Ареф Минеев - Пять лет на острове Врангеля

• Название: Пять лет на острове Врангеля
• Автор: Ареф Минеев
• Издательство: Молодая Гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1936

---

Раньше всего начинают становиться бухты. Ледостав на них обычно проходит в средних числах сентября, но в некоторые годы, когда сентябрь бывает ветреным, замерзание бухт отодвигается на конец сентября — начало октября. Таким годом у нас был 1929-й. В этом году бухта Роджерс стала позже, чем когда-либо за последние пять лет. Если осень безветреная, то уже 14—15 сентября бухта покрывается довольно толстым салом. Если ветра нет, то сало быстро уплотняется, превращаясь в лед. В двадцатых числах сентября лед в бухте уже так толст, что держит человека, и по льду бухты начинается езда на собаках.

Море, после того как станет бухта, еще долго сопротивляется. Оно то покрывается молодым льдом, то взламывается вновь под влиянием ветра. Как-то необычно бывает в тихие дни, когда море покрыто молодым льдом. Вода просвечивает через тонкую корку льда, и, если нет солнца, то кажется, что море еще не замерзло. Только беспредельная тишина говорит о том, что море уже сковано морозами.

Достаточно нескольких тихих дней, чтобы мороз сковал море столь крепко, что и средней силы ветры уже не могут взломать лед. Начинающиеся снегопады припорашивают молодой лед, и море приобретает тот зимний вид, который свойственен ему на протяжении почти десяти месяцев. Так постепенно зима вступает в свои права. Иногда море по всему южному побережью очищается от льда и замерзает ровной, как стол, пеленой. Не на чем остановиться глазу, и эта ровная площадь уходит и теряется за горизонтом. В такое время кажется, что хорошо будет ездить на собаках, не придется трястись по торосам, не надо будет с груженой нартой переваливать через ледяные хребты. Но как бы море ровно ни замерзло, осенью и зимой его так изломает, нагородит и наставит таких страшных торосов, что жутко смотреть. В иные же годы, когда плавающий лед не уходит далеко от берега, а бо́льшими или меньшими массами находится у берега, море уже раннею осенью приобретает свой обычный торосистый вид. Эта торосистость на протяжении зимы усиливается за счет нового торошения.

Нам неоднократно случалось наблюдать самый процесс торошения и у берега, и далеко в море.

Наиболее часто торошение происходит поздней осенью и ранней зимой, пока лед еще не достиг предельной толщины. Торошение происходит, конечно, и зимой и весной, но в разгаре зимы или по весне оно наблюдается значительно реже.

Торошение у берегов и в открытом море происходит различно. У берега лед на своем пути встречает препятствие и тут начинает взламываться. Пласты льда ползут друг на друга, громоздятся ввысь, принимая самые невероятные положения. Повторными нажимами растущий ледяной холм смещается все ближе к берегу, пока край основной гряды не очутится на самой земле, иногда за несколько метров от воды. Неровности дна и берега влияют на высоту гряды и ее отдельных участков. Появляются конические вершины, седловины, перевалы, напоминающие собой типичную горную цепь. Во время торошения слышится сильный гул, но это не напоминает орудийной канонады, хотя бы и слитной от множества частых выстрелов, — это скорее сочетание рева прибоя в крупногалечном ложе с шумом падения крупных масс рыхлой породы по крутому склону.

Даже находясь на расстоянии нескольких сот метров от места торошения, не слышно отдельных ударов. Это объясняется вероятно тем, что в каждый данный момент происходит беспрерывное разламывание ледяных площадей на крупные, мелкие и мельчайшие куски, и ухо не в состоянии среди этого хаоса мощного глухого звучания отделить отдельных гулов ломающегося льда.

Однажды, в открытом море, в 10—12 километрах от берега, мне пришлось наблюдать торошение в непосредственной близости — почти у самых ног. В начале декабря 1930 года я в сопровождении Павлова поехал промышлять зимнюю нерпу. Перед этим дул крепкий ветер с берега, и когда стало сравнительно светло, мы по темному отражению на облачном небе увидели, что в море оторвало лед и открыло много воды. Решили поехать бить нерпу. Погрузили на нарту небольшую кожаную байдару и поехали в море. Путь был всторошен немного, поэтому ехать было не особенно трудно. Кое-где поднимались высокие холмы отдельно стоящих торосов, пригнанных сюда ветром еще осенью.

Пока мы ехали полыньей, большую ее часть закрыло обратным движением льда, только кое-где остались сравнительно небольшие участки воды, но и они уже покрылись свежим льдом до десятка сантиметров толщиной. Среди этого льда виднелись небольшие полыньи и разводья чистой, дымящейся паром воды.

