Ефим Черняк - Химеры старого мира. Из истории психологической войны

• Название: Химеры старого мира. Из истории психологической войны
• Автор: Ефим Черняк
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСТВО ЦК ВЛКСМ «МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ»
• Жанр: История
• Год: 1970

Пропаганда — это распространение знаний и связанных с ними воззрений. Соответственно под политической пропагандой понимают распространение политических знаний. Марксистско-ленинская пропаганда — это разъяснение и распространение идей научного коммунизма (и следовательно, научных взглядов на общество и законы его развития), политики коммунистических партий. Буржуазная пропаганда — орудие идейного разоружения масс, направленная на то, чтобы любыми Средствами продлить существование исторически обреченного капиталистического строя. Основная функция реакционной пропаганды — внедрение в сознание широких слоев общества убеждения, будто буржуазный строй отвечает их интересам, иными словами, укоренение идей, на которых основывается система духовного принуждения в странах капитала. Психологическая война — разновидность реакционной пропаганды, систематически и планомерно проводимой империалистическими кругами с помощью всех средств массовой информации как в военное, так и в мирное время для достижения осознанных и установленных политических целей.

---

Внутри Германии пропаганда войны велась с открытым забралом. Мысль о войне внутренне присуща немецкому народу, внушал читателям журнал «Deutsche Wehr» в декабре 1935 года.

«Эта мысль является его единственной страстью, его единственным наслаждением, его пороком и его спортом, словом, это его подлинная одержимость»[283].

Формально обращаясь к логике, фашистская пропаганда на деле апеллировала к психологии немцев. Стремясь завоевать их на свою сторону, она сообщала им то, что они хотели бы услышать, не скупилась на любые обещания. Гитлеровская пропаганда — это циничное оперирование «большой ложью», спекуляция на политической отсталости и предрассудках значительной части немецкого населения и тупости обывателя, это игра на глупости, низменных инстинктах, это искажение доводов противника, подмена опровержения его аргументов личными нападками, сопровождавшимися безудержным самовосхвалением. Не менее характерно для фашистской психологической войны ее монопольное положение, интенсивность, концентрация всех средств воздействия на народ: печати, радио, речей на массовых митингах, церковных проповедей, школьных уроков и так далее. Фашистская пропаганда пыталась заставить население поверить в те или иные утверждения нацистского правительства, которые, кстати сказать, обосновывались одними и теми же унифицированными «аргументами».

Гитлеровская пропаганда сопровождалась цепью политических и социально — экономических мероприятий для доказательства того, что нацисты выполняют данные ими обещания. Лихорадочное вооружение, введение всеобщей воинской повинности и другие аналогичные меры в условиях завершившегося циклического кризиса способствовали относительно быстрому рассасыванию безработицы.

Были проведены мероприятия, которые (сугубо временно) способствовали укреплению положения части ремесленников и зажиточной верхушки деревни. Все это в соединении с шовинистическим дурманом с перспективой получить свою долю от ограбления чужих народов и стран оказывало деморализующее влияние даже на социальные слои, которые ранее слабо поддавались нацистской агитации.

Одним из первых мероприятий нацистов после прихода к власти была централизация политической пропаганды. В марте 1933 года был обнародован подписанный президентом Гинденбургом и рейхсканцлером Гитлером декрет о создании министерства «народного просвещения и пропаганды». Ему были подчинены вся печать, радио, книгоиздательства, театры, киностудии, музеи, научные институты, специализирующиеся в области социальных наук, и другие учреждения, связанные с идеологическим влиянием на население. Новому министерству была поручена заграничная пропаганда (ранее направлявшаяся министерством иностранных дел), вся деятельность (как было сказано в декрете) по «духовному воздействию на другие нации».

«Унификация» прессы означала не просто, что печать проводила фашистские взгляды, министерство пропаганды ежедневно все годы нацистского господства предписывало самые тонкие изменения и нюансы в освещении и оценке событий — вплоть до шрифта, которым набирались заголовки. (С 1940 года эти предписания называли «лозунгами дня».) Так, например, в мае 1936 года газета «8 Uhr Abendblatt» была конфискована за слишком откровенный заголовок «Потребуется дополнительный миллиардный налог». Даже «Ангрифф» вызвала гнев Геббельса, поместив после захвата Чехословакии в 1939 году корреспонденцию под названием: «Франция не видит причин для вмешательства». Такое название могло привести к мысли, что рейх опасается французских действий, когда, мол, все вопросы фюрер решает мановением руки[284].

