Садриддин Айни - Рабы

• Название: Рабы
• Автор: Садриддин Айни
• Издательство: «Художественная литература»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1975

В романе «Рабы» С. Айни широко и на конкретном материале раскрывает жизнь народов Средней Азии до революции и после нее.

Безрадостна и темна жизнь угнетенного, а жизнь рабов и женщин — ужасна. Недаром Некадам, герой романа, сравнивает свою жизнь с положением птицы, попавшей к змее.

Но всему приходит конец. Приходит конец и безраздельному господству баев и мулл, народ с оружием в руках борется за равноправную, счастливую жизнь. Бывшие рабы берут власть в свои руки и начинают строить новое общество.

Вступительная статья М. Турсун-заде

Примечания М. Шукурова

Иллюстрации художника К. Туренко

---

— Неужели так быстро вернулся казах? — удивился Сафар-Гулам, выскакивая из юрты.

Юноша тоже вышел, торопливо поставив кувшин. Из темноты сквозь летящий снег показалось человек пятнадцать всадников.

Сафар-Гулам и Юсуф притаились в темноте, следя за прибывшими.

Нет, это не казахи.

Один из всадников спрыгнул с седла, отдал повод спутнику и, потирая руки, сгорбившись от стужи, просунул голову в дверь юрты.

— Господин джигит! Нельзя ли у вас обогреться?

И тотчас, не дожидаясь ответа, он отбежал обратно к своим спутникам.

— Слезайте скорей! Мы попали прямо на пир. Тут сидят все джадидские заправилы — и Мулла Шариф и Шакир-Гулам. Все смутьяны налицо!

Всадники торопливо спешились, покинув коней, взяли ружья наизготовку и кинулись в юрту.

Они связали Шакира, Муллу Шарифа, его сыновей…

Видя это, Сафар-Гулам и все товарищи, воспользовавшись темнотой ночи, бросились бежать в степь.

Снег запорошил их следы, скрыл направление их бегства.

* * *

По деревенскому базару в Хаджи-Арифе ходила женщина в парандже, но с приоткрытым лицом, продавая две подпруги и одну веревку.

Базар уже кончался, а она ходила с утра, но никто ничего не покупал у нее.

Потеряв надежду на покупателей, она пошла на веревочный базар и предложила свой товар перекупщику. Но и он не захотел покупать:

— На что мне это гнилье? Я таким товаром не торгую. Не хочу порочить свою торговлю перед покупателем.

— Ладно уж, дайте что-нибудь за мой труд и возьмите, разве это гнилье?

— Больше одной тенги не дам. И этого не стоит, даю ради милостыни, во имя божье.

— Надо ж совесть иметь! Я несколько дней ходила по степи, собирала клочки овечьей и козьей шерсти с колючек. Несколько дней я пряла шерсть, сучила нитки, несколько дней вила из ниток веревки, делала подпруги, пока, наконец, вынесла их на базар. На все это ушло почти два месяца. Дали б мне хоть на два дня жизни!

— Сестра! — возразил торговец. — Я же не умоляю вас продать это мне. Продайте другому. Вы просите меня купить, я вам даю цену. Не подходит, продайте другому. Отойдите, не заслоняйте меня от покупателей.

Женщина тоскливо отвернулась.

Но отойти ей не удалось: по улице вели пленников. Их руки, ноги, лица были окровавлены и почернели от ударов палками и плетьми. Пленников окружали всадники. Улицу заполнял народ, толпившийся, чтобы посмотреть на пленников. Некоторые кричали:

— Джадиды!

Женщина была так голодна и огорчена неудачей, что не взглянула ни на джадидов, ни на всадников.

Пленников уже провели, и народ рассеялся, когда к лавке торговца веревками подъехал всадник и спросил недоуздок для своей лошади.

С последней надеждой женщина протянула ему веревку и подпругу:

— Купи-ка это, красавец! А то я еще не ела сегодня. Всадник, показав женщине халат, перекинутый через седло, засмеялся:

— Купи-ка это, красавица! Я тоже ничего еще сегодня не ел!

Женщина с любопытством потянула халат, заинтересовавшись заплатами на нем. Она осмотрела его со всех сторон. Побледнев, она взглянула в глаза всаднику.

— Откуда он у вас?

— Узнала? Видела его прежде? Он у меня от джадида. Из тех, которых сейчас тут провели.

Ноги ее подкосились.

— Ой, горе мое! Что же мне теперь делать!

Торговец, пинком отталкивая ее от своей лавки, заскрипел зубами:

— Вставай! Проваливай отсюда!

