Борис Ресков - Усман Юсупов

• Название: Усман Юсупов
• Автор: Борис Ресков
• Издательство: Издательство "Молодая гвардия"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1976

Книга Б. Рескова и Г. Седова «Усман Юсупов» о жизни и деятельности выдающегося государственного и общественного деятеля Узбекистана Усмана Юсупова. В ней впервые собран значительный материал, характеризующий жизненный путь от батрака до секретаря ЦК партии, путь истинного большевика-ленинца, отдавшего всю свою жизнь служению партии, служению народу.

---

— Шутите. — сказали они и, вымученно улыбаясь, пошли к машине, но Юсупов, побагровев, крикнул своим людям, чтоб шофера задержали и составили акт на него: как он смел, мерзавец, гонять в район городское такси?

— Вон! — крикнул Юсупов, и дельцы рысцой затрусили к большой дороге, вмиг растеряв апломб и нагловатость.

Стыдно упоминать о подобных ничтожествах рядом с именем Юсупова. Но они же были и есть, к сожалению, — существа, исповедующие животные идеалы счастья: кто сам лучше спит и сам лучше жрет, тот живет достойнее. «Как настоящий мужчина», — добавляют не без самолюбования.

Вот он был мужчиной в самом полном и самом высоком смысле. Он был отцом многодетной семьи, и судите сами, каково было ему получать от жены вот хотя бы такие письма: «…К зиме купила Ульмасу и Фархаду форму и Ульмасу зимнее пальто. Но ни у меня, ни у Зои, ни у Инны нет зимней обуви. Ходим черт знает в чем. Инна через месяц должна уехать в Ленинград. Там очень холодно, а у нее нет зимней одежды.

…В доме у нас страшный холод, котельная обогревает очень плохо; оказывается, эта котельная рассчитана на другой вид топлива, — уголь горит плохо. Пробовала топить дровами — от дров нагревалась хорошо, и было тепло, но дров у нас нет.

Усман, хочется поехать к тебе, но оставлять одну Инну с ребятами нельзя…»

И все же не жалобы на нелегкий быт главное в этом письме, посланном в совхоз «Баяут-4».

«…Дело в том, что тебе, мне и особенно детям нужно, чтобы мы были все вместе».

Он не стал тогда благоустраивать ташкентский дом — привез всех в совхоз. Семья жила на том уровне, на каком положено жить семье директора. Только так. Был, правда, случай, он пожалел, что нет у него ни гроша на сберкнижке. Уже в Халкабад приехали в гости к нему белорусские товарищи, из тех, что жили в Узбекистане в годы войны. Он позвал на плов, угостил превосходно, но все-таки попросил жену:

— Дай-ка все, что у нас осталось до зарплаты. Пошлю шофера в рабкооп за халатами. Какой же я узбек, если отпущу гостей без подарков?

Предлагали ему — взять из кассы, а потом оформить расход решением дирекции. Он отказался жестко:

— Нет. Они ко мне приехали. Лично.

Не забывал упомянуть, когда давал кому-либо на прощание дыню или виноград, что это из собственного сада. Присутствовал здесь, разумеется, и оттенок авторской гордости: вот, мол, что за чудо я вырастил в этой просоленной степи. В «Баяут» приезжал к нему Константин Михайлович Симонов, всегда искренне любивший Юсупова. Уже затемно вышли и сад… Юсупов велел зажечь факелы и показывал, гордясь, гранаты, виноград, айву, яблони, цветы. Дал гостям секаторы:

— Режьте. Вот «хусайни», вот «победа». Берите. Это я сам сажал.

За Халкабад Юсупова наградили орденом Трудового Красного Знамени. Он сказал с трибуны:

— Моя мечта была — осваивать Голодную степь, новые земли. Мне посчастливилось осуществить это своими руками. Не общее руководство осуществлять, а лично работать. Я доволен, я счастлив.

Чувствовал не разумом — уставшим сердцем: мало осталось дней. Знал, что не суждено увидеть многое, что было заложено при нем, но жил — не растерял это свойство — будущим. Уже после смерти Юсупова сдадут самый мощный в Средней Азии холодильник, кварталы двухэтажных жилых домов, большую школу и — предмет его особой заботы — техникум на шестьсот мест, где будут готовить бригадиров для Халкабада — современных специалистов, знающих машины и агротехнику, — садоводов, виноградарей, овощеводов.

Он мог бы увидеть все это, но не в силах был изменить своему существу: прожить хоть один день без забот, без мыслей о деле, без волнений по серьезным поводам и по пустякам. Увидел, как подростки сажают вдоль дороги чинары, рассердился: «Губят такие ценные деревья!» Сам начал сажать деревце за деревцем на солнцепеке, не замечал времени.

Бульдозерист нечаянно, а может, по неопытности срезал ножом молоденькую тую. У Юсупова исказилось от боли лицо. Шамед Чакаевич испуганно остановил его:

— Не надо так переживать. Другую посадим.

Он отмахнулся:

— Как ты не понимаешь? Они же — как люди. Их вырастить надо.

— Все принимал близко к сердцу. Оно и не выдержало, — так просто объяснил Айтметов раннюю смерть Юсупова.

