Ричард Олдингтон - Дочь полковника

• Название: Дочь полковника
• Автор: Ричард Олдингтон
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1988
• ISBN: 5-280-99312-3

Роман Олдингтона «Дочь полковника» некогда считался одним из образцов скандальности, – но теперь, когда тема женской чувственности давным-давно уже утратила запретный флер, читатели и критики восхищаются искренностью этого произведения, реализмом и глубиной психологической достоверности.

Мужчины погибли на войне, – так как же теперь быть молодым женщинам? Они не желают оставаться одинокими. Они хотят самых обычных вещей – детей, семью, постельных супружеских радостей. Но… общество, до сих пор живущее по викторианским законам, считает их бунтарками и едва ли не распутницами, клеймит и проклинает…

---

– Здравствуйте, Джорджи! Как поживаете?

Она прерывисто дышала от напряжения, словно твердо решив не спешиваться и не предоставлять ему возможности завязать разговор. Во всяком случае, она не ответила на его приветствие, а только коротко кивнула точно клюнула, и проехала мимо. Там, где шоссе пошло под уклон, она перестала налегать на педали и предоставила велосипеду катиться самому. Мистер Перфлит смотрел на ее удаляющуюся фигуру, пока на повороте ее не заслонила живая изгородь, А тогда он надел шляпу, раза два кивнул и сказал вслух:

– Бедная Джорджи!

Эпилог

Входят Бим и Бом[142]

Бумажный кораблик луны, подсмотренный Шелли, запутался в густой кроне одинокого векового вяза и никак не мог высвободиться. Казалось, что росинки звезд вот-вот посыплются вниз. Или же, наоборот, – что блестки великолепнейшего фейерверка застыли в туманном эфире до скончания времен. Две звезды Большой Медведицы, нацеленные на Полярную звезду, слали и слали лучи, с утомительным однообразием промахиваясь на несколько градусов по мишени, которую по широко бытующему убеждению они поражают всякий раз с абсолютной точностью. Соловей монотонно подражал Тоти Даль Монте.[143]

Пошел двенадцатый час вечера, заключавшего день на исходе весны, возможно, день Дерби в послевоенной Англии. Снопы света, отбрасываемые фарами многочисленных автомобилей на шоссе в отдалении, сшибались в жутковатые сияющие фантомы, – точно глубоководные рыбы бились на фосфоресцирующих лучах по правилам средневековых турниров. Время от времени бурканье клаксона или кашляющий скрежет сменяемых передач перебивали пенье соловья, но не заставляли его умолкнуть. Поперек неба ползла странная ноющая звезда, которую оба релятивиста совершенно справедливо сочли аэропланом, совершающим ночной полет.

Бим и Бом сидели друг против друга внутри футбольных ворот на небольшом лугу, примыкающем к обширному парку. Сэр Хорес Стимс, смазочный магнат, скрепя сердце, пожертвовал этим ни на что ему не нужным клочком земли для поддержания благородного спортивного духа сельских оболтусов. По столь торжественному случаю русские клоуны надели соответствующие костюмы. Бим облачился в рубашку с узором из черно-красных ромбов, галифе и белые теннисные туфли; алая охотничья куртка, спортивные трусы и бутсы составляли наряд Бома. Из того же уважения к английскому вкусу оба водрузили на голову обычные белые клоунские колпаки. По колпаку Бима вилась надпись «крейсер Нарр», а буквы СЕВШП на колпаке Бома означали «Собственный Его Величества шотландский полк». Оба клоуна жадно жевали бутерброды, извлекая их из бумажного мешочка, и пили светлое бутылочное пиво à même le goulot.[144] Ели и пили они с вульгарным смаком. Но вот Бим вздохнул и сказал:

– Так как же?

– Что – как же?

