Петр Третьяков - У истоков древнерусской народности

• Название: У истоков древнерусской народности
• Автор: Петр Третьяков
• Издательство: Наука
• Жанр: История
• Год: 1970

Эта книга посвящена одному из важнейших вопросов древней и раннесредневековой истории нашей страны — процессу образования древнерусской народности — общего предка трех восточнославянских национальностей — русской, украинской и белорусской.

Далеко не все вопросы, относящиеся к истории образования древнерусских раннесредневековых группировок и древнерусской народности, получили законченный ответ. Исследования этой темы продолжаются. В настоящей книге будет сделана попытка осветить три вопроса, относящиеся к ней: расселение славянских племен в области Поднепровья и его периферии, когда славяне встретились с балтами; древнейшая Русь — основное ядро древнерусских народности и государства; роль финно-угорских племен севера Восточной Европы и восточной части Волго-Окского междуречья в формировании древнерусской народности.

---

Другой Мерский стан находился на правом берегу Волги, непосредственно около Костромы, за р. Костромой. Согласно ревизской сказке церковных принтов 1764 г., отысканной В. А. Самаряновым, его северо-восточная граница проходила по р. Костроме от с. Миссково до устья, южная — по Волге, от устья р. Костромы вверх на 20–25 км, третья, западная граница, замыкающая треугольную по форме площадь Мерского стана, проходила за с. Саметью, у оз. Великое Самецкое.[138]

Местность эта, изобилующая озерами и протоками, называемая нередко Костромской низменностью, является весьма своеобразной, соответствующей хозяйству и быту мери не в меньшей степени, чем долина Оки потребностям хозяйства мордвы, мещеры и муромы. Почти вся территория Мерского стана у Костромы заливалась в половодье водами Волги и Костромы, так что поселения, расположенные на песчаных всхолмлениях, оказывались на изолированных островах. Дер. Вежи, известная благодаря некрасовскому деду Мазаю, была расположена в пределах этой низменности, в северной части Мерского стана. Вплоть до недавнего времени население низменности занималось главным образом скотоводством, чему способствовало обилие богатых заливных лугов. Большую роль в хозяйстве играла рыбная ловля. Хлеб сеяли в небольшом количестве — для него не было подходящей земли. В настоящее время значительная часть Костромской низменности затоплена волжскими водами, поднятыми плотиной Горьковской гидроэлектростанции.

Судя по старым документам и данным последнего времени, территория костромского Мерского стана изобиловала нерусской топонимикой и гидронимией. Крупнейшими селами являются здесь Шунга и Саметь, рядом с ними находится дер. Тепра. Имеется оз. Мерское, pp. Воржа, Касть, Соть и др.

Следует также указать, что помещичьего землевладения в этой местности очень долго не было. Территория Мерского стана и его население в XVI–XVII вв. принадлежали по частям костромским Ипатьевскому и Богоявленскому монастырям и Чудову монастырю в Москве.

Еще один Мерский стан, неоднократно упоминаемый в документах XV–XVI вв., находился на левобережье Верхней Волги около Кашина. Иногда он именовался Мерецким.[139]

В документах имеются сведения и о других местностях, где, возможно, меря сохраняла свою самобытность. Так, в XVI в. в Звенигородском уезде, т. е. западнее Москвы, в Андреевском (Тросненском) стане были селения Меря Молодая и Меря Старая. «Очевидно, — писал по поводу их М. К. Любавский, — это был когда-то целый инородческий островок среди русского населения». «Островок» этот, как и селения Мерского стана у Костромы, находился в монастырском владении. М. К. Любавский считал это не случайным; он видел здесь определенную тенденцию, связанную с политикой «христианизации инородческого и полуинородческого населения».[140]

В. А. Самарянов предполагал, что один из станов с мерянским населением находился некогда в пределах Унженского уезда Галичской провинции. В документах середины XVIII в. одна из церквей этого уезда называлась «Георгиевская, что в Мерском». Город Галич в отличие от южного Галича в XIII в. и позднее именовался, как известно, Галичем Мерским. Около Кинешмы, на правом берегу Волги по р. Мере (Мера), была Мериновская волость с центром в с. Мериново.[141] Но связаны ли эти наименования с этнонимом «меря» — сказать трудно.