— Видно, у джадидов твой муж? Или родственник? Она покачала головой:

— Бог видит, что муж мой и не знает, что такое «джадид».

— Джадид он или нет, но если этот халат с него, значит, он из джадидской шайки. А ты — жена джадида. Ну, чей это халат? Говори правду.

И всадник ударил женщину плеткой.

— Прошлый год какой-то человек заехал к нам и спросил мужа. Мужа не было. Заезжий оставил мне починить порванный халат, а на другой день заехал за ним. Недавно он опять приехал к нам ночью в этом халате. Он хотел ехать в степь и позвал мужа проводником, Если этот человек схвачен, значит, схвачен и мой муж, ни в чем не повинный.

Женщина зарыдала.

— Вставай! — крикнул ей всадник. — Если к тебе в дом приезжают джадиды чинить халаты, а муж ходит с ними проводником, верно, из тебя можно многое выпытать.

Женщина онемела от ужаса. Всадник снова хлестнул ее плеткой.

— Вставай, говорю! Ну!

— Ой, горе мое!

Вставая, она подняла выпавшие из рук свои изделия. Но всадник вырвал их у нее и засунул в свой мешок. Ударив ее еще раз плеткой по голове, приказал:

— Иди вперед!

— Неужели и это мусульмане? — спросила она, проходя вперед.

Не зная, в какую сторону идти, она остановилась. Снова хлестнув ее, он указал плеткой:

— Иди туда!

Она покорно пошла по дороге, ведущей к казию Хаджи-Арифа.

10

Зимние бураны прошли. Настали ласковые весенние дни.

Но в Шафриканской степи, открытой северным оренбургским ветрам, все еще было холодно.

Толстый слой снега, наметенный ветрами за зиму, понемногу растаял. Но по утрам на весенних лужицах похрустывали голубые стекляшки льда.

Пользуясь ясными, прозрачно-белыми днями, шафриканские сборщики топлива разбрелись по всей степи.

Подобно птицам, вылетевшим из гнезда после ливня в поисках корма, сборщики топлива разрывали землю и, как муравьи, стаскивали в одно место каждый засохший стебель.

Вставши с полуночи, к рассвету крестьяне успевали дойти до мест, где росли колючка и полынь, иссохшие за зиму. К вечеру вязанки были связаны. На закате народ собрался обратно к своим домам. Некоторые приводили сюда своих тощих, изголодавшихся ослов, но у большинства, кроме веревки и небольшого серпа, с собой ничего не было.

Среди крестьян, собиравших топливо, был нездешний человек. Он положил себе на спину какую-то вещь, завязанную в узелок, а сверху уложил вязанку. Он заметил, что хворост, положенный поверх этой закатанной в халат вещи, не так давит на спину, и улыбнулся:

— Так. Теперь я понимаю, почему грузчики на станциях подкладывают под тяжести стеганые подушки.

Ослов навьючили и погнали перед собой. Другие укрепили плотно связанные вязанки на спине и пошли следом, опираясь на длинные посохи.

Пошли, продолжая разговор.

— Нелегкая жизнь у этих грузчиков! — сказал один из сборщиков.

— Один раз я собрался в Кермине и, не достав билета, целый день просидел на станции. Насмотрелся на грузчиков. Носят с поезда грузы и зарабатывают только по гривеннику, а то и по пятаку — на одну, на две лепешки. Усядутся тут же и едят, а сами глаз не сводят с дороги. Как поезд покажется, опять кидаются к вагонам.

— И пятак-то не всякому достается, иной за целый день ничего не заработает, — согласился другой сборщик.

— Им и ночевать там негде! — прибавил третий крестьянин. — Спят прямо под навесом или под скамейками, завернувшись в свои грязные лохмотья.

— Откуда они? Зачем явились сюда, неужели дома им хуже?

— Из Ирана они. Из того самого Ирана, который покойный Шакир-ака называл раем!

— Видно, и у них землю и воду прибрали к рукам богачи. Вот беднота и доведена до того, что пятак на станции для них теплее, чем солнце на родине.

— Для бедноты и обездоленных настоящая свобода и сытая жизнь только на советской земле, в стране большевиков.

Человек с узелком под вязанкой сказал:

— Теперь в Туркестане, как и во всей России, власть в руках рабочих и крестьян. Там, если кто на государство работает, живет хорошо. Но и те, что еще батраками или пастухами служат, тоже в тысячу раз лучше нас живут. Там на работу идут по договору. Хозяин должен работника и одевать и кормить. И работать больше восьми часов в день никто не обязан.