Михаил Антонов - Право и общество в концепции Георгия Давидовича Гурвича

• Название: Право и общество в концепции Георгия Давидовича Гурвича
• Автор: Михаил Антонов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-7598-0959-3

Книга посвящена творчеству знаменитого русско-французского правоведа XX века, одного из основоположников социологии права как научной дисциплины, Георгия Давидовича Гурвича (1894–1965). Взгляды мыслителя изложены в контексте его интеллектуальной биографии, что позволяет лучше понять перипетии развития мировоззрения ученого. Работа состоит из двух крупных блоков. В первом, аналитическом, освещается жизненный путь Гурвича, рассматриваются основные элементы его учения, анализируются концепции. Второй блок содержит произведения мыслителя, в том числе неизданные, ряд архивных биографических и эпистолярных материалов.

Для студентов и аспирантов, изучающих социологию, юриспруденцию, философию, преподавателей гуманитарных дисциплин, а также для широкого круга читателей, интересующихся историей правовой мысли и желающих углубить свои представления о связи права и общества.

---

7. опережающее само себя время – общественное развитие проходит в условиях быстрой смены различных переменных социальной жизни, где доминируют дисконтинуальность, неожиданность, а будущее проецируется в настоящее. Стремление к реализации в социальной действительности идеалов и ценностей, коллективные импульсы приводят к зачастую неожиданным и непредсказуемым изменениям в общественном устройстве. Распространено в революционно настроенных массах, в глобальных обществах конкурентного капитализма.

8. Время стихийных изменений – прошлое и настоящее растворяют себя в непосредственном созидании будущего, социальное творчество находит свое прямое применение в революционном изменении существующих и конструировании новых социальных реалий. Дисконтинуальность, случайность в социальном развитии достигают своего максимума. Свойственно для состояния всеединства, для глобальных обществ, где доминирует фашизм либо организованный капитализм, обществ централизованного или плюралистического коллективизма (политический идеал Гурвича).

Помимо данного разграничения видов социального времени, мыслитель предлагает разграничивать объективные измерения социального времени, которые производны от его собственного многоуровневого описания социальной действительности. Каждый из выделяемых Гурвичем уровней действительности обладает своим, качественно особенным временным измерением, которое играет свою роль в конструировании социальной действительности. Описание этих временных перспектив мыслитель дает применительно к пяти основным уровням[591].

Первому из уровней социальной действительности – морфологическому, соответствует эколого-морфологическое время. Оно связано в первую очередь с земледелием, охотой и иными способами освоения природных богатств путем их использования и переработки. Для представлений об этом времени характерны континуальность, идеи о цикличности развития, натуралистические концепции общества. Но в этой временной перспективе заложены элементы человеческого творчества, которые постоянно изменяют ее качественные характеристики. Так, использование техники в сельском хозяйстве и иных отраслях вносят в эту временную перспективу элементы других перспектив[592].

Характерное для следующего уровня – уровня социальной организации – социальное время отличается провоположно направленными тенденциями к сохранению социальной структуры и иерархии и их постоянному обновлению. Если первая из этих тенденций и является доминирующей, поскольку фиксирует нормы, правила, стандарты, необходимые для сохранения социального единства, то вторая тенденция (обновления) является ее диалектическим дополнением. Любое социальное бытие немыслимо только как стабильное и структурированное существование: неотъемлемой чертой бытия является динамизм, который может быть в течение долгого времени скрыт под «корой» институтов и норм (то, что мыслитель называл «обманчивым временем»). Но рано или поздно динамизм социальной организации проявляется в непосредственном вмешательстве политических, военных, религиозных деятелей в развитие организации. Тогда континуальность стремительно сменяется дисконтинуальностью, а «обманчивое время» демонстрирует скрытый до той поры динамизм. Удастся ли организации в этих условиях сохранить себя и свою временную перспективу, зависит не столько от успеха в реставрации порядка и старых институтов, сколько от способности этой организации следовать скрытой логике развития ее социального времени[593].

На уровне социальных моделей и символов временные перспективы определяют развитие форм социального поведения, отражаемого (всегда только относительно) в регулярном повторении тех или иных социальных практик. Нормы, модели, символы служат ориентирами для развития этих форм и в зависимости от своей адекватности реальной социальной динамике могут быть в той или иной степени эффективными. С этой точки зрения на данном уровне преимущество имеет регулярное поведение, для которого свойственно линейное время, континуальность и преемственность, предсказуемость социального движения. Такая тенденция, однако, не исключает обратной перспективы – влияния указанных символов и норм на социальную динамику (примером могут служить революции в России и Франции, реформы в Японии начала XX в. и т. п.). В этом, последнем аспекте время благодаря новым символам может оказаться ориентированным как вперед, так и назад и тем самым сбиться с рутинной преемственности на революционную изменчивость. Поэтому на данном уровне можно, как правило, наблюдать взаимодействие и сменяемость тех перспектив, которые Гурвич называл «запаздывающим» и «опережающим себя» временем, и соответственно «ожесточенную борьбу между прошлым и будущим за обладание настоящим»[594].

