Георгий Михайловский - Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920 гг. Книга 1.

• Название: Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920 гг. Книга 1.
• Автор: Георгий Михайловский
• Издательство: Издательство «Международные отношения»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1993
• ISBN: 5-7133-0494-9; 5-7133-0493-0

Это первая публикация недавно обнаруженных в Архиве внешней политики России «Записок» Г.Н. Михайловского, сына известного русского писателя Н. Гарина-Михайловского. Автор прослужил в МИД России с 1914 по 1920 г. Его воспоминания — своего рода исповедь российского интеллигента, достоверное и честное свидетельство очевидца и участника событий, который имел возможность не только наблюдать за формированием внешней и внутренней политики Николая II, Временного правительства, а затем Деникина и Врангеля, но и сотрудничать со многими главными действующими лицами российской трагедии. Книга 1 охватывает период с августа 1914 г. по октябрь 1917 г. Для широкого круга читателей.  

---

Повторяю, это самый банальный случай. Система службы в центральных установлениях ведомства не только не подготавливала людей к настоящей дипломатической работе государственного значения, а, наоборот, развивала в них труднопреодолимые потом робость и запуганность. Надо сказать, что даже на самых высших ступенях дипломатической службы людей самостоятельного склада не было. Неудивительно, что во времена Милюкова, несмотря на его всем явную в ведомстве неправильную линию в константинопольском вопросе, не нашлось ни одного человека, который осмелился бы изложить своё мнение в такой решительной форме, чтобы на Милюкова это могло произвести должное впечатление. Те «сомнения» и «предупреждения», которые высказывались, не носили следов убеждённости и были рассчитаны на людей той же складки, как и они сами. Для такого упрямца, как Милюков, требовались более самостоятельные характеры.

В качестве общего правила скажу, что это обстоятельство было настолько общеизвестно, что не только иностранцы, когда им нужно было чего-нибудь добиться вопреки нашему ведомству, обращались всегда успешно к императорской власти непосредственно, то есть к Николаю II или его супруге, но и сам Николай II в критические минуты (во время Портсмутского мира — назначение Витте главой русской делегации, назначение Н.Н. Покровского в 1916 г. министром иностранных дел, чтобы он позднее возглавил мирную делегацию) для важных дипломатических переговоров предпочитал пользоваться посторонними ведомству лицами. Этим же объясняется, почему столь послушное Милюкову наше министерство при Терещенко умело уживаться если не с новой политикой, что было бы слишком смело сказано про заместителя Милюкова, то во всяком случае с новыми приёмами. Правда, как я укажу ниже, Терещенко оказался сам очень податлив. Ни при Милюкове, ни при Терещенко министерство не выходило за пределы субординации и должной служебной дисциплины.

Дело Общества 1886 г.

Из круга дел, которые требовали столько внимания со стороны царского правительства и которые действительно были так характерны для военного периода, а именно дела о положении неприятельских подданных, немецком землевладении, привилегированных категориях неприятельских подданных — всё то, что связывалось с войной и что можно было бы назвать «германским вопросом в России», многие очень и очень померкли в связи с Февральской революцией. В эпоху Милюкова многие учреждения просто исчезли как слишком причастные к царскому строю. Так, например, Высочайший комитет по борьбе с немецким засильем, возглавлявшийся членом Государственного совета Стишинским, был немедленно после февральского переворота закрыт. Было также закрыто действовавшее почти три года Особое совещание при министерстве юстиции по немецкому землевладению, председателем коего был товарищ министра при Щегловитове Ильяшенко. Эти учреждения стояли по своей идеологии и характеру главных действующих лиц так близко к монархии, что, независимо от полезности или вредоносности того дела, которое было им поручено, они психологически не могли уцелеть после революции.

Но война продолжалась, и новое правительство должно было занять какую-нибудь позицию по немецкому вопросу. Надо было либо продолжать старую политику более или менее крутого искоренения германского влияния в России, либо открывать либеральную эру примирения и забвения того, что было так недавно, в годы войны. Помимо этого, была издана масса законов о неприятельских подданных, о немецком землевладении, о торгово-промышленных предприятиях с участием неприятельских, главным образом австро-германских, капиталов, законов, вызвавших к жизни целую сеть учреждений, рассеянных по всей России и обслуживаемых многочисленным административным персоналом. Всё это уничтожить росчерком пера было невозможно; кроме того, требовалось с падением монархии обосновать и идеологическую позицию. Поскольку все эти дела были сосредоточены в нашей Юрисконсультской части, то сразу после переворота я при первых же докладах новому товарищу министра — Нольде спрашивал, что же делать со всей той сложной машиной, которая была пущена в ход — искренне или неискренне, разумно или хаотично, систематично или беспорядочно — против германских немцев или тех русских немцев, которые, имели связи с германскими немцами и считались с прежней, царской точки зрения «опасными».

