Орхан Кемаль - Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы

• Название: Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы
• Автор: Орхан Кемаль
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1975

Орхан Кемаль (1914–1970) не первый в турецкой прозе обратился к жизни рядового труженика. О ней писали в своих правдивых рассказах лучшие прозаики-реалисты 30-х годов прошлого века — Садри Эртем, Бекир Сыткы и прежде всего Сабахаттин Али. Но они изображали его жизнь со стороны, такой, какой она виделась деревенскому учителю, чиновнику, интеллигенту. И апеллировали главным образом к чувствам.

Внутреннюю жизнь человека из низов, во всем ее богатстве, динамизме, многосложности и своеобразии, впервые сделал предметом высокого искусства Орхан Кемаль. Это его главное художественное открытие. И потому без его книг нельзя теперь представить турецкую культуру, как нельзя без них по-настоящему понять и народ, которому писатель отдал все свои силы, весь свой талант.

В книгу вошли роман «Мошенник», повести «Муртаза» и «Семьдесят вторая камера» и рассказы.

---

Поскрипывая туфлями, Кудрет обошел все камеры, попрощался со всеми — богатыми и бедными. Особо трогательным было прощание с Акязылы. Кудрет крепко обнял ходжу, расцеловал, даже слезу обронил, заставив прослезиться и ходжу. А Кемаль плакал, как ребенок. Кто же теперь будет его журить?

— Перестань! — прикрикнул на него Кудрет и обратился к остальным: — Да ниспошлет аллах и вам такую милость! Не плакать сейчас надо, а радоваться! Выборы не за горами. А мы, придя к власти, тотчас объявим общую амнистию, и все вы вернетесь к своим очагам!

Кудрет, правда, еще не состоял в партии, но какое это сейчас имело значение! Именно таких слов от него ждали завтрашние избиратели. А слова — не расписка. Дать слово — все равно что продать непойманную рыбу. Так что можно обещать всю рыбу, которая есть в море…

Кудрет вынул из кармана деньги, сунул горсть ходже Акязылы.

— Не плачь! Частица моего сердца остается с вами. Если что-нибудь понадобится — сообщи! Я человек занятой и, видимо, не смогу часто сюда наведываться. Но здесь остается мой свояк. Скажешь ему, и он мне передаст. — Кудрет повернулся к свояку. — Слыхал? Ты должен угождать ходже-эфенди и каждое его желание воспринимать как мой приказ!

Кемаль, хоть и был подавлен, с готовностью отозвался:

— Не извольте беспокоиться, эфендим! Ваш приказ я выполню!

Подошел Протокольщик с дружками. Приветливо кивнув каждому из них, Кудрет произнес:

— Если захотите обратиться в кассационный суд или другое государственное учреждение, черкните пару строк, а свояк перешлет записку мне…

Когда все формальности были закончены, начались проводы. Под руку с начальником тюрьмы, сопровождаемый толпой заключенных, Кудрет торжественно прошествовал к выходу. У ворот тюрьмы он остановился и высоко поднял шляпу.

— Да поможет вам аллах, товарищи мои!

— Аминь! — ответила толпа.

— Не забывай нас, бей!

— Не забывай бывших товарищей по несчастью!

— Добейся амнистии!

— Вся надежда на тебя! Все голоса на выборах тебе отдадим!

Едва Кудрет вышел за ворота тюрьмы, как к нему подскочил незнакомый мужчина.

— Да не повторится такое с вами никогда!

— Благодарю! — сдержанно произнес Кудрет, вопросительно глядя на стоявшую рядом Нефисе.

— Председатель нашего вилайетского комитета, — шепнула она.

Председатель явно не понравился Кудрету. Высокий, сухопарый, с коротко подстриженными усиками. Такого ничем не прошибешь. Для него главное — закон.

— Не соблаговолите пожаловать к нам в комитет, бей-эфенди?

Кудрет снова метнул взгляд на Нефисе, которая всем своим видом старалась показать, что предложенная поездка просто необходима. В фаэтоне Плешивого Мыстыка они с шиком покатят в комитет своей партии на виду у всех, а главное — на виду у членов правящей партии!

— Ладно, едем… — согласился Кудрет и вежливо произнес: — Прошу вас, садитесь!

Председатель оценил такую любезность, но запротестовал:

— Нет уж, раньше вы садитесь!

Тогда Кудрет, предложив Нефисе свою руку, помог ей подняться в фаэтон, затем уселся сам. Последним в фаэтон взобрался председатель. Плешивый Мыстык щелкнул кнутом и, как всегда, когда бывал в хорошем расположении духа, крикнул:

— А ну, удалые!

Клячи, далекие в своих мыслях от мирских забот, с трудом сдвинули с места необычно тяжелый фаэтон и, должно быть выругавшись по-своему, по-лошадиному, неторопливо потащили его по мостовой.

