Франко Дзеффирелли - Автобиография

• Название: Автобиография
• Автор: Франко Дзеффирелли
• Издательство: Открытый Фестиваль искусств «Черешневый Лес»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9901015-1-7

Это первое издание на русском языке автобиографии знаменитого режиссера Франко Дзеффирелли. В этой книге Маэстро выносит на сцену всю свою жизнь, с опытностью того, кто знает, как дать публике ощущение близости к событиям и погружения в нужную атмосферу. И он решил рассказать о себе с откровенностью редкой для тех, кто, подобно ему, смог стать легендой.

---

К сожалению, когда фильм вышел в Калифорнии, рецензия в «Лос-Анджелес Таймс» на него была заказана не кино-, а музыкальному критику, который оценивал «Отелло» как фильм-оперу, а не как киноверсию. То есть случилось именно то, о чем с чувством сказал Пласидо в одном из интервью: «Ради Бога, не говорите друзьям, что это опера! Это настоящее кино. С очень хорошей музыкой».

И хотя с коммерческой точки зрения «Отелло» оказался не самым успешным фильмом, «гамма-глобулины» очень хотели снова со мной работать. «Мы будем счастливы снимать с тобой фильмы до конца наших дней», — сказали они мне и предложили контракт еще на три фильма, в том числе на «Много шума из ничего» с Барброй Стрейзанд. К сожалению, как и многие другие, этот проект тоже покоится на «кладбище усопших ангелов», как я его называю. В конце концов замечательная сила «гамма-глобулинов» была поглощена Голливудом. Попытка проникнуть в джунгли голливудской промышленности закончилась неудачей — их попросту раздавили. Я всегда вспоминаю этих людей с большой благодарностью.

Снимая «Отелло», я практически достиг пределов приспособления оперы к кинематографу. Искать сюжет для следующего фильма стоило в других местах. Я прошелся по Шекспиру, сделал современную версию «Ромео и Джульетты» и решил, что наступило время сделать что-нибудь оригинальное.

Во время поездки в Бразилию я вспомнил, что Артуро Тосканини дебютировал как дирижер в девятнадцать лет в Рио-де-Жанейро, при обстоятельствах, которые произвели на меня сильное впечатление. Тосканини был виолончелистом в оркестре, который сопровождал итальянскую оперную труппу в турне по Южной Америке. В Рио-де-Жанейро, в Императорском театре, перед началом спектакля — давали «Аиду» — публика освистала одного за другим двух дирижеров. Могло сорваться все турне. И тут кто-то из оркестра вспомнил, что есть молодой виолончелист Тосканини, который помнит наизусть все оперы. Его буквально вытолкнули за пульт, и публика, увидев такого юнца, с любопытством притихла. Властным движением руки закрыв партитуру, Тосканини начал дирижировать по памяти, и это был настоящий триумф. Так началась одна из самых блестящих карьер в истории музыки.

Это показалось мне неплохим сюжетом, и я убедил Элизабет Тейлор сыграть роль примадонны. Но фильм родился под несчастливой звездой. Брат бразильского президента, третьесортный писатель, что-то написавший о дебюте Тосканини в Рио, заявил, что в основе картины лежит его замысел. Подобное заявление было совершенно беспочвенным, потому что сама по себе история основана на реальных фактах, подробно рассказанных во всех биографиях великого дирижера. В суд он обратиться не мог, но стал чинить нам столько препятствий, что снимать в Бразилии оказалось невозможным. К тому же сценарий имел серьезные недостатки, которых не могли скрыть ни операторская работа, ни красота интерьеров. Но критики не осудили «Молодого Тосканини» — по той простой причине, что он так и не вышел в прокат.

Несмотря на мое упорное сопротивление, продюсеры во что бы то ни стало захотели показать фильм на фестивале в Венеции. Я прекрасно знал его слабые стороны, знал снобизм и левацкие настроения итальянской кинокритики, которая не могла простить мне успеха в Голливуде и популярности «Иисуса из Назарета», и понимал, что такой возможности отыграться они не упустят. Мало того, незадолго до открытия фестиваля я оказался поневоле втянутым в скандальную историю, которая прогремела на весь мир.

Тогда только что вышел очень спорный фильм Мартина Скорсезе «Последнее искушение Христа». Меня все время просили дать по этому поводу интервью, но я отказывался. Фильм мне не понравился, я нашел его слабым, однако не в моих привычках публично нападать на коллег, да и обижать Скорсезе не хотелось. Кое-кто написал, что на вопрос, почему еврейские продюсеры снимают столько фильмов об Иисусе, я якобы ответил: «Они его убили, а теперь их мучает совесть».

Разумеется, мне и в голову не могло прийти делать подобное заявление. Я сразу же дал опровержение, но отыграть назад уже было нельзя. Мое положение оказалось более чем странным: только подумать, я всю жизнь был другом евреев и всегда защищал их, в частности, от коммунистов, с которыми они теперь объединились против меня. Среди моих лучших друзей и помощников в работе было много евреев, от Лью Грейда до Голана и Глобуса, от Ленни Бернстайна до Джимми Левина, и масса других. За год до этого события я был в Иерусалиме и представлял «Отелло» в присутствии президента страны, получил почетного доктора в университетах Иерусалима и Тель-Авива.