Время уровня социальных ролей и коллективных ожиданий само по себе характеризуется высокой степенью дисконтинуальности, поскольку ролевые установки находятся в постоянном конфликте. Ролевой конфликт может иметь место даже в индивидуальном поведении, не говоря уже о группах, классах, глобальных обществах, каждое из которых содержит широчайший спектр ролей. Гурвич считает, что, вопреки распространенному воззрению, социальные роли далеко не всегда отличаются четкостью установок, моделей поведения и идеологической платформы – зачастую они образуются спонтанно либо же существуют виртуально, не реализовываясь в социальной действительности до определенного момента. Это тем более свойственно коллективным ожиданиям, которые лишь задают направление действий, оставляя место конфликту норм, ценностей и ролевых установок[595]. Поэтому социальному времени на этом уровне присущи «неожиданные толчки, непредвиденные замедления и ускорения ритма… тенденция к сочетанию с другими более устойчивыми формами времени»[596]. Для данного уровня характерна смена циклического, обманчивого и опережающего себя времени. Прошлое, настоящее и будущее находятся здесь в постоянной конфронтации, и, несмотря на видимую стабильность и доминирование настоящего по отношению к прошлому и будущему, коллективные ожидания могут быть обращены в любом из этих направлений при стремительной смене набора доминирующих норм и ценностей. В то же время эти ожидания могут стать объектом критического переосмысления, социального моделирования со стороны элиты (властвующей, интелектуальной, религиозной), которая иногда способна если не изменить их, то по меньшей мере внести в них элемент неопределенности.

Следующий уровень социальной действительности – уровень символов, коллективных идей и ценностей – благодаря относительной устойчивости представляет собой своеобразную опору для предыдущего уровня. Именно здесь, по мнению мыслителя, сосредоточены основы таких социальных явлений, как язык, знание, культура. Но и этот «фундамент социальной жизни» подвержен стремительным и неожиданным изменениям, поскольку возможны разрывы между знаком и означаемым, символом и символизируемым, идеей и ее предметом. Подобный динамизм смягчается за счет свойственного культуре формализма (здесь Гурвич соглашается с Г. Зиммелем), замедляющего социальные ритмы из-за поиска адекватных форм выражения ценностей, знаков и символов. В данной временной перспективе имеет место «борьба между замедлением и ускорением, которая не сводится ни к чередованию, ни к компромиссу»[597]. Это приводит к своеобразному типу развития, когда «кристаллизованные» в формах идеи, символы, ценности оказываются уже устаревшими с точки зрения социальной динамики и вновь нуждаются в обновлении. Подобная скорость социальной динамики объясняет интуитивную склонность мыслителей формулировать идеи «на будущее», чтобы придать им актуальность. Поэтому так часто в истории случается, что идеи, символы или ценности «опережают» свое время и находят признание только в последующих поколениях. Иное может иметь место при революционных преобразованиях (Возрождение, Реформация, Французская революция), когда социальные процессы пытаются догнать развитие идей и ценностей, но «к сожалению, в истории человечества подобные периоды времени взрывного социального творчества очень коротки по сравнению с другими временными перспективами»[598].

Гурвич не останавливается на данных классификациях и пытается охарактеризовать социальное время, свойственное отдельным формам социабельности. Соглашаясь, что такая классификация может иметь только относительное значение из-за бесконечного разнообразия видов[599], мыслитель считает ее возможной и выделяет шесть временных перспектив, соответствующих трем формам интенсивности социальной интеграции и трем видам социального взаимодействия[600].

Социальная масса как форма интеграции развивается преимущественно в рамках иррегулярного времени, иногда переходя в ракурс обманчивого времени. Первая перспектива характерна для пассивных социальных масс, вторая – для активных. Будущее и прошлое часто проецируется в настоящее, подготавливая почву для утопий и мифов, к которым социальные массы оказываются особенно восприимчивы. Однако «овладение» своими временными перспективами, т. е. их понимание и концептуальное оформление, для этой формы социального единства оказывается невозможным, за исключением тех случаев, когда массы втянуты в революционные преобразования, проводимые ведущими социальными классами и группами (например, новые представления о времени, возникшие в ходе Французской революции).