От тюрьмы до комитета партии было довольно далеко. Плешивый Мыстык, словно читая мысли Нефисе, без конца подхлестывал лошадей, а когда фаэтон выехал на разбитую мостовую центральной части города, погнал их во весь дух, чтобы было побольше грохота и лязга. Пусть все на них смотрят: и лавочники, и главы семейств, отправившиеся в город за провизией, и все остальные. Шутка ли, ведь в его фаэтоне едет сам Кудрет Янардаг, который зубами вырвал у судей свою свободу! Всем надлежало немедленно бросить свои дела и земным поклоном приветствовать бея-эфенди! Бей-эфенди…

Кто же он на самом деле? Вот он едет вступать в Новую партию, но что у него на уме? А если он получил задание вступить в Новую партию, выведать ее истинный политический курс и доложить куда следует? Взять, к примеру, хоть его, Плешивого Мыстыка, он в этом городе извозчиком с тех пор, как Мустафа Кемаль-паша в Измире сбросил греков в море, но ему ни разу не приходило в голову вступить в партию. Почему? Да потому, что для него важнее всего клиенты. Вступит он в какую-нибудь партию, а ее противники станут считать его своим врагом. Так и растеряешь половину клиентов. Кроме того, он еще не забыл, какая была заварушка в тысяча девятьсот тридцатом году между Либерально-республиканской и Народно-республиканской партиями. Ататюрк вначале разрешил создать вторую партию, потом запретил ее да еще взял в оборот либерал-республиканцев… Разве не может Исмет-паша сделать сейчас то же самое? Может, еще как может! С какой стати человек, избавивший страну от вступления во вторую мировую войну, будет уступать свое кресло другому?

Пусть расскажут это ночному колпаку Плешивого Мыстыка!

— А ну, удалые!

Все, кто видел мчащийся по мостовой фаэтон Плешивого Мыстыка, в котором рядом с председателем вилайетского комитета восседал «ревизор ревизоров», терялись в догадках: куда бы это они могли ехать?

— А не надумал ли «ревизор» вступить в Новую партию?

— Иначе зачем бы он стал садиться в один фаэтон с ее председателем?

— Видный получится из него депутат.

— Ты погляди, как он одет! Такой и в депутаты выйдет, и в министры…

— Значит, оправдали?

— Мало того! Он этих судей разнес в пух и прах!

— Вот молодец!

Сопровождаемый толпой любопытных, фаэтон остановился возле вилайетского комитета Новой партии. Плешивый Мыстык ловко соскочил с козел, помог сойти «ревизору ревизоров» с супругой. Вслед за ними вылез расстроенный председатель. Всю дорогу он не переставал возмущаться этим «невыносимым хвастуном» Кудретом Янардагом. Болтун и краснобай. А руководство не только поддерживает таких, но и протаскивает их в комитет. Что для них закон, порядок, справедливость, истина! Главное для них — завоевать популярность у избирателей. Это даже дураку ясно! Дернул же его черт доложить об этом типе руководству!

Мысли председателя были прерваны Кудретом, который как бы вскользь заметил:

— Здание очень уж ветхое, mon cher.

— Что вы сказали, эфендим? — рассеянно спросил председатель.

— Сказал, что здание чересчур уж ветхое. Несоответствие формы и содержания — старая проблема!

Председатель воспользовался случаем и парировал:

— Форма на совести правящей партии. Для нас важно содержание — только содержание.

Кудрет Янардаг остановился и с нескрываемой иронией спросил:

— Вы полагаете, что изрекли нечто значительное?

Председатель, он же один из прославленных адвокатов города, в сердцах ответил:

— Не значительное, а отражающее истину!

— В чем же заключается, по-вашему, эта истина?

— В том, чтобы действовать в соответствии с нуждами и интересами народа.

— Народу нужна подлинная свобода религии и отправления религиозных культов, а вам?

— Мне лично? Об этом не стоит говорить, поскольку мое влияние весьма ограниченно. А вот принципы нашей партии…

— Слушаю вас…

— Если народ и требует подлинной свободы религии и отправления культов, то в настоящее время мы вынуждены действовать не столько в соответствии с его требованиями…

— Только что вы утверждали, что содержание для вас важнее формы.

— Совершенно верно! На этом принципе мы и строим свою политику.

— Иншаллах, вы в этом преуспеете…

Когда они стали подниматься по деревянной лестнице, ступеньки так отчаянно заскрипели, что заглушили благородное поскрипыванье туфель Кудрета Янардага.

На лестничной площадке второго этажа Кудрет остановился и громко, чтобы слышал председатель, шедший чуть позади, обратился к Нефисе:

— Буду в Анкаре — непременно зайду к руководству. Попрошу предоставить нашему комитету другое, более подходящее помещение. Что ты на это скажешь?

Нефисе оказалась меж двух огней. С одной стороны — муж, которого она просто обожает, с другой — председатель, недавний любовник.

— Ваше мнение, бей-эфенди? — спросила Нефисе председателя.

— Что тут можно сказать? Чтобы сотворить намаз, и то нужна сила. А нынешние материальные возможности нашей партии…

— В таких делах нельзя целиком полагаться на бюджет партии, — перебил его Кудрет. — Настоящий член партии должен чуточку раскошелиться!

Председатель комитета не остался в долгу:

— Может, мы и раскошелились, и даже не чуточку, кто знает… Пожалуйте в кабинет. Отдохните!