К тому времени, как я приехал в Венецию, ситуация уже вышла из-под контроля. На показе «Молодого Тосканини» для критики зрителям даже были розданы свистки, и когда на экране появилось мое имя, раздался шквальный свист и оскорбительные выкрики.

Свист и свисток — древнейшее средство для выражения прямого протеста. Настоящее смертоносное оружие против театрального мира и спорта, которым громогласно караются халатность и ошибки звезд, и чем они знаменитей, тем больше им стоит бояться быть освистанными.

Мальчишкой я был влюблен в оперу, часто ходил во Флоренции в театр, разумеется, на галерку. Свистков, единичных или ураганных, мне довелось услышать множество, и я всегда очень веселился. Помню «Трубадура», где пел знаменитый Джакомо Лаури Вольпи, великолепный, но очень неровный певец. В тот вечер было понятно, что спектакль не задался. Зрители с нетерпением ожидали знаменитой арии Манрико в третьем акте. К несчастью, его верхнее до было скорее похоже на крик раненого зверя или скрежет железа, и вся публика, от партера до галерки, прямо взорвалась свистом. Занавес уже пошел вниз, но Лаури Вольпи, недолго думая, выскочил на авансцену и закричал, чтобы занавес подняли обратно. Потом обратился к дирижеру и попросил (скорее, потребовал) еще раз сыграть арию:

— Давайте-ка, маэстро, еще разок, я не собираюсь войти в историю как тенор, пустивший петуха в «Трубадуре».

После чего он великолепно спел, с таким верхним до, которого я больше никогда не слышал. Вопли и свист как по волшебству сменились громом аплодисментов. Лаури Вольпи кланялся, счастливый, что в последний момент спас репутацию, потом сорвал парик и исчез за кулисами.

Почему мне так приятно вспоминать этот эпизод? Потому что свист, который едва не обрушил крышу театра, был спонтанным, зрители любили этого певца и не носили в кармане свисток. Когда его специально приносят, он становится орудием для выполнения заранее продуманного плана, а не средством непосредственного и страстного протеста. Это то, чем пользуются трусы и подлецы, и причиной свиста никогда не бывает выступление жертвы само по себе. А еще всегда есть кто-то, кто направляет таких носителей свистков, и вовсе не с благими намерениями.

В тот вечер в Венеции я вернулся в гостиницу в большом огорчении, налил себе виски, и тут зазвонил телефон. Было три часа ночи. Это звонил Берлускони, с которым мы уже давно были друзьями, и сказал, что расстроен и возмущен тем, что случилось. О свистках он тоже знал. «Вот мерзавцы, мне просто стыдно, что я итальянец, — сказал Сильвио. — Мы должны держаться все вместе, тогда они поймут, что мир сильно изменился».

Этот жест дружбы и солидарности удивил и тронул меня. Мы часто общались с 1983 года, когда вместе работали над «Марией Стюарт», поддерживали дружеские отношения, и Берлускони показал себя как человек, с которым легко идти одной дорогой. В 1984 году зашла речь о двух крупных совместных проектах в рамках его попытки долгосрочного сотрудничества с французским телевидением. Мы объявили о них на большой пресс-конференции, которую Сильвио устроил в зале Микеланджело в Лувре. Первый проект — телевизионная шестичасовая эпопея о Французской революции по случаю ее двухсотлетнего юбилея в 1989 году. Второй — «Флорентийцы» — я задумал уже много лет назад, и он был мне особенно дорог. Увы, союз итальянского и французского каналов так и не состоялся, и ни один проект не был осуществлен.

Но Сильвио — человек, который умеет ценить дружбу. Он верен друзьям и помнит о них. Я часто вспоминал этот ночной звонок в Венецию, так меня поддержавший.

XXI. Три суперзвезды

Данте Алигьери был изгнан из Флоренции в результате политических интриг и никогда больше не возвращался в родной город. Скитаясь по Италии, он размышлял над прожитой жизнью и ошибками и пытался понять, чего ждать от будущего. Его «Божественная комедия» — удивительное воображаемое путешествие, которое останется вершиной поэзии всех времен и народов. Путешествие сквозь Ад, Чистилище и Рай — это аллегория жизненного пути человека, смятения и метаний его души.

Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.[102]

Хотя я вовсе не собираюсь сравнивать себя с Данте, я тоже, как и он, в середине жизненного пути оказался в положении, когда пришлось сделать остановку и всерьез задуматься. Позади остались суматошные, перегруженные работой годы, открытия, завоевания, которым всегда сопутствовало нетерпение и беспокойство удачливого азартного игрока. С «Отелло», правда, не так повезло, потому что он не стал по-настоящему популярным фильмом, а остался фильмом-оперой. Не говоря уж о «Молодом Тосканини», с которым все пошло шиворот-навыворот. Короче говоря, я действительно очутился в «сумрачном лесу», а «правый путь» кино потерял. Шекспир, Евангелия и классическая опера — вот три кита, на которых держалось «мое кино». А теперь я оказался в вакууме, на ничейной земле, и не понимал, в каком направлении двигаться.