Сол Беллоу - Герцог

• Название: Герцог
• Автор: Сол Беллоу
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Современная проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-7027-0575-0

Герой «Герцога» — пожилой профессор, выбитый из привычной жизни изменой жены и предательством друга. В тяжелое для себя время он переосмысливает свой жизненный путь и, не найдя в нем реальной опоры, мысленно обращается за поддержкой к великим людям, в том числе давно умершим. В этих посланиях-размышлениях — о Боге, времени, смысле жизни, гибели идеалов — профессор пытается обрести новый взгляд на мир, чтобы собраться с силами перед лицом дальнейших испытаний.

---

— Я смотрю, ты красил пианино.

— Это для Джун, — сказал Герцог. — Подарок. Сюрприз.

— Что? — рассмеялся Уилл. — Ты думаешь отправить его отсюда? Да тебе перевозка обойдется в двести долларов. А потом еще надо поставить, настроить. Оно что, особенное это пианино?

— Маделин купила его на аукционе за двадцать пять долларов.

— Поверь мне на слово, Мозес, прекрасное старое пианино ты купишь в Чикаго со склада. Массу старых инструментов вроде этого некуда девать.

— Правда?.. Мне цвет нравится. Яблочный, попугаистый, такой людевилльский цвет. — С какой-то одержимостью тянулся он взглядом к своей работе. Был готов сорваться, опять что-нибудь учудить. Этого никак нельзя себе позволить. Ни при каких обстоятельствах не должно сорваться слово, которое можно перетолковать как околесицу. И без того все скверно. Он увел глаза с пианино в тенистую садовую сень и сам решил стушеваться. Посчитаться с мнением брата.

— О’кей. В следующий приезд куплю ей пианино.

— Здесь у тебя, если угодно, превосходная дача, — сказал Уилл. — На отшибе, но очень мило. Если все образить.

— Тут будет замечательно. Слушай, можно устроить семейный курорт. Сложимся понемногу. Подстрижем кусты. Выроем бассейн.

— Конечно. Хелен ненавидит поездки, как ты знаешь. И Шура с удовольствием отдохнет от скаковых лошадей, карт, друзей-магнатов и девиц.

— На Баррингтонской ярмарке устраивают рысистые испытания… Нет, боюсь, ничего не выйдет. А может, переделать под санаторий? Или перевезти в другое место?

— Не имеет смысла. Я видел, какие дома идут на снос, когда расчищают трущобы или строят автобан. Разбирать его нет смысла. Может, сдать в аренду?

Герцог осклабился и устремил на Уилли насмешливый взгляд.

— Тогда только один выход: продавать. Но свои деньги ты не вернешь.

— Можно пойти работать и разбогатеть. Нажить кучу денег и содержать дом.

— Можно и так, — сказал Уилл. Он бережно говорил с братом.

— В диком я оказался положении, Уилл, правда? — сказал Мозес. — И для себя дичь, и для вас, для родных то есть. Что могло сулить такой финал? Этот чудо-зеленый уголок… Ты беспокоишься за меня, я вижу. — Пряча тревогу на таком родном, любимейшем лице, Уилл ответил ему взглядом, не оставлявшим сомнений.

— Конечно, беспокоюсь. И Хелен беспокоится.

— Не надо, не переживайте из-за меня. Я в необычном состоянии, но ничего страшного. Я бы открылся тебе, Уилл, будь у меня ключ. Расстраиваться из-за меня нет оснований. Боже, Уилл, сейчас расплачусь. Как же это все? Нет-нет, не буду. Конечно, это любовь. Или что-то еще, что сваливается на тебя, как любовь. Наверно, любовь. И мне ее не стряхнуть. Я не хочу, чтобы ты думал не то.

— С какой стати, Моз? — тихо заговорил Уилл. — Я нутром тебя понимаю. И чувствую так же, как ты. Если я подрядчик, это не значит, что я с тобой не разберусь. Я не для того приехал, чтобы навредить тебе, ты сам знаешь. Сядь, Мозес. Уж очень ты большой.

Мозес опустился на старый диван, отозвавшийся пыльным выдохом.

— И ты очень возбужден. Тебе нужны питание и сон. Возможно, некоторая медицинская помощь. Несколько дней в больнице, ни о чем не думая.

— Уилл, я возбужден, но не болен. Я не хочу, чтобы со мной обращались как с ненормальным. Спасибо, что приехал. — Он сидел, строптиво затихнув, подавляя нестерпимое, надрывное желание расплакаться. Голос потускнел.

— Не пори горячку, — сказал Уилл.

— Я… — Герцог обрел голос и заговорил внятно: — Я вот что хочу оговорить. Я слушаюсь тебя не по слабости здоровья и не потому, что сам не могу справиться. Я не против того, чтобы несколько дней поваляться в больничке. Если вы с Хелен решили за меня, я не возражаю. Чистые простыни, ванны, горячая пища. Сон. Чего лучше? Но только несколько дней. Шестнадцатого я должен быть у Марко в лагере. Это родительский день, он меня ждет.

— Согласен, — сказал Уилл. — Вот это правильный разговор.

— Как раз неделю назад, в Нью-Йорке, я тешил себя мыслью о больнице.

