Уилфрид Тесиджер - Озерные арабы

• Название: Озерные арабы
• Автор: Уилфрид Тесиджер
• Издательство: Наука
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1982

Эта книга, написанная известным английским путешественником Уилфридом Тэсиджером, — результат его наблюдений в 50-х годах над жизнью обитателей одного из заповедных районов Ближнего Востока — зоны озер Южного Ирака. В книге содержится много интересных зарисовок патриархального уклада озерных арабов, их нравов и обычаев.

---

Из Эль-Аггара я решил вернуться в Эль-Кубаб, откуда легче было отправить Дауда в Амару. К нам присоединились два двоюродных брата Юниса.

Весь путь в Бу Мугайфат мы проделали, пробираясь между густыми зарослями тростника. В начале пути нам повстречалась переезжающая семья маданов. Двое мальчиков в небольшой лодке подгоняли полдюжины буйволов, следующих за балямом, в котором на веслах сидели пожилой мужчина и другой мальчик, гортанными криками подбадривавший плывущих буйволов. Женщина и трое маленьких детей — на одном ребенке не было ничего, кроме серебряного обруча вокруг шеи, — занимали кормовую часть лодки вместе с двумя телятами, котенком и множеством кур. На носу громоздились их пожитки: разобранный остов дома, тростниковые циновки, кувшины для воды, горшки, мешки с зерном и груда одеял. Поверх всего этого между деревянными ножками маслобойки стояла собака, которая облаяла нас.

Саддам поджидал меня в Эль-Кубабе. Я спросил, где его сын, молодой Ауда. Саддам ответил:

— Он кланяется тебе. Он пошел в лавку к торговцу и сейчас вернется.

Не успел я выбраться на берег, как прибыл первый пациент — юноша, который стонал и корчился на дне лодки. Боли в области почек сотрясали его мучительными приступами. Я заподозрил камни в почках. Чтобы хоть как-то облегчить его страдания, я осторожно натер ему поясницу жгучей мазью, в состав которой входил перец. Когда спазмы прошли, он объявил, что я исцелил его, и я почувствовал себя шарлатаном в еще большей мере, чем обычно. Однако мое «огненное лекарство» стало очень популярным, так как почти все жители озер, включая маленьких детей, время от времени страдали от этих болей, которые они называли хасара.

На следующее утро Дауд разбудил меня еще затемно, сказав, что какие-то люди принесли раненого мальчика. Родители ввели своего двенадцатилетнего сына в дом. Его полосатая рубашка, белая с голубым, была изорвана и пропитана кровью, нижняя половина лица была покрыта окровавленной тряпкой. Большие черные глаза на очень бледном лице пристально смотрели на меня. Я спросил, что случилось.

— Его искусала наша собака.

Мальчик дрожал, и я закутал его в свои одеяла, пока разжигали огонь и подогревали воду. Потом я снял с его лица повязку, смочив ее водой. Собака прокусила ему щеку, в одном месте были видны коренные зубы. На руке и плече тоже были укусы. Мальчик не произносил ни слова, лишь следил за мной немигающим взглядом. Я промыл и продезинфицировал раны, обработал их сульфамидным препаратом, а потом тщательно зашил щеку. Мальчик жмурил глаза от боли, но даже не пикнул. Когда я закончил, он пробормотал:

— Спасибо, сахеб.

Это были первые слова, которые он произнес. Я сделал ему укол пенициллина и устроил поудобнее у очага.

К нам присоединился Саддам. Пока мы пили чай, отец мальчика, который приехал из Дауба, деревни на озерах к востоку от Эль-Кубаба, рассказал, что сын вышел из дома, перед тем как лечь спать.

— Наша собака — ты видел ее, Саддам, огромная тварь, — прыгнула на него и вцепилась ему в руку. Вот там у него отметины зубов. Она повалила его па землю и хотела вцепиться в горло. Хвала Аллаху, она промахнулась и схватила его за щеку, а не то загрызла бы его. Мальчик даже не крикнул — честное слово, Саддам! Я вышел наружу, чтобы посмотреть, отчего забеспокоились буйволы, и увидел, что мой сын сражается за свою жизнь. Но Аллах милосерден. Мы знали, что англичанин в Эль-Кубабе, и, как начало светать, повезли мальчика сюда. А перед тем как отправиться, я застрелил собаку.

Я боялся, что у собаки могло быть бешенство, но отец уверил меня, что она никогда не покидала их дибина, стоящего на отшибе. Они увезли мальчика в полдень. В руке он зажал динар, который я дал ему на новую рубаху. Рана зажила хорошо и, хотя на щеке остался большой шрам в виде полумесяца, рот не искривился. Маданы утверждают, что собаки никогда не кусают женщин и девочек; действительно, я ни разу с этим не сталкивался.

Услышав, что мне понравились их танцы, Саддам решил устроить в мою честь вечер. Как только мы поужинали, он достал барабаны и бубны и согрел их над очагом, чтобы натянулась кожа. Услышав первые несколько ударов, сделанных, чтобы проверить, как звучат инструменты, люди стали собираться со всей деревни. Пришел Аджрам со своим отцом, юный Хелу с двумя братьями, которые были еще меньше ростом и еще костлявее, чем он. Голоса их были тоже более пронзительными, чем у него, и вскоре они уже подпевали ему. Сахайн, староста Бу Мугайфата, тоже явился со своим братом Хафезом и большой компанией из своей деревни, включая двух юношей, Ясина и Хасана, которые потом стали моими гребцами.

