Николай Чиндяйкин - Не уймусь, не свихнусь, не оглохну

• Название: Не уймусь, не свихнусь, не оглохну
• Автор: Николай Чиндяйкин
• Издательство: Зебра Е
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-94663-164-8

Дневник — это особый способ разговаривать: говоришь — и тебя не перебивают, не переспрашивают. Необходимость такого разговора возникает при появлении редкостного счастливого сочетания внешних обстоятельств и внутренних возможностей человека. Когда жизнь дарит окружение талантливых личностей и человек, чувствуя удачу судьбы, воспринимает это не как возможность интересной жизни, а ищет свою роль в данной композиции, осмысливает свое положение. У Николая Чиндяйкина хватило внутреннего такта и благородства вовремя понять значение мощных личностей, с которыми довелось ему жить и работать.

Дневник Николая Чиндяйкина — иногда просто хроника, с повседневными наблюдениями, мемуарными вкраплениями, разного рода созерцаниями и зарисовками, но чаще всего «течение ежедневного воображения».

Обрывистые, короткие записи — это состояния, запечатленные на бумаге, важные и случайные, подчас не совсем отчетливые. Но сквозь эти состояния ощущаешь жизнь времени, его ритм.

---

Вечер замечательный, сам по себе. Т. е., конечно, все не равнозначно. Что-то хуже, что-то лучше (и совсем плохое тоже было), но дело не в этом. Дело в том, что, несмотря на такие значительные потери (из-за последних событий — Лысов, Фандера, Белогурова, Репецкий, Толмачева), несмотря на все это, студия есть. Есть ансамбль… есть нечто единое… единый стиль, метод, понимание материала. Некий единый художественный мир. Очевидно. Как много размышлений, как много… Ничего ясного, сплошные противоречия. Вот странно как! С одной стороны, совершенно ясно, что они одни. Он (шеф) бросил их, оставил, давно оставил. Да ведь и прежде почти не работал с ними, что называется, «руками»… По крайней мере то, чему я был свидетель (а я просидел годы на репетициях) — все это мучительные или просто нудные лекции… беседы, как правило, в отрицательных эмоциях… Часто просто в раздражении или даже в истерике, иногда, реже, спокойное чтение текстов, разбор, анализ (причем, как правило, отдельных кусков) и вечное, ежедневное недовольство.

22 декабря 1993 г.

1994

А. А. — «…дальнейшая судьба связана с репертуаром. Театр построят, уже видно. Остались только деревянные работы. А весной, если подпишут контракт, разломают „Уран“».

«Если к весне из этой группы будет сформирован сильный ансамбль…»

14 января 1994 г.

Смотрели репетицию Эсхила у Петера Штайна, «Агамемнон», сегодня с утра. Васильев и нас семь человек, так называемая группа «М». Закончилось все в четвертом часу (началось около 12-ти). О постановке этой уже пишут и говорят как о несомненном успехе и даже более. Конечно, сама фигура Штайна многое определяет в подобных разговорах. Великий режиссер, сделавший действительно грандиозные спектакли, и, что важно для нас, Чехова в том числе. Мне довелось видеть многие из них и здесь, во время гастролей, и там, за рубежом.

Как трудно быть не слепым! Как необходимо быть не слепым. Что бы ни писали, в какие бы анналы ни встраивали, какую бы высоту ни приписывали — видеть! Видеть!

Впечатление не просто тяжелое.

Дело не в том, что они не знают, что делать со страстью. Дело в том, что они погружены в страсть. Нарушено главное в греческой трагедии — бесстрастность.

Старался избежать всяческих разговоров. Ольга Дзисько сразу подбежала, Барбара, пришлось как-то ретироваться.

Зато шеф… просто раскачало его так… наговорил Ольге кучу кошмарных вещей (тогда надо повеситься, сказала Ольга), потом его просто трясло.

И вылилось в длинные, длинные монологи…

15 января 1994 г.

«Реалистический театр 20-го века — это аномалия. Прекрасная, фантастическая, великая аномалия! А родовое значение театра — вот такое!» — Васильев, разбирая Эсхила.

«Алгеброй созданная гармония Ватикана, не алгеброй созданное православие. У Пушкина в „Моцарте и Сальери“: Ватикан, созданный алгеброй, неблагословен. Моцарт благословен, и именно этого не может принять Сальери, ибо это нарушает порядок мира. Последний эпизод можно рассматривать как акт жертвоприношения. (Не был ли убийцей создатель Ватикана?)

В конце концов он говорит о том (Пушкин), что он (Моцарт) уходит из жизни как бесполезное существо».

Январь. — 24-го, 25-го — выходные, с 26-го по 5-е включительно — семинары с Ильей. Ежедневно, кроме вторника, до 16.00.

Февраль. — с 10-го по 25-е — тренажи, Эсхил, Платон. С 25-го — Мольер, «Школа жен», самостоятельно.

10-го — примерно в 19.00 — Васильев. 12-го — Вадим (начало занятий).

16 февраля 1994 г.

Пушкинские Горы.

6 февраля выехали (в 19.45) поездом во Псков (студия «Уран»).

