Феликс Аксельруд - Испанский сон

• Название: Испанский сон
• Автор: Феликс Аксельруд
• Жанр: Эротика

Роман не относится к какому-то определенному жанру. В нем примерно в равной степени присутствуют приключения, эротика и философия. Действие происходит в разных странах и временах, в городе и деревне, в офисах, катакомбах и высоких слоях атмосферы. Развитие сюжетных линий происходит по тем же законам, что и в любом другом романе. Задачей автора было, чтобы почти каждый читатель, в меру своего вкуса и интеллекта, нашел в нем что-то интересное для себя.

---

— Странно, — сказал князь. — Я бы мог подписаться под каждым вашим словом; единственное, что я бы водку не ставил в первейший ряд.

— В этом-то между нами и разница…

— Очевидно, — хмуро сказал князь и затушил сигарету; у него пропало желание продолжать разговор. Семенов, видно, это почувствовал, тоже затушил свое курево, кивнул головой, отошел к своим.

Князь приблизился к мальчику. Все это время он нарочито держался подальше от него, не желая бередить душу. Однако он должен был кое-что сказать ему — должен был и никак не решался, все откладывал… Вздохнув, наконец он решился.

Он присел перед мальчиком и рукою поманил к себе жену.

— Ваше высочество, — сказал он шепотом, чтобы на другой стороне не было слышно, — пока вас удерживали в плену, я совершил два поступка. Оба они были продиктованы срочной нуждой; но оба они требовали бы вашего милостивого соизволения.

Мальчик внимательно слушал.

— Разумеется, в ваше отсутствие я не мог его получить; мог лишь надеяться, что вы одобрите мои действия после того. Прошу вас, заслушайте меня и скажите свое слово; как бы вы не решили, я не хочу оставаться с этим грехом на душе.

— Говори, — прошептал мальчик.

— Во-первых, я взял в жены Марию. Обряд совершен по-православному, два часа назад.

— Поздравляю, — тихонько сказал царевич и, взглянув на Марию, подмигнул ей, как тогда, в круге. — Я рад. Конечно, я бы позволил. А во-вторых?

— Я снял с себя звание генерала Ордена, ваше высочество… и передал его моей супруге, княгине Тверской.

Какой бессовестный врун, подумала княгиня и с упреком посмотрела на мужа: не супруге и не княгине ты передавал… Князь покосился на нее просительно и виновато. Не губи, голубушка, говорил его взгляд… да, сделал наоборот… но духа не хватит признаться в таком царевичу; возьмем уж на нас двоих сей невеликий грешок.

Царевич нахмурился.

— Как ты посмел? — грозным шепотом спросил он.

— Ваше высочество, — сказал князь и опустился с корточек на колени. — Вы сами слышали; я сдаюсь. Только так можно было вызволить вас; даже если мне сохранят жизнь, я не скоро смогу приступить к действию.

— Значит, все погибло? — спросил отрок.

— Самое главное, что вы живы, ваше высочество. Вы пойдете с княгиней Марией… она знает куда.

Царевич опечалился.

— Я не хочу с тобой расставаться.

— Благодарю вас, ваше высочество, — князь глотал душившие его слезы, — но другого выхода нет.

— Жаль, — сказал отрок. — Что ж… придется примириться, раз так… А куда мы пойдем? — поднял он взгляд на княгиню.

— Тс-с! — сказала она, приложив палец к губам.

— Значит, ты со своею женой даже не проведешь… даже не проведешь… — начал царевич и замялся. Хочет сказать «брачной ночи», догадалась Мария. Но стесняется. Как все-таки мил его высочество! — …ни двух дней? — нашелся наконец отрок, обращая вопрос ко все еще коленопреклоненному князю.

— Увы, — сказал князь.

— Встань с колен, — сказал отрок. — Все хорошо. Ты все сделал правильно.

— Благодарю вас, ваше высочество. — Князь украдкой, чтоб не видели с той стороны, поцеловал отроку руку и поднялся.

— Теперь, — сказал он, — мы в руках Господа. Мария, помни: я теперь никто; вы — всё.

Заскрипела железная дверь, и на другой стороне возникло движение: явился Петров.

— Все в порядке, — сказал он своим.

Князь осенил себя крестным знамением.

— Ну что ж, — сказал Семенов, и Мария уловила в его голосе знакомые нотки, подлую песню прорвавшегося торжества. — Прошу всех, как говорится…

— Минутку, — сказал князь. — Что значит всех?

Из двери позади Семенова послышались звуки и появились вооруженные люди, один за другим. Князь бросил взгляд на дверь, куда должны были уйти Мария с царевичем и двумя провожатыми. Эта дверь немедля открылась тоже, и оттуда тоже посыпалась вооруженная толпа.

— Значит, вот почему телефон не работал, — разочарованно заметил князь, стараясь отгородить четверых оставшихся своих сторонников от толпы, оттесняя их как можно дальше. — Дешевые фокусы…

— Такой вот он, — в сердцах сказала Мария. — Ах, не зря я предупреждала тебя насчет участковых!