О веси на Шексне, Мологе и в Южном Прионежье говорят встречающиеся в старых документах названия населенных пунктов, таких как Череповесь, Луковесь, Арбужевесь, Севесь Старая, Весь Ёгонская. В вышедшей недавно книге В. В. Пименов на основании данных топонимики утверждает, что племенам веси принадлежали некогда местности не только по берегам Белого озера, Шексны и Мологи, но и лежащие западнее — в Восточном Приильменье и Южном Приладожье. В последних и сейчас проживают предполагаемые потомки древней веси — народность вепсы.[142]

Интересно, что в старых документах и церковной литературе, в топонимике и гидронимии не отразилось имя муромы. Кроме наименования города Мурома в юго-восточной части Волго-Окского междуречья, на территории летописной Муромы, можно указать лишь с. Муромское. Но и оно происходит, по-видимому, не от этнонима «мурома», а от фамилии дворян Муромцевых. В житиях муромских святых и в «Повести о водворении христианства в Муроме» (XVI в.) сказано об идоле, которому поклонялись жители города до конца XI в., о том, что из Волжской Болгарии делались попытки обратить их в магометанство, но нигде не сказано, что здесь жила именно мурома.[143] И не случайно некоторые историки полагали, что летописная мурома была не особой финно-угорской группой, подобной мордве или мере, а одним из мордовских племен, чему отнюдь не противоречат археологические данные.[144]

И напротив, о мещере, совсем неизвестной по «Начальной летописи», сохранилось много разнообразных сведений. В XIV–XV вв. волость Мещерка была известна в поречье Оки около Коломны. Другая Мещерская волость была в составе Нижегородского княжества. В юго-восточной части междуречья находились с. Мещерка, дер Мещера, оз. Мещерское. А наименование Мещеры для местности или области, постоянно встречающееся в старых документах, сохранилось и доныне. Очевидно, мещера также являлась одним из племен мордовской группы. Она жила в глухих лесах еще долгое время после исчезновения муромы. По словам М. К. Любавского, «преобладающая масса мещерского племени в XIV–XV вв. была вне сферы русской колонизации, находилась под властью собственных князей, хотя политически и подчинена была Москве (со времен Димитрия Донского)».[145]

Я не буду приводить здесь наименования других многочисленных населенных пунктов или рек, возможно, связанных с финно-угорскими этнонимами, не буду останавливаться на разнообразных других данных, главным образом этнографических, фольклорных и лингвистических, которые когда-либо приводились исследователями, искавшими следы дорусского населения на территории Северо-Восточной Руси. Это поистине необъятный и в то же время очень «темный» материал, методика изучения которого еще далеко не разработана. Но, говоря об «островках» с финно-угорским населением, нельзя не упомянуть имевшиеся здесь некогда Чудской стан, Чудскую волость, а также Чудской конец в Ростове Великом.

Некоторые исследователи считали, что в этих наименованиях следует видеть следы особого «племени» — чуди, отличавшегося от мери.[146] Но прав был несомненно М. К. Любавский, полагавший, что общим именем — чудью здесь могли называть любое нерусское финно-угорское население.[147] Как известно, наименование «чудь» было особенно распространено в Новгородской земле. Чудью называли там и эстов, и водь, и северное финно-угорское население — чудь заволочскую, по мнению некоторых исследователей, относящуюся к северо-восточной группе веси. А так как некоторые местности Северо-Восточной Руси, в частности Костромское Поволжье, были колонизованы выходцами из Новгородской земли (стр. 134), то наименование «чудь» распространилось и здесь, вытесняя этнонимы «меря» и «весь».

Выше уже шла речь о том, что за Волгой, около Кашина, судя по документам XV–XVI вв., находился один из Мерских станов. В тех же документах упоминается и Чудской стан, расположенный где-то по соседству, также около Кашина. Возможно, что его населением была не меря, а весь, так как местности около Кашина находились на пограничьи этих двух группировок.

Чудская волость находилась к северу от Галича Мерского. Ее древним центром был Чудской городок на берегу Чудского озера — ныне г. Чухлома на Чухломском озере. Городок находился, кажется, не на месте современного города, а за несколько километров, там где в XIV в. был построен Авраамьевский монастырь. В житие Авраамия Чухломского сказано, что жители городка говорили по-чудски. Князья галичские привлекали «чудь и луговую черемису» в свое войско.[148] Но чухломская чудь XIV в. не была «островом». Здесь лежала далекая окраина, откуда начинались области, сплошь занятые финно-уграми, причем, по-видимому, не мерей, а племенами коми.

О Чудском конце в Ростове Великом говорится в житиях епископов Федора, Леонтия, Авраамия и Исайи, а также в «Повести о водворении христианства в Ростове». Все это источники поздние, специфические, но сообщаемые ими сведения весьма правдоподобны. Они говорят о том, что в Ростове имелся Чудской конец, где стоял каменный идол. Жители Чудского конца держались язычества вплоть до начала XII в. В конце X в. они неоднократно изгоняли из города епископа Федора. Леонтий был убит «заблудящую чудью» в 70-х годах XI в. И позже, при епископах Исайи и Авраамии, деревянные и каменные идолы стояли как в Чудском конце, так и в других местах Ростовской земли. То, что под чудью здесь подразумевалась именно меря, свидетельствует одна из редакций жития Леонтия, где сообщается, что он «русский же и мерьский язык добре умяше». В других редакциях жития речь идет о чудском языке.[149] Очевидно, в Чудском конце говорили на «мерьском» языке.