Юрий Ветохин - Склонен к побегу

• Название: Склонен к побегу
• Автор: Юрий Ветохин
• Издательство: Авторское издание
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1983

Книга описывает несколько неудачных попыток автора сбежать из СССР в 60-70-х годах, последующее заключение в тюрьмах и специализированных психиатрических лечебницах и счастливое спасение на индонезийском острове после прыжка из иллюминатора парохода.

---

— А паспорта вы все еще не получили? — спросил он.

— Нет.

Аппаратчик куда-то позвонил и только после этого выписал мне пропуск.

— Вторая парадная от Литейного, — лаконично сказал он.

Ленинградское УКГБ состоит из нескольких зданий, в том числе — двух высотных, построенных при советской власти на месте взорванной церкви. Поэтому в народе Ленинградское УКГБ называют не иначе, как Большой

Дом. Но название это имеет еще и скрытый смысл. Он заключается в том, что «с него Колыму видно!» Вид у всех зданий, принадлежащих КГБ, такой, как будто там и людей нет и никто не живет. Ворота заперты наглухо, без щелочки, стекла в окнах зарешечены и замазаны масляной краской. Еще недавно вокруг зданий ходили часовые и не разрешали прохожим приближаться к ним. Теперь часовых заменили милиционерами.

Я открыл указанную мне в бюро пропусков парадную и сразу столкнулся с часовым. Часовой взял у меня пропуск и позвонил. Спустился с лестницы молодой лейтенант. Часовой проверил пропуск и у лейтенанта тоже и только тогда разрешил ему взять меня с собой.

Лейтенант, оказавшийся «товарищем» Жерлицыным (волк в Лужском лесу тебе товарищ!) завел меня в свой кабинет, предложил сесть и без вступления начал:

— Вы писали письмо в Крымское УКГБ?

«Так вот зачем они меня вызвали!» — подумал я с облегчением, вспомнив о том, что написал туда письмо с просьбой вернуть мне вещи, конфискацию которых отменил Верховный Суд.

— Писал, — ответил я.

— Крымское УКГБ сообщает, что все ваши вещи были сданы для реализации в комиссионные магазины. За них, за все, выручено 69 рублей. Напишите по этому адресу и вам вышлют деньги. Он протянул мне листок бумаги с адресом. Затем лейтенант продолжал:

— Крымское УКГБ поручило передать вам еще вот это!

«Товарищ» из Лужских лесов протянул мне что-то знакомое. Я взял у него и тогда вспомнил: мои научные статьи, правда, не все. Только две и странного вида… Но времени разглядывать не было: лейтенант повел меня к выходу. Дома, приглядевшись, я обнаружил, что у брошюр отсутствовали заглавные листы с фамилией автора. Откровенно говоря, я был рад, что отделался только этими листами, да еще одной научной статьей, почему-то арестованной. Черт с ними! Хорошо еще, что душу не теребили, не вели никаких «собеседований»! Потом я вспомнил, что КГБ не вернуло мне авторские свидетельства на техусовершенствования и рацпредложения, почетные грамоты и книги. И деньги они могли отдать мне сами, когда меня увозили из спецбольницы, не дожидаясь моего запроса!

Не лучше было дело и с вещами из моей старой комнаты. Слова Хмирова о том, что он сдал их на хранение в домоуправление, оказались ложью, а сам Хмиров временно уехал из Ленинграда. Мне пришлось апеллировать к прокурору. Ответ на свое заявление я получил как раз в этот день, но уже не от прокурора, а от какой-то пешки из райжилуправления. Пешка писала мне, что «все мои вещи были выброшены на помойку, так как специальной комиссией было обнаружено, что они все (??) были изломаны, изрезаны и приведены в полную негодность». Об этом, якобы, был составлен акт, который подписал квар-тироуполномоченный Хмиров. Письмо заканчивалось словами о том, что если я не доволен ответом, то могу жаловаться в суд. А то я не знал советский суд?! Я мысленно послал их всех к черту и решил развеяться— сходить в Районный психдиспансер, раз уж не пошел в этот день на работу из-за вызова в КГБ.

В психдиспансер Дзержинского района меня послал военкомат, когда я пришел туда становиться на военный учет. Правда, сперва они без слов поставили меня на военный учет и хотели сразу направить на военные сборы, но на медкомиссии произошла заминка. Врачи разных специальностей осмотрели меня и каждый написал на бланке: «годен, 3-я категория». То же самое написал и врач-психиатр, а потом уже спросил меня:

— Есть жалобы на здоровье?

— Жалоб нет, — ответил я, — но, может быть, вам не-безинтересно знать, что я девять лет находился в психиатрической больнице специального типа?

Психиатр с большим удивлением посмотрел на меня, а потом повел к председателю комиссии. Они посовещались между собой и председатель решил:

— Мы не будем сегодня давать заключение о вашей годности к военной службе и не пошлем вас на военные сборы до тех пор, пока не получим официальной бумаги с диагнозом вашей болезни.