Был там и юноша из племени фартусов по имени Дахиль. Сирота и нищий, он ссорился со всеми по очереди, из-за чего постоянно переезжал из деревни в деревню в поисках заработка, предлагая свои услуги в качестве пастуха. Но при всем этом Дахиль обладал некоей притягательной силой, и все говорили о нем со смешанным чувством симпатии и раздражения. Он был пылко влюблен в сестру Вади, веселого четырнадцатилетнего мальчика, сидевшего рядом с ним. Немного поломавшись, Дахиль встал и начал танцевать; мимикой и движениями он выражал комичное сочетание огорчения и некоторого негодования. Он был гвоздем программы этого вечера. Танцевали и другие мальчики, среди них Аджрам, но зрители снова и снова вызывали Дахиля. Потом отец Аджрама, Хусейн, тоже решил пуститься в пляс. Мальчиком он славился как танцор, но теперь выглядел нелепо и выделывал неуклюжие коленца, точно слон в цирке. Наконец Саддам остановил его:

— Садись, Хусейн, пусть Дахиль еще спляшет.

В течение вечера несколько человек, которых я не смог узнать, присаживались рядом со мной и говорили, что очень рады моему возвращению. Я провел здесь всего два дня в прошлый раз — более двух месяцев тому назад, но у меня было такое чувство, будто я пропил в этой деревне долгие годы. Компания разошлась перед рассветом, и, когда я вышел наружу, на востоке уже появилась едва заметная светлая полоса. Из темноты доносились всплески весел и голоса людей, возвращающихся по домам. Было невозможно не отвечать взаимностью таким дружелюбным людям.

15. Фалих Бин Маджид

Маджид аль-Халифа был шейхом той части племени аль бу-мухаммед, что населяла район Маджар-эль-Кабира, и, по сути, правил большой частью озерного края. Будучи депутатом иракского парламента, он проводил много времени в Багдаде, предоставив управлять своими обширными владениями старшему сыну — Фалиху. Только через год пребывания на озерах я познакомился с Маджидом. Проходя через Эль-Кубаб, я узнал, что он недавно прибыл из Багдада и что Саддам и старейшие жители деревни посетили его, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Я решил, что мне следует сделать то же самое. Ранним утром я отправился в путь в лодке с двумя гребцами — Ясином и Хасаном из Бу Мугайфата, которые к этому моменту путешествовали со мной уже полгода. Лодка принадлежала Ясину. Это был шестнадцатилетний юноша, высокий, стройный, хорошо сложенный, с открытым, приветливым лицом, в котором было что-то монголоидное. Хасан был того же возраста, но ниже ростом и коренастый. Страстный охотник за водоплавающей дичью, он владел устрашающего вида шомпольным ружьем местного производства; ствол ружья был обвязан медной проволокой. Я убедил его оставить это ружье дома, разрешив ему пользоваться моим. Ясин обладал более сильным характером, чем Хасан, и лучше знал все, что связано с путешествием в лодке по озерам. Несмотря на молодость, он уже считался исключительно умелым лодочником даже по меркам маданов.

Река Маджар, приток Тигра, разделяется ниже Маджар-эль-Кабира на Адиль и Вадийю, которые рассеиваются среди озер и болот восемью милями ниже, отдав большую часть воды ирригационным каналам. Мы спустились по одному из этих каналов и вышли на Адиль, на берегу которого стояла деревня Маджида. Хасан привязал к носовой банке веревку и потащил лодку против течения, а Ясин, сидя на корме, правил веслом. Мы прошли несколько деревень. Около десяти часов утра мы увидели деревню, где над остальными домами возвышалось большое квадратное кирпичное здание с плоской крышей и потрескавшимися стенами. Это был собственный дом Маджида. За ним, сильно покосившись на один бок, стоял полуразвалившийся старый мадьяф. Маджид еще не построил нового мадьяфа, но неподалеку были сложены связки касаба. Перед мадьяфом, где Маджид принимал посетителей, стояла толпа. Вперед вышел человек и провел нас внутрь. Маджид встал с ковра, мы обменялись рукопожатием. Он казался ниже среднего роста, так как был крепко сложен и очень широк в плечах. В молодости он был силач, но к старости обрюзг; живот свисал мешком, ходил он вперевалку. Лицо над короткой толстой шеей было испещрено прожилками и покрыто седой щетиной, маленькие глаза раздраженно и высокомерно смотрели из-под красных век. Казалось, его только что подняли из берлоги и дальнейшее его поведение совершенно непредсказуемо. Он приказал принести и поставить друг против друга поперек комнаты два напоминающих ящики кресла из сосновых досок, крытых синим бархатом. Одно кресло он предложил мне, в другое уселся сам. Мадьяф был переполнен, и я чувствовал бы себя намного лучше, если бы сидел на полу.