Утром во Пскове — завтрак в гостинице, короткая экскурсия по музею. На автобусе 2 часа до Пушкинских Гор.

Мороз и солнце…

Невероятно красивая погода… божественной белизны и солнечности снег. Холодно. Очень. Все счастливы… сама поездка сказочна.

Хотели играть в имении Петровское. Чистый (стилистически) интерьер. Вечером 7-го (в 17.00) приехали в имение.

Температура в помещении минусовая!

Совещались: что же нам делать? Положение отчаянное. Шеф категорически отказывается играть в НКЦ (научно-культурном центре), типа Дворца культуры. Решили, несмотря на лютый холод, играть в Петровском. Провели репетицию двухчасовую. Окончили. Вернулись на турбазу, где мы жили. Там тоже холодно, правда, несравнимо с тем, как в Петровском. Ночью просыпался и думал — как быть. Утром, после завтрака, еще раз поехал в Петровское…

За ночь мороз усилился значительно. В усадьбе в зале −10! Принимаю решение играть в НКЦ. Попадаем в зал в НКЦ только в 13. Начало представления в 15.00. Два часа на подготовку.

Писал на видео. Шло 3.10. Много. Страшно жалел, что не нашел сил переломить шефа и сократить! Я сокращал, он возвращал. Поругались. В конце концов осталось, как он предложил. И это много. В целом прошло нормально. Но потери (зрительские) огромны.

С Божией помощью отыграли. Академики-пушкинисты в большинстве своем не выдержали, разошлись.

(Бойтесь пушкинистов.)

Вечером сауна!

Здорово!

Много маразма. Встреча с Ефремовым. Катастрофа. Что-то он рассказывал о своих «открытиях» пушкинских… Например, что Александр Сергеевич не идеологизирован (!). Великое, конечно, открытие на старости лет.

Какие-то конференции (записано на пленку).

Общение на этом фестивале определенно показало, насколько мы далеки от привычного театрального пространства. Например, наша встреча с Рецептером В. Э., о которой он сам ненавязчиво попросил, т. е. предложил нам встретиться, желая искренне поделиться своим опытом. Разговор, почти односторонний, получился странным. Он говорил о понятных, ясных и, конечно, правильных вещах: о первоначальной грамоте чтения стихотворного текста, о каких-то общих законах, почти музыкальных и т. п. Никто и не сомневается в правильности этих советов… все так, конечно, так… Но именно сущность, фундамент, метод изложения, то, как он говорил, «основное», что, по его же словам, так поразило и привлекло его в нашей работе, именно это и скрыто от опытного Рецептера навсегда. Невозможно рассказать ему об этом, невозможно и ему познать это… самому. Собственно беседа наша закончилась дружески и почти приятельски… Вот и хорошо.

февраль 1994 г.

Дом…

Какая неудобная тетрадь, писать просто невозможно, и, главное, никакого удовольствия.

А я люблю писать и делаю это с радостью только тогда, когда получаю удовольствие от самого процесса писания. Чтобы была хорошая бумага, блокнот, тетрадь, альбом, хорошая ручка, чтобы было уютно, чисто вокруг, удобный свет и одиночество.

Вот как сейчас (все, кроме тетради).

Раса в соседней комнате строчит на машинке швейной.

Я в своем новом крохотном кабинете. Еще не привык к этой комнате, еще какая-то не моя… Но… что уж… надо привыкать… теперь моя.

Переехали. Успокоились после первых дней столпотворения, связанного с переездом. Как-то разбросали вещи. Более-менее… можно жить.

Еще много хлопот впереди с обустройством. Ремонт тоже, как говорят, стихийное бедствие. Надо бы поскорее начать этот злосчастный ремонт, чтобы скорее закончить.

Два дня был необыкновенный снегопад. Особенно вчера.

19 марта. Москва

«Уран». 18.30.

А. А. вернулся из Будапешта вчера вечером. Вечером же встретились на Поварской (с той же группой). Сегодня первая встреча с «моими» в «Уране». Собрались в кабинете, хотя сейчас уже не так холодно, как еще несколько дней назад.

Настроение у всех доброе. «Сам» тоже непринужденный, весел… Общий такой разговор… кто что делает, что готово к показу… и т. д., прикинули расписание показов на эти дни по «Евгению Онегину».

Венгерский театр дореформенный… практика такая: актер нанимает режиссера (самый совершенный в этой структуре «Комеди Франсез»), он (актер) благодарен режиссеру за то, что сам работает (он не может играть без режиссера). Наиболее сильны для этой территории музыкальные жанры, и практика драматического театра исходит из этого. Скажем, из кабаре. На третий день актер оказывается на сцене и режиссер говорит, куда идти… в какую сторону.

Сейчас Ошер репетирует Пиранделло «Сегодня мы импровизируем». Ну как можно в такой системе репетировать Пиранделло… если он весь направлен против такого театра…

Роли разрабатывают в процессе мизансценирования. Качество исключительно плохое. Нет никакого другого театра, кроме повествовательного.

Такой театр полностью зависит от публики, полностью!

Происходили же какие-то события театральные в мире… Но их как будто ничего не коснулось.

День премьеры является последним днем свидания актера с режиссером. Это то, что меня просто возмутило…