Петр Краснов - Атаман Платов (сборник)

• Название: Атаман Платов (сборник)
• Автор: Петр Краснов
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9533-2547-9

Два исторических романа, включенные в данную книгу, связаны незримой нитью времен.

Атаман Платов, в молодости возглавивший легендарный поход в Индию, прерванный из-за смерти императора Павла I, вошел в историю как герой Отечественной войны 1812 года. Имя атамана, храбрость, воинское умение и везение приводили в ужас противников.

Герой романа Василия Николаевича Биркина – ветеран Русско-японской войны – не ищет спокойной жизни, а записывается добровольцем во 2-й кавказский саперный полк и едет служить в бурлящий страстями Тифлис, где набирает ход кровавый маховик революции.

---

В Агдаме уже кипела работа. Денщики, повара, казаки жарили, варили, рубили. Как только мы подъехали к крыльцу, так со всех сторон и кинулись к нам наши Лепорелло.

– Гостей понаехало видимо-невидимо, уже господа волнуются, что вас нет. Обед сготовили, а вина и лимонаду для дамов нет.

– А много дамов?

– Так что больше с полдюжины будет дамов, – доложил мне мой Матушкин. Он, как денщик заведующего собранием, автоматически делался метрдотелем и командовал прочей братией.

– А что наготовили? – спросили мы.

– Так што на первое закуски. Селедков десять штук сделали… Как вы учили. Очень даже хорошо вышло. С картофелем, с бураками и луком. Зайцев пожарили и бураковый соус к ним сделали. Фазанов тоже. Все готово. Теперь только приготовить те закуски, что вы привезли…

Действительно. Верные Лепорелло не подвели. Все было сделано. Столы накрыты. Даже великолепный борщ из баранины, заправленный чесноком и салом, был готов, – если господа пожелают.

Глава XVI. Казачья песня

Едва мы успели помыться с дороги и переодеться, как уже начали собираться гости. Шах-Будагов с женой, Селунский с женой француженкой, еще какие-то дамы, совершенно мне незнакомые. Одна полная в красном, другая худая в желтом… Приехали и казачки с соседнего поста. Разбитные, стройные, веселые. Появились и телеграфисты со своими барышнями из Хан-Кенды. Барышни как барышни, и во много раз ловчее и интереснее своих кавалеров.

После взаимных представлений сели за стол. Начали с закусок. Дамы и барышни тоже пригубили водочки. Стало сразу веселее.

– Господа! – спросил я, – прикажите подавать суп с пирожками или борщ с салом и чесноком?

– Борщ, борщ! – раздался всеобщий голос, и денщики тотчас внесли большую миску, из которой несся кверху ароматный пар. Знаменитый борщ. Сам повар есаула варил его, и варил действительно мастерски. Такого борща нельзя было получить ни в одной гостинице мира. Ни даже в Москве. Горячий, вкусный, заправленный салом, разной зеленью, с перцем, он производил странное впечатление. Первая ложка обжигала рот, от второй першило в горле, от третьей слезы выступали на глазах. Борщ одновременно жег губы и рот, а своим кисленьким вкусом умерял резкость закусок и выпитой водки. Комнаты наполнились ароматом капусты, зелени и чесноку.

– Знаменитый борщ! – заговорили сначала казаки и казачки, потом телеграфисты и их барышни и наконец все наши. – Под такой борщ надо выпить.

– Господин полковник! Разрешите?..

– С удовольствием, – согласился Исаевич.

– Господа…

И дело пошло на лад. К концу борща публика уже стала совсем веселой и непринужденной.

– Разрешите песенников? – обратились казаки к командиру и не успел он и рта открыть, как есаул сделал знак хорунжему. Тот вскочил и исчез за дверью.

Быстро делается дело у казаков; еще денщики и тарелок не убрали от борща, как уже входил хор казаков. Человек двадцать пять – тридцать. Все в новых черкесках, в чистеньких бешметах, приличные, подтянутые, выправленные. Второочередной вахмистр с нагайкой в руках, – теперь она служила ему вместо дирижерской палочки, – молча, одним жестом управлял хором. Наша публика, не привыкшая к казачьим обычаям, с удивлением смотрела на все. Казаки вместе с офицерами… Это казалось немного непривычным, даже странным. Музыканты или трубачи иное дело, а это…

– Смирно! – скомандовал дирижер. Исаевич встал и поздоровался.

– Садись, хлопцы, там в углу, – скомандовал есаул. В один миг казаки уселись. Видно было, что они не впервой входят в офицерское собрание. Дирижер сел против песенников, тоже прямо на пол, – по-кавказски. Грянула песня.

Кто не слыхал песни кубанских казаков, тот не слыхал ничего. Малороссийский язык, неудобный и смешной в разговоре, необыкновенно мягок и приятен в песнях. Казаки поют не в унисон, а по голосам. Поют хорошо, уверенно, стройно. Умеют и свои голоса показать. То тенор, то баритон, то бас выступают в роли запевалы. А хор все время дружно, так согласно и мелодично подпевает ему.

Когда спели «Ганзю», то не только мы, но и дамы стали аплодировать.

– У нас обычай – давать есть и пить песенникам. Спросите у командира разрешения дать хлопцам пива, – подозвал меня есаул.

– А что же я дам им есть? – задал я вопрос. – Мы ничего для них не купили.

