Льюис Кэрролл - Льюис Кэрролл: Досуги математические и не только (ЛП)

• Название: Льюис Кэрролл: Досуги математические и не только (ЛП)
• Автор: Льюис Кэрролл
• Жанр: Юмористические стихи

В сборник, составленный переводчиком, включены стихотворения и рассказы всемирно известного автора, а также примеры его арифметических штудий.  

---

                               Апрель 1868 г. [65]

МЕЛАНХОЛЕТТА

Сестрица пела целый день,
       Печалясь и тоскуя;
К ночи вздохнула: «Дребедень!
       Слова весёлы всуе.
К тебе ещё печальней песнь
       Назавтра обращу я».

Кивнул я, слышать песни той
       Не чувствуя желанья.
Из дома утренней порой
       Ушёл я без прощанья.
Авось, пройдёт сама собой
       Тоска без потаканья.

Сестра печальная! Узнай:
       Несносны эти ноты!
Твой хмурый дом совсем не рай,
       Но нет тебе заботы.
Лишь засмеюсь, хоть невзначай,
       Ревёшь тогда назло ты!

На след’щий день (прошу простить
       Моё произношенье)
Мы в Садлерс Веллсе посетить
       Решили представленье
(В сестре весёлость пробудить
       Должно же впечатленье!).

С собой трёх малых звать пришлось —
       Каприз весьма понятный, —
Чтоб меланхолию всерьёз
       Отправить на попятный:
Спортивный Браун, резвый Джонс,
       А Робинсон — приятный.

Я сам прислуге дал понять,
       Какие выраженья
Способны жалобы унять,
       Как масло — вод волненье;
Лишь Джонсу б даме дух поднять
       Достало обхожденья.

Мы чушь несли про день и вид
       (Следя её отдачу),
Провентилировав «on dit»
       И цены кож впридачу;
Сестрица ныла: «Всё претит...
       Не забывай про сдачу».

«Бекаса ешь — остынет он.
       Ах, ах! Венец природы!» —
«Мост Ахов, господа, смешон;
       В Венеции всё воды...» —
Такой вот Байрон-Теннисон
       (Вполне во вкусах моды).

Упоминать и нужды нет
       Что слёзы в блюда нудно
Лились, что скорбный наш обед
       Глотать нам было трудно
И стать одною из котлет
       Желал я поминутно.

Начать беседу в сотый раз
       Хватило нам терпенья.
«У многих, — подал Браун глас, —
       Встречаются влеченья
К рыбалке, травле... А у вас
       Какие предпочтенья?»

Она скривила губы — так
       Мы в пальцах кривим ластик:
«Ловить на удочку собак,
       Стрелять по щукам в праздник,
По морю прыгать натощак.
       Мне кит — что головастик!

Дают-то что? “Король... ах, Джон”? —
       Заныла, — Скука, позы!»
И, как всегда, тяжёлый стон,
       И вновь ручьями слёзы.
Вот взвился занавес вдогон
       Помпезным фуриозо.

Но смехом дружный наш раскат
       Она не поддержала.
Перевела в раздумье взгляд
       С оркестра к балкам зала;
Произнесла лишь: «Ряд на ряд!» —
       И тишина настала [66].

ТЕМА С ВАРИАЦИЯМИ

Отчего так, что Поэзия никогда не была подвергнута тому процессу Разбавления, который с такой выгодой показал себя в отношении сестринского искусства, Музыки? Разбавляющий вначале подаёт нам несколько нот какой-то хорошо известной Мелодии, затем дюжину тактов собственного сочинения, затем ещё некоторое количество нот первоначального мотива и так далее попеременно; таким образом он оберегает слушателя если не от малейшего риска признать пьесу сразу, то по крайней мере от чрезмерного волнения, которое способна вызвать её передача в более концентрированном виде...