Все пятеро — князь, княгиня с царевичем и двое проводников — стояли против нескольких уже десятков вооруженных людей. Они отступили насколько было возможно. Они забились в угол; они прижались к стене.

— Что ж, — вздохнул князь. — Прощай, жена.

— Прощай, мой любимый, драгоценный муж, — сказала Мария. — Прощай, князь Георгий.

Они обнялись и крепко поцеловались.

— Давай-давай, — заговорили в толпе, начиная подталкивать их прикладами и штыками, стараясь выгнать их из угла. — Успеете еще нацеловаться… наша власть добрая, больше червонца не даст!

— Сомневаюсь, — покачал головой князь и дал особенный знак одному из двоих провожатых.

Сразу же тот локтем надавил на неприметный выступ в стене, к которой они были прижаты — в той самой грани, срезанной как бы для симметрии и красоты. Двое проводников, разведя руки, подстраховали Марию с царевичем, буквально распластав их по стене. Обе двери бункера шумно захлопнулись, немилосердно обойдясь с теми, кто стоял прямо в них; пока все остальные пытались понять, в чем дело, механический, воющий звук наполнил помещение, и весь пол бункера пошел вверх. Лишь один узкий участок, уступом или карнизом расположенный под стеной и несущий на себе Марию с царевичем и проводниками, не был затронут перемещением; стена, бывшая срезанной гранью, вместе с этим уступом медленно двинулась по горизонтали, отделяясь от двух смежных стен и проваливаясь в глубину между ними. Одновременно и уступ выползал, расширялся, превращаясь в платформу настолько широкую, насколько позволял это вздымавшийся пол.

Метаморфоз помещения отделил княгиню от мужа. Она двигалась прочь вместе с платформой; он оставался на подымающемся полу. Там, на полу, теперь начиналась давка, борьба не на жизнь, а на смерть; люди поняли, что единственное спасение — это прыгнуть в проем, образованный отъезжающей гранью. Раздались крики и гулкие выстрелы. Князь Георгий, встав на защиту проема, хладнокровно сопротивлялся наступавшей толпе; овладев чьей-то винтовкой, он с изумительной ловкостью фехтовал ею на самом краю и уже положил оземь нескольких — другие, спотыкаясь об их тела, падали сами, представляя еще лучшую для него мишень. Толща бетонного среза прошла вверх в сантиметре от колен людей на платформе; пока пол поднимался далее, платформа вдвинулась вглубь ровно настолько, чтобы бетон не коснулся их животов и груди.

Мария окаменела от ужаса. Перед самыми ее глазами уносился ввысь ее муж, из последних сил держа напор обезумевших и обрекая себя на верную гибель. Она знала, что князь Георгий непрост; знала, что вероломство им предусмотрено, но не могла и подумать, что это будет так страшно и убьет его самого. Бетонный срез меж тем прошел мимо ее лица; ноги князя затерялись среди ног атакующих. Мария опустила глаза. Циклопические винты открылись ее взору под полом бункера; они вращались с неистовой силой, нестерпимо визжа. Как гигантский домкрат, они все ближе вздымали пол к потолку бункера; дикий, звериный вопль полетел из уменьшавшегося проема. Мария одною рукой прижала к себе царевича, а другой схватилась за сердце: оно будто осталось там, с ее мужем, и вместе с ним сейчас раздавится, лопнет… Но тотчас это вдруг отпустило ее. Некто сильный, взирающий сверху на все происходящее, объявил ей, что князь уже мертв; он погиб, как и сам хотел бы — в отважном бою, в сражении с нелюдями… Она перекрестилась; ей потребовалось усилие воли, чтобы сделать это по-православному. В следующий момент воля изменила ей; она закричала так же страшно, нечеловечески, как и те, сверху; она попыталась дернуться вперед, как когда-то очень давно… у каких-то ворот… в темноте, среди снега… и, как и тогда, двое стражей не пустили ее, удержали на месте крепко и бережно.

И когда уже пол с потолком едва не соединились, в узкую щель, оставшуюся от проема, протиснулся и вывалился человек. Он весь был в крови, с уродливо переломанными ногами, но он был жив и хотел продолжать жить; то был Семенов — прошедший, проползший по головам других… Руки его вытянулись в воздух и, став неожиданно длинными, успели вцепиться в самый край платформы, отъезжающей вглубь. Тотчас одна из них сорвалась; держась на одной руке, он хрипло завопил, вероятно взывая к состраданию тех, кто стоял на платформе. Тогда Мария опять подалась вперед — недалеко, насколько ей дали — и, склонившись над пропастью, полной пламени, дыма, скрежета шестерен, дотянулась взглядом до глаз висящего под ней человека. Она громко рассмеялась ему в лицо. Она не сделала движения, чтобы сшибить его пальцы с платформы — он сделал все сам. Посреди лязга и грохота, посреди доносящихся сверху предсмертных стонов он услыхал ее смех… или просто понял, что это все же она, что спасения ему не будет; его пальцы разжались один за другим, и с жутким криком он полетел вниз, в преисподнюю.