
За болотом – старый дуб с трупами повешенных,
И над дубом день и ночь – алая звезда.
Видно, сокол, отгулял ты по тракту с палицей,
Красных девок отлюбил, отмахал мечом.
Образок дрожит в руке и на землю валится,
И качается петля рядом с палачом…
…Сон растаял без следа. Пел сверчок за печкою,
Сквозь немытое окно – небо все светлей,
Конь топтался у крыльца и звенел уздечкою,
Но дышалось мне с трудом, словно был в петле.
Утром выглянул во двор – помолиться впору бы.
Вспомнил руки палача, алую звезду…
За окном не видно дня – все черно от воронов,
И хрипит от страха конь, оборвав узду.

Грустная сказка

В заповедных местах есть забытая Богом
и чертом сторожка,
за кипучей рекой, под защитой чужих
неприснившихся снов.
Там и ночью, и днем вековая
старуха прядет у окошка,
охраняя любовь от глазливых молодок
и злых колдунов.
Я прошел сто дорог, износил сто сапог,
сотню съел караваев,
я добрался туда – в заколдованный лес
у изрезанных скал.
Отдавай мне её, слышишь, бабка?
Любовь у тебя забираю.
Я ее сберегу – я полмира прошел,
я тропинку полжизни искал.
И явилась любовь. Счастье с радостью рядом —
извечная свита,
улыбнулась светло – как рублем одарила
меня за труды,
обняла, завлекла и ужалила в сердце змеей
ядовитой
и взлетела с крыльца, громко каркая черною
птицей беды.
Умирает листва, и все ниже алеет
осеннее солнце.
Истончилась кудель, тает легким туманом
под ветром, а прялка все также жужжит
и упрямо над полом кружит веретёнце,
бьется серый клубок, словно сердце,
которое я потерял.

Живая вода

За живою водой я пришел в этот край родников,
через горы и долы, себе не давая поблажки.
Шесть глотков.
Шесть живительных чистых целебных глотков.
На груди, ближе к сердцу, упрятал
заветную фляжку.
Путь обратный – он тоже опасен и также далек,
а в лесах промышляет немало лихого народа.
Умирающий витязь просил перед смертью
глоток.
Я не дал. Я берег для любимой волшебную воду.
Попрошаек полно на дорогах – ну просто беда,
Вон, калеки-слепцы умоляют помочь на коленях.
Не для нищих вскипает во фляге живая вода.
Я ее берегу – для любимой с глазами оленя.
Вот и дом, где родился.
Да с криком бросается мать —
мол, отец заболел, на тебя вся, сыночек, надёжа…
Значит, время пришло. Старикам все одно
помирать.
Шесть глотков для любимой – веселой, румяной,
пригожей.
Здравствуй, милая! Вот и закончился долгий
мой путь!
Приняла, поклонилась, с улыбкой сказала
«спасибо»,
отпила, побледнела, схватилась рукою за грудь
и застыла навеки безжизненной каменной
глыбой.

25.04.2002