Воистину, подобно тому как прирождённый эпикуреец любовно медлит над ломтем превосходной Оленины и при этом всеми фибрами души словно шепчет: «Excelsior!», — однако прежде чем приступить к лакомству, проглатывает добрую ложку овсяной каши; и подобно тому как тонкий знаток Кларета позволяет себе лишь чуточку пригубить, а потом уж пойти и выдуть пинту или более пива в буфете, точно также и —

Не звал я дорогой Газели
       В свою конюшню. Мил товар,
Да вот торговцы оборзели —
       От этих цен бросает в жар.

Меня утешить томным оком
       Примчался с улицы сынок.
Подбитый где-то глаз уроком
       Послужит, жаль, на краткий срок.

Едва обняться мы посмели —
       На шею сел мне сорванец.
Да что со мною, в самом деле?
       Пора встряхнуться, наконец,

И тёмный рок томатным соком
       Запить для верности слегка,
И закусить бараньим боком,
       И ждать взросления сынка [67].

АТАЛАНТА В КЭМДЕН-ТАУНЕ

      Ах, на этой скамье
           Тою давней весной
      Аталанта ведь не
           Тяготилася мной,
И в ответ мои нежные речи не звала «чепухою одной».

      Я ей шарфик купил,
           Ожерелье и брошку, —
      Всё надела, мой пыл
           Оценив понемножку;
И под императрицу она неспроста причесалась в дорожку.

В театральный салон
           Я привёл мою пери;
      Издала она стон —
           И мгновенно за двери:
Духота, мол; одна толчея, и несносен ей этот Дандрери.

      «О, счастливчик, постой!
           По тебе эти стоны! —
      Так я мнил той порой,
           Помня флирта законы. —
Плеск и блеск! (Девонширский рыбак так, случится, похвалит затоны.)

      И воскликнет любой:
           „Ну, счастливчик вы наш!“,
      Как с невестой такой
           Подойдёт экипаж,
Когда бел ещё свадебный торт и пока желтоват флёрдоранж!»

      Тот тягучий зевок!
           Тот слипавшийся глаз!
      Тех фантазий поток,
           Что блаженство припас!
Уложил меня взор её вскользь и пришибла слеза напоказ.

      Видел, видел вполне
           (Сомневаться негоже)
      И томленье по мне,
           И тоску. Только всё же
Оглашенье ли мне предпочесть? Ведь лицензия выйдет дороже.

      «Как Геро, ты возжги
           Мне торшер Афродиты;
      Пусть не видно ни зги —
           Доплыву». — «Да поди ты…»
Что такое?! Но дальше слова были громом колёс перекрыты… [68]

ЗАТЯНУВШЕЕСЯ УХАЖИВАНИЕ

Девица одна у решётки окна
       Стояла с собачкой у ног.
За улицей тихо следила она,
       Там люд прохожий тёк.

«К дверям какой-то подошёл
       И трётся о косяк.
Совет мне дай, мой попингай,
       Впустить его, иль как?»

Зачёлкал мудрый попингай [69],
       Кружа под потолком:
«Впусти, раз так — пришёл, никак,
       К тебе он женихом».

Вошёл в гостиную чудак,
       Смиренно, как во храм.
«Признали? Я — тот, кто из году в год
       В любви был верен вам».

«Но как же мне было про то прознать?
       Давно б сказали вы!
Да, как было, сударь, про то мне знать?
       Не знала я, увы!»

Сказал он: «Ах!» — и уже на щеках
       Солёных слёз ручьи.
«В неделю по разу, по нескольку раз
       Признанья летели мои.

Колечки вспомни, госпожа,
       На пальцы посмотри.
На сердце руку положа —
       Послал семь дюжин и три».

«Тут спору нет, — девица в ответ. —
       Моей собачке свит
Из них поводок, златой ручеёк —
       Глядите, как блестит».

«А как же пряди, пряди где,
       Концы моих чёрных волос?
Я слал их по суше, я слал по воде,
       И к вам почтальон их нёс».

«И тут спору нет, — девица в ответ. —
       Побольше б таких кудрей.
Я их в тюфячок, а тот — под бочок
       Собачичке моей».

«Но где же, где же письмецо
       С тесьмою вкривь и вкровь?
В нём дышит каждое словцо
       Признаньем про любовь».