Наверное, это заключение, не претендующее на медицинскую обоснованность, самое точное. Сколько их в истории и памяти народа, революционеров, коммунистов, чье сердце остановилось до срока… Юсупов встал и здесь в один ряд с ними. Есть, правда, одно загадочное совпадение: Юсупов почувствовал себя худо именно в ту памятную многим весеннюю ночь, когда в Ташкенте произошло землетрясение, — 26 апреля 1966 года. В Халкабаде толчки почти не ощущались, но, как показала статистика, число смертей, особенно среди сердечников, возросло в апреле — мае почти во всем Узбекистане. Что за связь между глухим, загадочным бытием недр и человеческим существованием? Или мы впрямь — и люди и деревья, и гранит — единое целое.

Он ощутил эту связь накануне, 25 апреля. Созвал на совещание инженеров и техников и не смог прийти вовремя; когда явился, в сером лице ни кровинки. Извинился. Сказал: «Начнем работу», — но сидел, смежив веки, будто прислушивался к тому, что происходило не в нем, а в огромном мире.

Сутки спустя у него отнялась правая сторона тела, расстроилась речь. Несколько дней около постели толпились люди: врачи, родные. К вечеру 6 мая он попросил жестом всех уйти.

Окно было раскрыто. Он мысленно видел летний туман пыльцы над садами Халкабада, пронизанный розоватым солнечным светом. Воздух пахнул тонким ароматом цветущих персиков и вишен, кизячным дымком, парным молоком. Через взгорок перевалило стадо, сопровождаемое босоногими мальчишками, галопирующими на осликах. Протарахтел мимо трактор; уже успевший загореть белозубый парень повернул на миг лицо к директорскому дому и поехал дальше, усталый, довольный: у порога ждет молодая жена. Потом в бледном, сиреневатом небе засветился лунный диск, лишенный полутонов, зловеще-багровый. На закатной стороне неба еще долго отсвечивали сполохи ташкентской беды. Затеплилась трепетной келейной лампадкой первая звезда. На темной воде хауза с краями, подкрашенными лунным светом, распластались тонкие листья лилий. Он сам посадил в пруду лилии, осуществил и эту мечту. На лилиях уже должны были появиться твердые, похожие на крохотные дыньки бутоны. Но чтоб увидеть их, надо было встать…

После похорон, на митинге в Халкабаде выступил первый секретарь ЦК КП Узбекистана Шараф Рашидович Рашидов. Он сказал:

— Мы сидим в саду, выращенном руками Усмана Юсуповича. Это символично. Там, где ступала нога Усмана Юсуповича, всюду, где он прикладывал руки, возникали сады, поля, цветы, жизнь. Он был садовником. Он был бойцом партии. Куда бы ни поправляла его партия, отовсюду возвращался он с победой.

Все мы свидетели итого.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Юсупов не оставил после себя ни дневников, ни воспоминаний. Нет надежды когда-либо найти чудом сохранившиеся в чьей-либо укромной коллекции или неразобранном архиве юсуповские письма — он не жаловал этого занятия. Немалое количество написанного им: трудно расшифровываемые наброски выступлений и докладов, газетные бесчисленные статьи, записки по поводу обсуждавшихся на бюро ЦК вопросов, тезисы партийных решении и резолюций, отдельные, сугубо специальные, публикации позднейшей поры в отраслевых журналах, хозяйственные тощие, дурно изданные брошюрки — все шло непосредственно в работу, предназначалось на потребу дня, а потому лишь отчасти, одной какой-то гранью может поведать о нем самом.

Собственную жизнь, пережитое и перевиданное, Юсупов оценивал просто. «Ты ж не Папанин, так? Не полководец, понимаешь, не герой Халхин-Гола. Кому это надо — разводить бумаготворчество?.. День, понимаешь, сгорает как минута, книжку полистать некогда. А ты — мемуары. Слово какое. Сразу и не выговоришь».

Понадобится кому, думал, найдет (смех да и только: кому может понадобиться твое жизнеописание? Разве что комиссии партийного контроля, если проштрафишься). А так есть, понимаешь, личное дело, анкета, автобиография от руки. Все там изложено по порядку: родился, женился, когда наградили, когда выговор влепили, за какие хорошие дела. Полная картина.

Биографам своим Юсупов плохой помощник.

Его жизнь, никем и никогда подробно не прослеженную, восстанавливали вместе с авторами множество людей. Бывшие наркомы, крупные хозяйственники, партийные работники различных рангов — до самых высоких включительно, завсегдатаи тихих кишлачных чайхан, немногословные старики, дравшиеся с кулачьем и баями в первых неустроенных коммунах, шоферы и повара, ирригаторы, ставшие академиками. И не ставшие тоже. Тихие, опрятные старушки пенсионерки, работавшие в свое время руководителями МТС, женотделками, делегатками, заправлявшие делами в профсоюзах, комсомоле. Писатели, артисты с громкими именами, которых он упрямо подкармливал в голодные дни эвакуации из скудных цековских пайков. Согбенные деды, родоначальники бесчисленных семейств, земляки и однокашники Юсупова, воровавшие вместе с ним абрикосы в байских садах Каптархоны. Строители первых в Узбекистане гидростанций. Военные. Перечень их занял бы не одну страницу.