К нашему, приезду передвижка льда не закончилась, наблюдались довольно сильные, хотя и кратковременные нажимы. Первоначально мы, в поисках нерп, ехали краем разлома. Временами приходилось проезжать участки молодого льда. Он был так тонок, что вода просвечивала сквозь него, и поэтому лед казался черным и гнулся под тяжестью нарт. Нерп мы пока не видели. Наконец, решив осмотреться, мы остановились у высоченного, отдельно стоящего тороса. Оставив собак за торосом, я и Павлов поднялись на самую вершину и принялись в бинокль изучать окрестность.

Совершенно неожиданно началось довольно сильное нажатие льда. Торос заколебался, и послышался сильный шуршащий звук. Мы опустили бинокли и взглянули вниз. Линии разлома змеились у самого тороса. Громадные пластины льда громоздились на край неподвижного льда, медленно ползли, вздымаясь все выше, а потом ломались, с шумом падая вниз. Над рухнувшей льдиной ползла новая полоса льда. Нажатие иногда на несколько мгновений прекращалось и возникало вновь. У подножья тороса скапливались громадные глыбы льда, подталкиваемые сзади. Они вздымались по склону, становились вертикально и с глухим грохотом валились назад, крошась в куски, нагромождаясь в беспорядочные кучи льда. Торос, служивший нам убежищем, от ударов льда колебался и дрожал, как в лихорадке. Собаки, ощущая, как видно, состояние льда, начали беспокоиться. Лежавшие встали, и потом все они, задрав морды, стали выть в два десятка собачьих глоток.

Минут 10—15 лед жало, — правда, нажатие было очень спокойным, потом оно прекратилось, — торос успокоился, собаки улеглись. Подождав еще минут двадцать, мы отправились дальше, в поисках нерп.

Это было спокойное торошение, и его можно было наблюдать без большого риска. Но бывают торошения, когда лед взламывается и нагромождается в громадные труды с молниеносной быстротой. Ровное дотоле поле льда испытывает от сжатия как бы судорогу, и по нему идет волна, и, как видно, в более слабом месте вздутие лопается, как гигантский мыльный пузырь, и куски льда разваливаются на обе стороны. Этот первый момент производит впечатление взрыва, а потом лед быстро вздыбливается, и гряда движется вперед в направлении сжатия, до тех пор, пока оно не прекратится.

Там, где берег отвесно падает в воду и последняя глубока, торошение происходит на самом берегу, нагромождая иногда торосы до 10—20 метров в высоту.

Непосредственно после торошения ледяная гряда представляет собою ряд куч ледяных обломков, ничем не связанных между собой. За зиму снег забивает все промежутки между глыбами льда, закрывает весь лед, и тогда гряда походит на группу спокойных снежных холмов, появившихся в результате мятели. Ходить по этим холмам надо очень осторожно: не везде в трещинах и провалах снег уплотняется настолько, чтобы выдержать тяжесть человека. Иногда он остается пушистым и нежным, только с поверхности закрывая провал. В таком случае пешеход может себя серьезно искалечить.

По весне, когда под действием солнца снег начинает таять, пресная вода постепенно пропитывает снег и потом замерзает в монолитную с морским льдом массу. Летом лед взломает. Гряда торосов разделится на куски различной величины. Некоторые из них будут плавать, напоминая айсберги, хотя в этом районе Чукотского моря айсберги, в полном значении слова, наблюдать, насколько нам известно, никому не доводилось.

Осень на зимовке заполнена работой так же, как и всякое время года. Но осенние работы особенно ответственны. От них в значительной степени зависит благополучное проведение зимы.

Эти работы состоят прежде всего из ремонта жилых и складочных помещений, подготовки их к зиме. Каждую осень, заблаговременно, мы тщательно осматривали наши жилые дома: проверяли конопатку, ремонтировали окна, чтобы не оставлять щелей для снега; поверх черного потолка насыпалась земля, — чем толще сделаешь накат на потолок, тем теплее будет зимой в комнате. Подновлялись, засыпались новой землей завалины. Вставляли недостающие стекла, а когда не стало стекла, заменили его фанерой. Ее не просто прибивали, а врезали так же, как стекло, и обмазывали замазкой, иначе окно в междурамьи забьет снегом. Особенно тщательно осматривались и ремонтировались двери — наружные и внутренние. Ремонтировались печи, генерально чистились трубы, дымоходы.

Пока у нас был уголь, мы с осени подтаскивали его в угольные ямы, находившиеся в тамбурах жилых домов, чтобы с наступлением сурового пуржливого времени не приходилось в непогоду ходить за топливом. Склады тоже требовали много внимания. Они были, как уже было сказано раньше, неудовлетворительны. С осени мы стремились зачинить все прорехи, затыкали каждую дырку, чтобы преградить доступ внутрь всепроникающему снегу.