«Приносит раз с тесьмой — от вас? —
       Конвертик почтальон.
Да вот беда-то, что без оплаты,
       И брать был не резон».

«О, горькая весть! Письма не донесть!
       А в нём всё как есть про любовь!
Так суть письмеца я вам до конца
       Нынче поведаю вновь».

Зачёлкал мудрый попингай,
       Взметая перья прядь:
«Ходатай, складно отвечай
       Да на колени падь!»

Склонил колени он пред ней,
       То в жар его, то в хлад.
«О Дева, скорбных повестей
       Услышишь ты доклад!

Пять лет сперва, пять лет потом
       Твой каждый, Дева, шаг
Встречал я вздохом и кивком —
       Во всех романах так.

И десять лет — унылых лет! —
       Влюблённый взор бросал;
Я слал цветы тебе чуть свет
       И валентинки слал.

Пять долгих лет и снова пять
       Я жил в чужой стране,
Тая мечты, что чувством ты
       Проникнешься ко мне.

Уж тридцать минуло годков,
       И покинул я чуждый край.
Вот, пришёл тебе сказать про любовь,
       Так руку, Дева, мне дай!»

А что же Дева? Ни в хлад, ни в жар;
       Ему подаёт платок.
«Мне, право, немного вас даже жаль
       И странно слышать про то».

Со смехом клёкчет попингай,
       Презрительно когтит:
«Как ты, ухаживать, я чай,
       Не каждый захотит!»

Собачка прыгает кульком
       (Зубов поберегись!),
Колечет звонким поводком,
       Натявкивая ввысь.

«Собачка, тише, ну же, шу!
       И ты, мой попингай!
Я кое-что ему скажу;
       Молчи и не встревай!»

Собачка лает и рычит,
       Девица топ ногой;
Пришлец — и тот сквозь шум кричит,
       Привлечь вниманье той.

Клекочет гнусный попингай
       Сердитей и звончей,
Но всё ж собачкин громкий лай
       Несносней для очей.

На кухне слуги и служан-
       Ки сбились у плиты:
Хоть слышат шум, да нейдёт на ум
       Причина суеты.

Воскликнул поварёнок
       (Мальчонка не худой):
«Так кто из нас пойдёт сейчас
       Восстановить покой?»

И тот час слуги жребий
       Бросают круговой [70],
Чтоб точно знать, кого послать
       Восстановить покой.

На поварёнка жребий пал,
       И слуги говорят:
«Иди и дей, ищи идей,
       Краса всех поварят!»

Схватил он тут погибче прут
       Собачку выдворять,
Но видит: доля не её
       Команды выполнять.

Схватил он кость — собачки злость
       Пропала наконец;
Повёл на кухню за собой
       Собачку удалец.

Девица ручкой машет ей:
       «Шалунья, нету слов!
Она мне, право же, милей
       Десятка женихов.

Пустое слёзы, вздохи вслед,
       Власы не стоит жать;
Вы, значит, ждали тридцать лет,
       Так что вам подождать?»

Печально он пошёл к дверям
       И ручку повернул;
Нашёл печально выход сам,
       Прощально не взглянул.

«Хотя б такой же попингай
       Со мной летал как сват!
Его советы выполняй,
       Глядишь — и ты женат.

Другую мне б где’вицу взять, —
       Шептал он, плача вновь. —
Да чтобы тридцать лет опять
       Не тратить на любовь!

Спрошу я прямо (да иль нет)
       Девицу поскорей.
Не позже, чем ’рез двадцать лет
       Приду я с этим к ней!» [71]

ТРЁМ ОЗАДАЧЕННЫМ МАЛЫШКАМ ОТ АВТОРА (Трём мисс Друри)

Три девочки, поездкой утомлённых,
Три пары ушек, к сказке благосклонных;
Три ручки, что с готовностью взметались,
Но три загадки нелегко давались.
Три пары глазок, широко раскрытых,
Три пары ножниц, временно забытых;
Три ротика, благодаривших мило
Знакомца нового — им книжку посулил он.
Уж три недели минуло с тех пор;
Так вспомнят ли вагонный уговор?

                               Август 1869 г. [72]