Надо принять во внимание, что на Парижской экономической конференции, о которой я писал в моих предшествующих записках, мы обязались перед союзниками не только продолжать то, что Нольде раньше презрительно называл «немцеедством», но и ввести известную планомерность и согласовать наше поведение в этом вопросе с поведением союзников. Февральская революция не могла просто отмахнуться от политики царского правительства, во-первых, потому, что война продолжалась и неприятельские подданные по-прежнему оставались врагами, а во-вторых, потому, что Россия была связана известными обязательствами перед своими союзниками и не могла от них односторонне освободиться. Была и другая, чисто дипломатическая сторона, которая заключалась в том, что как-никак Февральская революция сама по себе была настолько крупным событием в мировой политике, что каждый шаг её вызывал обостренное внимание всего мира, в особенности же союзников и неприятелей. Поэтому понятно, что по такому вопросу, как германский, каждый неосторожный шаг Временного правительства был способен вызвать недоверие и подозрительность у союзников или неуместное ликование во вражеском стане. «Либеральность» в этом вопросе могла стать для Февральской революции роковой.

Всё это я изложил Нольде, испрашивая его инструкций и указывая на то, что комитет Стишинского и совещание Ильяшенко, упомянутые выше, были упразднены без всякого определения тех органов, которые будут ведать делами, решавшимися раньше в этих учреждениях. В ответ Нольде рассмеялся и сказал, что у Временного правительства и так «голова кругом идёт», что на этот счёт просто ещё никакого определённого мнения нет и что самое лучшее — всё, о чём я ему говорил, изложить в записке на имя Милюкова, а тот поставит этот вопрос во Временном правительстве.

Однако не успел я исполнить предложение Нольде, как вопрос об этом был поднят с германской стороны. Выше я упоминал о перлюстрированной нашим «чёрным кабинетом» секретной шифрованной телеграммы Одье, швейцарского посланника в Петрограде, по поводу Общества электрического освещения 1886 г., в которой он советовал, пользуясь «слабостью» Временного правительства, поднять газетную кампанию за пересмотр дела этого Общества. В телеграмме Одье помимо циничной оценки положения в России содержались цифровые данные об участии германского капитала в этом Обществе, связанном с германской Всеобщей компанией электричества, а также перечислялись те банки в Швейцарии, которые являлись фиктивными держателями германских акций Общества 1886 г. Всё это было крайне ценно и чрезвычайно помогло нам разобраться в этом деле. Перехваченные данные без указания, конечно, их источника были немедленно сообщены нашим ведомством заинтересованным министерствам, и когда началась газетная кампания в Швейцарии, то Временное правительство она не застала врасплох.

Однако наиболее любопытным было то, что германская партия не только воспрянула духом в России со времени Февральской революции, несмотря на её определённое отношение к войне, но и коренным образом приспособилась в тактическом отношении. Методы революции были крайне умело использованы германскими акционерами Общества 1886 г., потребовавшими снятия военного секвестра со всех отделений Общества. Из них главное было в Москве, и, не будь Временное правительство осведомлено об интригах Одье, быть может, результат и был бы благоприятен для немцев.

Начавшееся дело Общества 1886 г. побудило меня в самый короткий срок составить обширную записку Милюкову для Временного правительства, в которой, изложив состояние вопроса, я приводил доводы, которые вынуждают Временное правительство, при всех модификациях, вызываемых переменой государственного строя, тем не менее в основных линиях продолжать противогерманскую политику как в отношении неприятельских подданных, так и по германскому вопросу внутри России. В этой записке я указывал, между прочим, на то, что Временное правительство своими решениями по польскому и чешскому вопросам определённо вступило на путь славянофильской политики и что такого рода решительное выступление в этом смысле требует координации действий и в вопросе о «германском влиянии». Относительно упразднения комитета Стишинского и Особого совещания Ильяшенко я писал, что нельзя просто распределить их функции между заинтересованными ведомствами, а нужно как-то объединить, по примеру предшествующей законодательной работы в этом направлении, политику различных министерств, дабы не получилась обычная ведомственная чересполосица. Я намекал здесь на то разноречие, которое было при царском режиме, главным образом между министерствами земледелия и внутренних дел, по вопросу о «немецком засилье». Другими словами, я в моей записке настаивал на создании междуведомственных органов.