– Я сам позаботился об этом, – сказал с улыбкой Илья Прокофьич. – Есть колбаса и пиво.

Командир вытаращил на меня изумленно свои близорукие глаза, когда я доложил ему просьбу есаула.

– Ну, что же… Если это обычай, – пусть дадут, – сказал он.

Я кивнул есаулу и тотчас же, видимо, заранее приготовленные казаки внесли хурджины с пивом и закуской. Песенники по мановению волшебной нагайки вскочили, как один, и грянули здравицу командиру. Мы только с удивлением смотрели на их непринужденность и выучку. Все делалось по форме, по раз установленному обычаю и так достойно.

– Встретит радостным приветом нас полковник Малама… – гремел хор. – Встретит полковник радостно, – радостно приветствуют его и казаки…

Видно, что офицеры и казаки живут теснее друг с другом, чем мы со своими солдатами. У них видна не только отличная выучка, – видна многовековая традиция, милая и прочная. Да разве мы позволили бы так пить своим музыкантам? Эти и пьют умеючи, – им не в диковинку. Замечательное впечатление произвел на нас этот хор песенников. Молчанов пришел в восторг.

Саперы с удивлением поглядывали на казаков, и на офицеров, и на песенников; а те, как ни в чем не бывало, от души веселились, не стесняясь ни нами, ни друг другом. Песенники не только не тяготились своим делом, но, видимо, и сами наслаждались весельем, пением и выпивкой. Иной раз между ними возникали споры, что спеть. Когда дело дошло до «Наурской», то два казака очень ловко протанцевали лезгинку.

Все их движения были отчетливы и, видимо, вошли в их плоть и кровь. Даже повадки, как они выходили и становились в позицию для «Наурской», – были одинаковы у всех, и у офицеров, и у казаков. А что еще замечательно, – они пили, как воду, крепкое кахетинское вино и не пьянели.

У нас же, как водится, вино уже заиграло в головах к концу обеда, и некоторые пытались завести споры. А спор на политические темы, да еще за обедом, да еще под влиянием винных паров, – дело плохое. Могло окончиться ссорой, даже несмотря на присутствие дам. Казаки знали и это, а потому чрезвычайно ловко уклонились от всяких рискованных разговоров. Не давали и нашим спорщикам много говорить.

Кончили обедать, выпили кофе и тотчас же пустились танцевать под звуки гармоники и балалаек. Танцевали все. Даже и вовсе неумеющие прыгали, как могли, в мазурке. Кавалеров было так мало, что я оказался одним из лучших танцоров.

Казаки устроили общую мазурку, привлекли к танцам всех, даже Киселева, и вышло под конец очень весело. Разошлись часов около семи вечера, чтобы передохнуть и оправиться. А уже около десяти часов все общество собралось опять в столовой на ужин.

Как только сели за стол, есаул заявил, что по кавказскому обычаю необходим начальник стола, и он предложил приступить к выборам «тамады». Выбор пал, естественно, на него самого. Есаул сейчас же занял председательское место, командир рядом с ним, а остальные расселись, как хотели. Не помню уже, кто именно, кажется разбитной Ананьин, схватил бутылку с вином и налил соседу. Тотчас же тамада поднял свой голос и назначил ему штраф.

– Вы налили мужчине в присутствии дам и без разрешения тамады, и потому накладываю на вас штраф. Господа! Налейте ему стакан.

Я с любопытством следил, что будет дальше. Тамада оглядел всех и затянул:

Чарочка моя, серебряная,
На золотом блюде поставленная…

У тамады уже оказались помощники. Они поставили стакан с вином на тарелку и подошли к провинившемуся.

– Кому чару пить… кому здраву быть?.. – грянул хор. И чудное дело, – они уже знали имя и отчество наказуемого: «Пить чару, быть здраву свет Кузьме Ивановичу!» – гудели басы…

– На здоровье… на здоровье… на здоровьице его… – подхватили и казаки, и мы все, и дамы. Все весело смотрели на провинившегося. Он схватил стакан и стал пить.

– Глю-глю-глю-глю… – выводили все присутствовавшие, усиливая темп и повышая голос, когда чарочка подходила к концу. Виновник кончил пить, поднял стакан и перевернул вверх донышком, давая знать, что выпито все до капли.

Глю-глю… перешло в веселое громовое ура. Все поняли, что нужно вести себя осторожно.

Немедленно тамада встал и начал речь, вступительную, так сказать. Он сделал пышное предисловие, начав с того, что вот мы, военные, принуждены встречать великий праздник в этой грязной татарской гостинице, далеко от своих, далеко от культурной жизни. Мрачна комната, мрачно освещение…

– Но! – и он сделал выдержку… – Но я не вижу ни мрачных стен этой гостиницы, не помню уже мук тоски охраны. Передо мною сидят прелестные дамы. Блеск их глаз ослепляет наше общество, мы видим прекрасных дам, и все кажется нам нарядным и красивым… Мы сидим во дворце, рядом с нашими богинями, и мы благодарим их за то, что они удостоили нас чести спуститься из заоблачных высот рая в наш жалкий Агдам, за то, что они излили в наши души целительный бальзам для новых сил. И мы пьем бокал нектара за их здоровье, за процветание их красоты, молодости, за их чудные женские чары, которыми они умеют из упавшего духом отшельника сделать вновь молодого, сильного воина, преклоняющегося перед своими царицами жизни, перед дамами…