– Да все это. Зачем мы тут в краю буржуя Болдуина?[145] Знаешь, Бом, что-то мне не по себе. Боюсь я этих кровожадных беляков. Что, если сюда нахлынет банда охотников на лисиц? Они же вмиг прикончат нас своими страхолюдными пиками!

Бим поковырял в пролетарских зубах сухим от чопорности стебельком аристократической английской травы.

– Мы обладаем дипломатической неприкосновенностью, считаются с ней беляки или нет. Мы – эпилог.

– И можем радоваться жизни?

– Э, нет! По-моему, в Англии это не разрешается. У них это не принято. Верх неприличия. Они создали гигантскую организацию, чтобы ничего подобного не допускать. Лорд Бди-и-Души, лорд-камергер, виконт Ханжа, граф Мель и принц Клюв – все состоят членами тутошнего ОГПУ. Охолостят они тебя, Бим, если схватят. Держи-ка свои скользкие шуточки при себе, дружок.

Бим содрогнулся, поспешно удостоверился, что все его при нем, и захныкал:

– Придумал бы ты, Бом, как нам отсюда выбраться. Ты же знаешь, как я не хотел быть миссионером в стране дикарей! И зачем нам поручили вести пропаганду? Жутко опасно, да и скучно, по-моему, аж до зубной боли.

– Так-то так, но не забывай, что они здесь на редкость отсталые, Даже в церковь еще ходят! Потому-то и должны мы собираться тайно при луне. В конце-то концов английским интеллигентам приходится куда хуже, чем нам. Здесь же все перевернуто с ног на голову.

Бом, торопливо побулькивая, отпил полбутылки и провел ладонью поперек своей широченной ухмылки. Бим засунул руку в галифе, почесался и зевнул.

– Ну и пусть их! Почему бы англичанам не превратить весь свой остров в музей Девятнадцатого Века?

– И превратят. У тебя, Бим, глаза на лоб вылезут, расскажи я тебе хоть половину того, что здесь творится!

– Вылезут, не вылезут, только мне не интересно.

– Извини, Бим, но мы обязаны довести дело до конца. Автор объяснил мне свои намерения, и я обещал, что мы все выполним. А к тому же посмотри, сколько пива он нам дал!

Английские исторические дома

Внезапно вяз отпустил луну, и она вырвалась на волю, гоня перед собой пену легкой дымки. Соловей наконец заткнулся – по меньшей мере на два часа позже закрытия местных питейных заведений. Электрические лампы, которые отбрасывали надменные отблески на темное селение из всех окон господского дома, разом погасли: его богатый, но экономный владелец обзавелся единым выключателем, чтобы в полночь тушить все лампы в доме одним щелчком. Бережливость – мать достатка.

Бом попросил Бима заметить это обстоятельство:

– Внимание! Владелец поместья залил лучины. Этот пучеглазый лангуст с рожей такой красной, словно его долго варили в собственном соку, является замечательным, хотя и далеко не единственным лихим представителем британских финансовых громил и скупщиков краденого. Подобно раку-отшельнику он необыкновенно преуспел в искусстве запихивать свою жирную белую задницу в чужие раковины. Но он куда менее щепетилен и редко ждет естественной кончины законного владельца. Хватай сразу – вот его девиз. И он хватает. Сэр Хорес – баронет, Бим. Ты только подумай, Бим! Это значит, что он один из тех, кто сумел вскарабкаться на самый верх, Бим. Если он застигнет нас в полночь между штангами своих ворот за противозаконным распитием пива, мировой судья и оглянуться не успеет, как засадит нас в колодки. Ты и представления не имеешь, Бим, что такое ба-ро-нет! Он отвалил по меньшей мере тысячу червонцев за герб – ну там на темном поле рука в чужом кармане, обремененная сомнительным прошлым. Из чего следует, Бим, что он аристократ, один из национальных лидеров.

– Ага, понял! – отозвался Бим. – Интеллигент Меньшевик в духе Шоу, так, что ли?

