Феликс Аксельруд - Испанский сон

• Название: Испанский сон
• Автор: Феликс Аксельруд
• Жанр: Эротика

Роман не относится к какому-то определенному жанру. В нем примерно в равной степени присутствуют приключения, эротика и философия. Действие происходит в разных странах и временах, в городе и деревне, в офисах, катакомбах и высоких слоях атмосферы. Развитие сюжетных линий происходит по тем же законам, что и в любом другом романе. Задачей автора было, чтобы почти каждый читатель, в меру своего вкуса и интеллекта, нашел в нем что-то интересное для себя.

---

Они стояли перед сооружением, и Мария шептала молитву. Она не знала православных молитв. Надеясь, что Бог простит, как прощал до сих пор, она прочла католическую молитву и перекрестилась по-православному.

— Все, — сказала Мария. — Пора.

Они перевалили свои не слишком тяжелые мешки через борт вагонетки и бросили их на диван. Мешки упали с гулким хлопком, и вверх поднялось облако пыли. В ответ прозвучал двойной громкий чих. Они улыбнулись — первый раз за все время с момента гибели князя Георгия.

— Лезем, — сказала Мария.

Они без труда перелезли через вывернутый борт и соскочили на диван, оказавшийся необычайно мягким. Они даже немножко попрыгали на нем; при этом Мария дивилась качеству кожи — она-то знала, сколько этой коже лет.

— С Богом, — сказала Мария. — Хочешь ее запустить?

— Этой кнопкой?

— Нет. Она держится цепью за стену; нужно просто отомкнуть замок.

— Значит, эти рельсы ведут вниз?

— В том числе и вниз.

— Тогда ясно.

Игорь пробрался назад по дивану, перегнулся через задний изгиб борта, посветил себе фонариком, отыскал замок цепи, дотянулся до него и открыл.

Цепь со звоном упала. Ничего не произошло.

— Ее нужно толкнуть, — догадался Игорь.

Он хотел было найти упор и снова высунул голову за борт — но даже этого незначительного движения оказалось достаточно, чтобы вагонетка, будто испугавшись, тихо тронулась с места.

— Смотри-ка, — удивился он. — Это сила реакции; здорово же она смазана.

— Ты даже не представляешь себе, как здорово, — сказала Мария.

— А зачем кнопка?

— Это фара. Пока не разгонится, нажимать нельзя.

Вагонетка въехала в туннель; лучи фонариков, направленные вверх, уперлись в темные, полукруглые своды. Хотя уклон был практически незаметен, вагонетка явно набирала ход — это можно было установить по скорости, с которой своды перемещались над ними.

— Почему стыки рельсов не гремят? — спросил Игорь.

— Потому что их нет, — ответила Мария.

— Их не может не быть. Ты знаешь, для чего предназначены стыки? Чтобы рельсы не полопались от холода или жары.

— Здесь нет ни холода, ни жары.

— Шутишь. Даже в метро есть.

— А здесь нет, — упрямо сказала Мария. — В противном случае, почему же они не полопались?

Царевич надулся и замолчал.

— Гаси свой фонарь, — сказала Мария через какое-то время. — Нам далеко; нужно экономить электричество.

— Что ты все командуешь? — разозлился Игорь. — Кто здесь главный — ты или я?

— Милый, — сказала Мария ласково, — Игорек! оставь это… Нас ждет уйма опасностей и невзгод; я обещала его сиятельству спасти тебя, так что изволь пока делать что требуется. Если тебе так уж важно быть главным — ну, командуй ты… Что будем делать, ваше высочество?

— Прекрати, — буркнул Игорь и погасил свет. — Куда мы вообще едем?

— В эмиграцию.

— В другую страну?

— Да, — вздохнула Мария.

— Ты хочешь сказать, что это корыто… что этот туннель идет до самой границы?

Во тьме Мария не видела лица царевича, но живо представила себе его, до крайности удивленное.

— Да, — улыбнулась она, — и гораздо дальше. Наверняка это самый длинный в мире туннель; и в данный момент мы с тобою едва ли не единственные, кто о нем знает… а может быть, — добавила она со вздохом, — уже и совсем единственные.

Пораженный услышанным, царевич какое-то время молчал, видимо размышляя.

— Если так, — спросил он, — сколько же нам ехать? Мы просто умрем от голода.

— Отнюдь, — отозвалась Мария. — По расчетам, мы должны ехать примерно девять часов.

— И куда мы приедем за девять часов?

— В Испанию. В Барселону.

— Как это возможно? — спросил отрок. — Через весь континент! Я знаю географию; это несколько тысяч километров. Допустим, пять. Даже 5400, чтобы делилось нацело; значит, каждый час мы должны покрывать 600 километров. 600 километров! С такой скоростью летают самолеты; а по земле не ездят даже на «Формуле-1».

— Для твоего юного возраста такой расчет, возможно, и делает тебе честь, — с некоторой иронией сказала Мария, — но увы, он неверен. Он основан на том, что скорость корыта, как ты изволил выразиться, все время постоянна. Меж тем это не так; правда, я и сама не знаю верхнего предела этой скорости, но думаю, что она намного больше, чем 600 километров в час.