Сотрудникам газет, не угодившим начальству, угрожало исключение из списка журналистов и полная невозможность найти работу по специальности, а при более тяжких «проступках» — отправка в концлагерь, Впрочем, подчиняя себе прессу, Геббельс стремился к тому, чтобы внешне не была вполне ясной степень «унификации». Так, при разгроме и закрытии в 1933 году большого числа нефашистских газет была оставлена либеральная «Франкфуртер цейтунг» (продолжавшая выходить до августа 1943 г.). Она сохранила отчасти свою прежнюю либеральную фразеологию, в которую, однако, облекалось чисто нацистское содержание. Геббельс предоставил такое особое положение «Франкфуртер цейтунг», поскольку ее широко читали за границей, а также в кругах германской интеллигенции. Газета, таким образом, превратилась в орудие воздействия на те слои, которые слабо воспринимали открытую фашистскую пропаганду.

В 30–е годы приобретает большое значение радиопропаганда. Систематически политическая пропаганда по радио в Англии велась с 1932 года (так называемая «имперская служба» английского радиовещания). Франция начала передачи для своих колоний еще в 1931 году. Особый размах приобрела радиопропаганда в фашистских государствах, рассчитанная не только на население этих государств, но и на зарубежную аудиторию. Так, итальянские радиостанции передавали программы на 18 языках[285].

Радио стало в руках Геббельса наряду с прессой главным орудием в психологической войне против немецкого народа и народов других стран.

Объектом зарубежной пропаганды Геббельса были в первую очередь 27 миллионов немцев, проживавших тогда за пределами германских границ, и, конечно, народы тех стран, которые должны были стать жертвами нацистской агрессии.

Часто нацистская пропаганда механически использовала приемы, приносившие результаты внутри Германии, в материалах, рассчитанных на зарубежного слушателя и читателя, что сильно снижало ее эффективность даже там, где у Геббельса были все основания рассчитывать на успех — прежде всего путем использования страха правящих классов перед коммунизмом.

ФИАСКО В ЛЕЙПЦИГЕ

Гитлеровцы пришли к власти, усиленно раздувая кадило антикоммунизма. Поддержание антикоммунистического психоза внутри Германии стало для них формой укрепления своего кровавого господства, подавления всякой оппозиции перевооружению Германии и выторговывания все новых и новых уступок от реакционных кругов западных держав во имя укрепления рейха как оплота против большевизма. В рамках этого политического курса и была замыслена и осуществлена преступная провокация — поджог германского рейхстага, который должен был создать предлог для развязывания кампании террора против всех противников нацизма. Инсценировка процесса над коммунистами, которых лживо обвинили в поджоге, была призвана придать бешеной пропагандистской кампании международный характер, превратить ее в постоянно действующее орудие гитлеровской политики агрессии. Как известно, события на процессе развернулись совсем не так, как рассчитывали Гитлер, Геринг и Геббельс. Для истории психологической войны интересно отметить, что эту пропагандистскую кампанию, начатую Геббельсом для усиления власти нацистов, через четверть века попытались повторить в Западной Германии для их реабилитации.

В мае 1967 года в печати среди массы текущих новостей промелькнуло сообщение из Западного Берлина — местный суд по просьбе некоего ван дер Люббе пересмотрел дело его брата Маринуса, казненного в январе 1934 года гитлеровцами по обвинению в «государственной измене и умышленном поджоге, угрожавшем жизни людей»[286].

С Маринуса ван дер Люббе было снято обвинение в государственной измене и оставлена лишь ответственность за признанный неоднократно им самим поджог зданий рейхстага.

Люди старшего поколения читали о ван дер Люббе в газетах во время Лейпцигского процесса, происходившего с 21 сентября по 23 декабря 1933 года; другие знали о нем из исторических работ. Почему же все‑таки почти через четверть века после судилища в Лейпциге западноберлинская юстиция проявила заинтересованность в частичном оправдании этого голландского анархиста, умственного дегенерата, вольно или невольно сыгравшего на руку фашистским провокаторам? Чтобы ответить на этот вопрос, надо вернуться на несколько лет назад.

В 1959 году и начале 1960 года известный западногерманский журнал «Шпигель» опубликовал в ряде номеров работу о поджоге рейхстага, написанную, как было сказано, «на основании рукописи» Фритца Тобиаса, в то время правительственного советника земли Нижняя Саксония в ФРГ[287].

Она подана как разоблачение «исторической легенды». Нет, не о поджоге 27 февраля 1933 года рейхстага коммунистами. С этой лживой выдумкой фашистов было покончено тогда же, в памятном 1933 году. Георгий Димитров, арестованный германскими фашистами, не оставил камня на камне от этого клеветнического вымысла, изобретенного гитлеровцами.

«Шпигель» и не пытался прямо пересказать ложь гитлеровцев. Он «только» стремился оправдать самих нацистов, которых Димитров перед всем миром заклеймил как действительных поджигателей!