Тут же он написал запрос в Дзержинский райпсихдис-пансер и велел мне отнести его на улицу Некрасова.

— Придите за ответом через неделю, — сказала мне дежурная медсестра диспансера, принимая от меня запрос военкомата.

— Нет еще ответа, придите через две недели, — сказали мне, когда я явился в указанное время.

Не было ответа и через две недели и мне было велено явиться через месяц. Сегодня как раз истекал этот месяц.

Дежурная медсестра, к которой я обратился, на этот раз не ответила мне ни «да», ни «нет», а послала к заведующей диспансером, пожилой, солидной женщине.

— Нет ответа из спецбольницы, где вы находились, — как-то загадочно произнесла солидная женщина, и вдруг добавила: — Если хотите, я сейчас же могу написать справку о том, что вы — здоровы психически и на учете в психдиспансере не числитесь.

«Ну, нет! — подумал я. — Не для того я страдал в псих-концлагере девять лет, не для того подписал им гнусную бумажонку, что признаю себя больным, чтобы сейчас меня погнали на военные сборы, как здорового!»

— Военкомат сделал вам запрос о том, вследствие какой болезни я находился в спецбольнице в течение девяти лет? Вот вы и дайте ответ по существу, — возразил я.

— Тогда ждите ответа из спецбольницы! — высокомерно ответила заведующая.

— Подожду, мне торопиться некуда.

— Раньше, чем через два месяца не приходите!

— Хорошо, — ответил я и решил вообще к ним больше не ходить.

Бланк незаконченной медицинской комиссии при военкомате валялся в углу моей комнаты, а военкомат почему-то меня больше не беспокоил. И я переключил все свои мысли на подготовку к побегу.

Постепенно в моей голове появился такой план. Я должен скопить деньги и как только придет лето, поехать на Черное море, сперва в Сочи. Там я пройду курс лечения сероводородными ваннами и буду интенсивно тренироваться в плавании. Когда я подлечу сердце и верну себе спортивную форму, то совершу побег через

Черное море в Турцию, чередуя длительные заплывы с отдыхом на надувном матраце.

Я рассчитывал, что когда я проплыву половину расстояния, отделяющего меня от Турции, то начнут дуть попутные ветры и тогда я смогу воспользоваться простейшим парусом. Надувной матрац легок и для него не требуется большого паруса. Самая сложная проблема — мачта, была решена мною еще в спецбольнице. Мачта должна была представлять собой своеобразные ножницы, только из бамбука. Она должна быть разборной. После сборки мачты ножницы раскрываются, а углы ее связываются тросиками. Затем на нее натягивается и крепится парус. Сама мачта привязывается к моему телу. Лежа на спине, я буду придерживать мачту руками и могу давать ей некоторый уклон. Вместо руля будет служить правая или левая нога, опущенная в воду. Мое питание будет состоять из шпига, самодельных кексов на масле и на меду, шоколада и грецких орехов. Пить я буду исключительно морскую воду.

Хотя и все предприятие было сложным и рискованным, но старт был наиболее трудным. Я намеревался вплоть до нейтральных вод (22 километра) плыть с не надутым матрацем и все вещи нести на себе — для большей конспирации. Для этой цели я еще в спецбольнице связал себе большую сетку с очень длинными ручками, которые я мог надеть себе на шею. В эту сетку я положу матрац, парус, одежду и продукты питания. Мачту в разобранном виде я тоже прикреплю у себя на животе. Шерстяную рубашку для согревания тела во время заплыва я решил использовать старую, ее надо было только заштопать и утеплить за счет шерстяных кальсон.

Путем экономии зарплаты и продажи пайков, которые мне давали в столовой на выходные дни, и прибавив к этому еще 69 рублей, которые, наконец, прислало мне Крымское УКГБ за мои вещи, я скопил к лету 1977 года около 200 рублей. Это не считая тех денег, которые ушли на покупку снаряжения. Я купил надувной матрац, маску, трубку, часы и чулки. Я сделал мачту и парус и сшил себе легкую одежду, которую намеревался взять с собой в заплыв. Я помнил, что если бы в 1963 году, в Батуми,

у меня с собой была одежда, то никто бы меня не арестовал. Теперь я знал, что одежда пригодится мне в любом случае: достигну я турецких берегов или нет, ибо нигде никто меня не ждал. Моя одежда состояла из синих сатиновых брюк, тонкой батистовой рубашки и кедов. Я заштопал и утеплил свою шерстяную рубашку и я сшил вручную кепку с длинным козырьком от солнца. Плавки я тоже сшил сам и сделал на них специальные петли для крепления капроновых чулок. По моему эскизу в мастерской мне сделали герметичный корпус из оргстекла для моих часов, копию того корпуса, которым я пользовался до тюрьмы.