— Разумная была мысль, — сказал брат. — Тебе нужны покой и присмотр. Я и для себя обдумываю эту возможность. Рано или поздно мы все нуждаемся в таком отдыхе. Так, — он взглянул на часы, — я просил своего врача позвонить в здешнюю больницу. В Питсфилде.

Едва Уилл выговорил эти слова, Мозес резко дернулся вперед. Он лишился языка и мог только отрицательно мотать головой. Видя такое, и Уилл изменился в лице. Наверно, слишком неожиданно брякнул это слово: больница, наверно, надо было действовать потихоньку, осторожно.

— Нет, — сказал Мозес, продолжая мотать головой. — Нет. Ни за что.

Теперь и Уилл смолк, сохраняя на лице обиженное выражение человека, совершившего тактическую ошибку. Мозес без труда представил себе, что говорил Уилл Хелен, уплатив за него залог, и какой встревоженный совет они держали по его поводу. («Что же делать? Бедняга Мозес, все это вполне могло свести его с ума. Давай, по крайней мере, покажем его специалистам».) Хелен преклонялась перед мнением специалистов. Мозеса всегда забавляло, с каким благоговением она говорила: «по мнению специалистов». Они, значит, пошли к терапевту Уилла и попросили осторожненько организовать что-нибудь в Беркширах.

— Я думал, мы договорились, — сказал Уилл.

— Нет, Уилл. Никаких больниц. Я понимаю, вы поступаете как полагается брату и сестре. И чувствую искушение поддаться вам. Для такого человека, как я, это соблазнительная мысль: покой и присмотр.

— А почему нет? Найди я в тебе улучшение, я бы не стал поднимать этот вопрос, — сказал Уилл. — А ты посмотри на себя.

— Понятно, — сказал Мозес. — Но едва я начал здраво соображать, как ты хочешь сплавить меня психиатру. Ведь вы с Хелен о психиатре договаривались, верно?

Уилл, взвешивая мысли, молчал. Потом, вздохнув, ответил: — А чем тебе это повредит?

— Неужели, обзаводясь женами, детьми и забравшись в эту дыру, я показал себя большим безумцем, чем папа с его бутлегерством? А мы не считали его сумасшедшим. — Мозес улыбнулся. — Помнишь, Уилл, его фальшивые этикетки: «Белая лошадь», «Джонни Уокер», «Хейг и Хейг»? Бывало, сядем к столу, на столе миска с клейстером, а он разложит этикетки и скажет: «Ну, ребята, что у нас сегодня?» — и мы кричим на разные голоса: «Белая лошадь», «Тичерз». От плиты пышет жаром. Угольки, как кровавые зубы, падают в зольник. А какая прелесть были его темно-зеленые бутылки. Сейчас таких не выдувают, да и стекла такого не делают. Моей фавориткой была «Белая лошадь».

Уилл мягко рассмеялся.

— Хорошее дело — прилечь в больницу, — сказал Герцог. — Но это будет неправильно. Мне пора кончать мороку с моим проклятьем, я вроде бы начинаю разбираться, что к чему. Я отчетливо понимаю, чего мне следует избегать. И вдруг снова улечься в постель с этой штукой и целоваться с ней. Вместо Маделин. Которая, похоже, удовлетворяла специфическую потребность.

— Что ты имеешь в виду, Мозес? — Уилл опустился на диван рядом с ним.

— Очень специфическую. Не могу определить. Она привнесла в мою жизнь идеологию. Что-то из области катастрофического. В конце концов, мы живем в идеологический век. Даст Бог, она не будет делать отцом каждого, кого полюбит.

Уилл улыбнулся такому повороту мысли.

— Что ты тут собираешься делать?

— Останусь пока. Отсюда недалеко до лагеря Марко. Вот и дело: если Дейзи разрешит, заберу его сюда на следующий месяц. А сейчас вот что: отвези-ка ты меня с велосипедом в Людевилль, я договорюсь насчет света и телефона. Потом ко мне поднимется Таттл и скосит траву. А миссис Таттл, может, приберется. Такие у меня дела. — Он встал. — Налажусь со свежей водой, куплю хорошую еду. Пошли, Уилл, подвези меня до Таттла.

— Кто он такой, этот Таттл?

— Он тут всем заправляет. Украшение и гордость Людевилля. Видный из себя парень. Снаружи застенчивый, но это для простаков. Настоящий лесной дух. Свет включает в течение часа. Знает решительно все. Запрашивает дороговато, но очень стесняется при этом.

Когда они подъехали, Таттл стоял у своих высоких, маломощных, допотопного вида бензонасосов. Худой, морщинистый, с жилистыми руками, поросшими мучнисто-белым волосом, в хлопчатобумажной малярной кепке, жующий пластиковую зубочистку вставными зубами (чтобы отвыкнуть от курения, как он однажды объяснил Герцогу). — Я знал, что вы у себя, мистер Герцог, — сказал он. — С возвращением.

— Как вы узнали?

— По дыму из трубы, это, во-первых.

— А во-вторых?

— Дама одна прорывалась к вам по телефону.

— Какая дама? — спросил Уилл.

— Насчет вечеринки в Баррингтоне. Она оставила номер.

— Только номер? — сказал Герцог. — Она не назвалась?

— Не то мисс Хармона, не то Армона.

— Рамона, — сказал Герцог. — Так она в Баррингтоне?

— Ты кого-нибудь ждал? — Уилл повернулся к нему на сиденье.