Йожеф Лендел - Незабудки (Рассказы)

• Название: Незабудки (Рассказы)
• Автор: Йожеф Лендел
• Издательство: Известия
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1990
• ISBN: 5-206-00040-Х

Йожеф Лендел (1896–1975) — известный венгерский писатель, один из основателей Венгерской коммунистической партии, активный участник пролетарской революции 1919 года.

После поражения Венгерской Советской Республики эмигрировал в Австрию, затем в Берлин, в 1930 году переехал в Москву.

В 1938 году по ложному обвинению был арестован. Реабилитирован в 1955 году. Пройдя через все ужасы тюремного и лагерного существования, перенеся невзгоды долгих лет ссылки, Йожеф Лендел сохранил неколебимую веру в коммунистические идеалы, любовь к нашей стране и советскому народу.

Рассказы сборника переносят читателя на Крайний Север и в сибирскую тайгу, вскрывают разнообразные грани человеческого характера, проявляющиеся в экстремальных условиях. Лендел далек от нагнетания ужасов, смакования темных сторон действительности, прямого морализирования; для его повествования характерны полутона, лиризм, психологическая глубина.

---

— А что с углем делать, не сказали?

— Сказали! — бойко отозвался мальчик. — Прикройте его ветками, а если солома найдется, то соломой. Сейчас и сено-то убирать некогда.

— Мука, картошка, инструмент разный… С этим-то как быть?

Паренек, как видно толково проинструктированный, тотчас же ответил и на этот вопрос:

— Оставьте тут, дядя Андраш, все равно некому взять. А дом заприте на засов.

— Ну что ж, ладно, — сказал чужак. Его тревожила участь Найды и щенят. Разве ей под силу унести четверых детенышей? До села добрых пятнадцать километров. — Ладно, — машинально повторил он, понимая, что дела обстоят куда как не «ладно», но ведь не станешь обсуждать их с пацаном. Впрочем, у него же будут лошади, а значит, он сумеет приехать за Найдой и кутятами. — Ладно, — в третий раз сказал он.

— Дядя Миша велел передать, чтобы вы жили у него.

Тут подошли и остальные ребятишки, на ходу лакомясь собранной земляникой.

— Спасибо.

— Председатель сказал вчера на собрании, что вам, дядя Андраш, дадут пустую избу, — продолжал парнишка. — Ну а дядя Миша от себя наказал, чтобы вы шли прямо к нему.

— Там видно будет, — задумчиво произнес чужак и перевел разговор на другое: — Ну как, много земляники набрали?

— Угощайтесь, дядя Андраш, — предложил паренек.

— У меня возьмите, — подхватил второй.

— И у меня! — воскликнул третий.

— Пусть дядя Андраш у каждого возьмет! — потребовал самый меньшой мальчонка.

— Этак вы меня закормите, — усмехнулся чужак и заглянул в ведерки. — Да у вас у самих кот наплакал! Не совестно такую малость домой нести? Ай-ай-ай…

— По дороге сюда в рот клали, а на обратном пути в ведерко соберем, — пояснил паренек с белыми как лен вихрами.

Чужак взял из каждого ведерка по ягоде.

— Благодарствую.

— Дайте какую-нибудь посудину. — Старший из ребятишек приготовился отсыпать земляники из своего ведра.

— Да она тут, в тайге, обсыпная! Что набрали, несите лучше домой, матери! — с улыбкой отказывался Андраш.

— А это дядя Миша вам прислал, — старший парнишка вытащил кисет махорки.

Ребятишки ушли. Из леса долго слышались их звонкие голоса.

Чужак засуетился. Первым делом тщательно прикрыл уголь густыми березовыми ветками так, чтобы дождь стекал поверху, не попадая внутрь. Затем наварил целое ведро картошки и рассыпал ее по полу, чтобы побыстрее остыла, а тем часом сварганил ведро жидкой похлебки, перелил в щербатую посудину и тоже поставил остудить. Пустые мешки из-под муки и картошки повесил на крючья под балкой, куда мышам не добраться. Лопаты, топоры, пилу и ведра он занес в дом, а остывшую картошку и миску с похлебкой выставил у логова Найды. Теперь оставалось закрыть дом. Из жердин он смастерил по старинному охотничьему способу хитроумное устройство: ежели посторонний, не сведущий в таежных обычаях человек вздумает проникнуть в дом, то своей неумелой возней лишь глубже задвинет засов. На первый взгляд дверь была закрыта неплотно, оставляя щель в палец шириной, однако справиться с задачей мог лишь тот человек, кто знал, с какой стороны подступиться к задвижке. Обычный замок плевое дело сбить, а вот охотничьему засову ничего не сделается, разве что грабитель разнесет всю дверь топором.

Собака поняла, что он собирается уходить. Она вышла из своего убежища и, положив голову на вытянутые лапы, следила за его приготовлениями.

Человек опустился на колени, погладил собаку.

— Завтра за тобой приеду.

Собака, вытянув шею, не спускала с него глаз.

— Сама посуди, разве тебе одолеть дорогу с четверкой кутят? — оправдываясь перед нею, спросил он.

Собака заскулила: это был ответ, вполне внятный.

— Видишь, и добра-то всего ничего: одеяло, топор, барахлишко кое-какое, а руки заняты. Вот и ты смогла бы унести только одного…

Собака плакала.

— Я даже не знаю, где буду жить. Понятно тебе?