— Тогда у меня вопросы, — сказал Игорек. — Во-первых, откуда берется такая огромная скорость. Во-вторых, чье это? кто все это создал? Неужели князь? Если так, то я понимаю, почему ты говоришь, что мы единственные, кто знает об этом…

— Нет, — сказала Мария, — это создал вовсе не князь; он даже не знал об этом — я просто не успела ему рассказать, так как уже начались военные действия. Ах, если бы тебя не захватили! Ведь мы могли спастись все втроем. Ну почему, почему судьба так несправедлива?

И княгиня заплакала.

Через какое-то время она почувствовала руку отрока на своем плече.

— Не плачь, — сказал Игорь. — Мне тоже все время хочется плакать, но я креплюсь. Лучше расскажи мне об этой штуковине; это отвлечет нас обоих, да и время пройдет незаметно. А фару уже можно включить?

— Не знаю, — сказала Мария. — Давай для верности подождем еще с полчасика.

— Давай.

Меж тем они ехали уже довольно быстро; в мелких изгибах полированных поверхностей шелестел ветерок. Внезапно тон этого шелеста изменился, резко дунуло откуда-то со стороны, и из-под колес вагонетки явственно стукнуло.

— Что это было? — тревожно спросил царевич.

— Другая ветка, — сказала Мария. — Наша вагонетка отнюдь не единственная; таких веток более ста.

— Значит, в нас могут врезаться?

— Нет. Все вагонетки на привязи; ехать может только одна. Специальный и очень надежный механизм автоматически переключает стрелки.

— Значит, мы должны достичь нижней точки, а потом по инерции поехать наверх, — сказал царевич. — Но разве мы доберемся до того же уровня? Это похоже на вечный двигатель. Я про него много читал; его не существует.

— Ты где-то прав, — сказала Мария, — но… Это не объяснишь в двух словах. Представь себе, что на скатерти стоит какой-нибудь гладкий тяжелый предмет… например, пепельница от «Леонардо». Представил?

— Ну.

— А ты знаешь, что такое «Леонардо»?

— Леонардо да Винчи?

— Какой ты нетипичный подросток, — вздохнула Мария. — Зуб даю, девять из десяти твоих сверстников назвали бы не Леонардо да Винчи, а Леонардо ди Каприо.

— А что бы сказал десятый? — ехидно осведомился царевич.

— А ничего. Просто послал бы меня на три буквы.

— Мария, — сказал царевич, — ты все время отвлекаешься. При чем здесь вообще Леонардо? Ты сказала о гладком тяжелом предмете; вот и продолжай.

— Если резко дернуть скатерть в сторону… Нет, — покачала Мария головой, — этак у меня ничего не получится. Давай я тебе лучше расскажу всю историю, которая связана с этим, с начала до конца… только учти, она долгая.

— Ну и хорошо. Нам спешить некуда.

— Это точно, — согласилась Мария, — нам, как говорится, ночь коротать. Нужно устроиться поудобнее… Кстати — ты в туалет случайно не хочешь?

Игорек промолчал.

— Хочешь или нет? — повторила Мария.

— Какая разница? — недовольно отозвался отрок. — Ну, хочу… предлагаешь, что ли, через борт?

Мария хихикнула.

— Здесь это предусмотрено, — сказала она, зажгла свой фонарь и сощурилась от неожиданно яркого света. — Подвинься. Смотри: поднимаем половинку дивана… а вот и стульчак. Какашки наши прямо на рельсы посыплются.

— Как-то некультурно…

— Не смеши, — сказала Мария и убрала свет. — Никогда здесь не ступит нога человека.

— Отвернись.

— Я все равно ничего не вижу…

— Отвернись.

Отворачиваться во мраке было и впрямь смешно. Он не хочет, чтобы до меня донеслись его запахи, догадалась Мария. Она действительно полуотвернулась — но откуда ему было знать, что нюх ее был что у собаки? Откуда было знать про кровавые, желчные, рвотные, гнойные, прелые запахи, про запахи смерти и боли, веществ и растений — запахи, коих она знала великое множество и различала по недоступным для людей категориям, едва не на вкус и на цвет? Про сотни любовных запахов, сонных запахов, а еще запахов пробуждения, утренней ласки, движения и труда, и запахов усталости и заката… и конечно же, запахов этих первейших, здоровых, естественных (а про себя добавляла она — и красивых) человеческих отправлений. До чего лицемерна человеческая культура! Такое внимание к тому, что поглощаешь, и такая небрежность к тому, во что это превращается. Дотошно исследовать свою душу — то есть то, чего нет, — и делать вид, что реальной, насущной потребности будто не существует. Ну, не странно ли? Мария повела ноздрями, прикрыла глаза (даже в темноте это движение помогало ей сосредоточиться), в два счета познала до дна простой, радостный дух своего юного спутника — и, незаметно для него, широко улыбнулась.