– Нет, Бим. Не интеллигент. Интеллигентность у них не в чести. Они прилежат высоким цилиндрам и низким хитростям. Э-эй, Бим! Слушай меня, а на пиво не налегай, не то заснешь. Как во множестве сходных случаев фундамент вон того исторического дома заложил сын нищего военного авантюриста, который присоединился к крестовому походу Вильгельма Подзаборника. В доме продолжали обитать его потомки, живя и охотясь на земле, за которую платили военной службой или щитовыми деньгами. Сэр Хорес, кстати, всегда откупался щитовыми деньгами, и в частности, с четырнадцатого по восемнадцатый год. Тут я позволю себе отступление, которое, возможно, удивит тебя, Бим. А именно: этот самый пейзаж, в котором (или на котором?) мы сейчас сидим, послужил натурой для вербовочного плаката с красочным английским селением и надписью: «Стоит ли сражаться за все это?» Мне поручено говорить, что ответ гласит: «О, конечно! Но не для того, чтобы все это забрал Хорес». Улавливаешь, Бим?

Внезапно вырванный из пивной дремы Бим не сумел выдать сладкое всхрапывание за виноватое покашливание.

– Я очень устал, Бом.

– Внимание, Бим! Поставь бутылку! Сию же секунду! Ты не должен спать, слышишь? Ущипни себя, не то я тебя ущипну – и как следует! Кретин, паршивец, пивопийца, штрейкбрехер! К орудиям, отродье сонной брачной постели!

– А, ла-адно, Бом! Не взъедайся на меня, Бом.

– Не взъедайся! Вот закалю твой позвоночник, тогда будешь знать, братец. Ну-ка, сядь прямо и слушай! Дом этот перестраивался трижды: когда в царствование Елизаветы его из крепостицы превратили в загородную резиденцию, после того как его сожгли копейщики Эссекса и, наконец, в одна тысяча семьсот шестьдесят пятом году, когда владелец разбогател на английском сельском хозяйстве. А вот индустриализации, проводимой вигами, семейство на свою беду всячески противилось. Последний отпрыск сего благородного рода, круглый сирота, в дни войны был адъютантом генерала особой нравственности. В двадцать первом году настал его черед получить lettre de cachet,[146] обрекавший его на изгнание. Сейчас он в Мюнхене подвизается, как сомнительный специалист до интерьерам. Дом молодой помещик продал – почти даром, потому что был круглый дурак и угодил в лапы мошенников, не говоря уж о жутком экономическом спаде. Тут является господин хороший Хорес и хватает дом с непринужденной грацией акулы. Любуйся: наш торговец топлеными жирами и смазкой, который смазку для осей продает в пачках, как маргарин, а маргарин – в больших жестянках, как смазку для осей, водворяется в господский дом с правом держания поместий Падторп, Клив-на-Холме и Мерихэмптон, с правом соки и саки, с правом чинить суд и расправу над местными ворами – ну, почему бы ему не набросить петлю на собственную шею? – и еще со всякими феодальными правами и привилегиями, которые я запамятовал. На сей второй Эдем,[147] сей королевский трон, сию самой природой сложенную крепость он в год, возможно, тратит в нынешней монете (главным образом, бумажной) эквивалент полумиллиона червонцев в золотых рублях – курс можешь уточнить по телефону на Лондонской бирже. А все почему? А потому что спекулировал достоянием других людей, жизнями других людей, работой рук и мозга других людей; потому что покупал дешево, а продавал дорого; потому что не положил живот на алтарь Отечества, укрывшись среди тех, кого оно предпочло держать при себе; потому что практиковал всяческое жульничество, фальсификацию, узаконенный обман и умелую подмену доброкачественного товара никудышным; потому что был интендантом или поставщиком провианта Имперских сил Его Величества, несущих службу за морем. Только не помысли, о Бим, будто я порочу Его Священное Величество. Король, в отличие от его милости, не уступит в честности никакому другому христианину…