Найда умолкла. Лишь глаза ее были влажными.

— Как не понять? Неделю ты свободно продержишься на картошке с похлебкой. Да и поохотиться могла бы. Но тебе не придется думать о еде… Завтра же буду здесь… — Он поднялся. Сунул за пояс топорик, перекинул через плечо узел с вещами. Но тут же снова опустился на колени погладить Найду. — Нелепость какая получается! Да я завтра же за тобой приеду! Ты у меня будешь первой гостьей. Жить мы станем отдельно, своим домом. Ежели согласишься, можем и кошку завести. Ладно? А то обоснуемся тут, на заимке, тоже поди не худо!

Собака лишь смотрела на него тоскливыми, влажными глазами.

— Ясное дело, сейчас тебе не понять. Ну а потом увидишь и сразу поймешь. — Он встал, отряхнул колени и пошел. Собака следовала за ним шагов двадцать, а затем, поджав хвост, понурив голову, потрусила обратно к крыльцу.

Чужак пробирался темным таежным лесом, бредя к селу. Мрак царил и у него на душе, густой, непроглядный… а он-то надеялся, что этому мраку давно уже не осталось там места.

Спал он в доме у Мишки, если вообще можно было говорить о каком-то сне. Необходимо было как можно скорее завезти под крышу зерно — ведь от этого зависела дальнейшая жизнь всего села, каждого его жителя и самого чужака: потрудишься осенью на совесть — будешь целый год с хлебом. Вздремнуть со спокойной душой удавалось лишь на возу — умницы-лошади сами знали, куда везти.

В первый же день, выкроив во время обеда полчасика, он осмотрел дом, где ему предложено было поселиться, однако ночевать поздно вечером снова явился к Мишке.

Мишкина жена встретила его хорошо, лучше, чем можно было ожидать, судя по отдельным высказываниям старого углежога. И все же на заре, прежде чем запрягать лошадей, он попросил у председателя ключ от избы — пустой, заброшенной и слишком просторной для одинокого человека. Но ведь Найду не приведешь в дом к Мишке. Там хозяйничала Жучка, веселая, серая лохматка с черными глазами, которые Мишка называл «умильными». Характера она была дружелюбного, однако, кроме Мишки, никого не признавала, даже хозяйку дома. Нежданного гостя она обнюхала, и ей не понравилось, что он пахнет чужой собакой. Поэтому Жучка повела себя с ним очень сдержанно, к превеликой радости Мишки.

— Небось-ка эту не приворожишь, не приманишь! — удовлетворенно сказал Мишка утром, когда они на минуту столкнулись с Андрашем: хозяин дома вернулся с ночной смены, а чужак торопился в поле.

— Нет, не приманишь, — улыбнулся Андраш. — Эта привязана к тебе и знает, что ты ей друг и на ее шкуру не польстишься.

— Живодер я, что ли! Зато Евсей горазд языком трепать: «Собака — лучший друг человека», это он летом твердит. А зимой торгует собачьим салом, против чахотки, говорят, помогает. Тьфу, окаянный!

У Мишки наготове была очередная история к случаю, однако Андрашу некогда было слушать.

Следующий день прошел в напряженном труде: чужак перевозил пшеницу на трех подводах сразу. Как назло, пошел дождь, комбайны остановились. Тем скорее нужно было перевезти под крышу все зерно, что было свалено под открытым небом. На третий день, направляясь на работу, он встретил у калитки Мишку, которого буквально шатало с недосыпу.

— Вот что, Михаил, — остановил его Андраш, — выдай мне в счет моей доли меру зерна. Вечером я привезу Найду.

— А с Евсеем столковался?

— Нет. Я его даже не видел. Но ты все же приготовь мешок. Пусть все будет, как я обещал.

— Ладно. За этим дело не станет.

Все возчики охотно согласились, когда он вызвался сделать последнюю ездку и привезти зерно с самого дальнего поля. Оттуда, от таежной опушки, до избушки углежогов было всего пять километров. Поздно вечером подъехал он к куче зерна, укрытой соломой. Тут было безлюдно. Костер сторожа светился вдалеке, на другом краю поля. Двум лошадям он подвязал торбы с овсом: чтобы не разбредались по полю и чтобы не попортили себе брюхо, накинувшись на рожь. Третью, самую резвую лошадь погнал к заимке.

Отыскать таежную дорогу оказалось не так-то легко. И на конское чутье тут надежды не было — лошадь не знала пути на заимку и, не вникая, шла, куда правили. Но когда они в темноте все же выбрались с пахоты на проторенную дорогу, лошадь спокойно и уверенно пошла по невидимой людскому глазу колее, меж зарослей кустарника, под сенью дерев, смыкающихся кронами над дорогой. Лишь когда телега въехала на вершину холма перед заимкой, стало чуть посветлее.

По-прежнему моросил дождь. Черные с желтыми краями облака гнало по небу, и в проблесках между ними показывалась желтовато-зеленая луна. Мрачно темнела молчаливо затаившаяся избушка.

Чужак попридержал лошадь. Прислушался, ждал. Пора бы уже собаке выбежать или подать голос — залаять, заскулить, все равно… Он сильно натянул вожжи, чтобы лошадь не шарахнулась, если вдруг Найда выскочит из кустов. С этой собаки станется…

Ветер дул со стороны избушки, значит, Найда не чует запаха. Должно быть, поэтому она и затаилась, не выбежала навстречу, не подает голос…