Борис Ресков - Усман Юсупов

• Название: Усман Юсупов
• Автор: Борис Ресков
• Издательство: Издательство "Молодая гвардия"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1976

Книга Б. Рескова и Г. Седова «Усман Юсупов» о жизни и деятельности выдающегося государственного и общественного деятеля Узбекистана Усмана Юсупова. В ней впервые собран значительный материал, характеризующий жизненный путь от батрака до секретаря ЦК партии, путь истинного большевика-ленинца, отдавшего всю свою жизнь служению партии, служению народу.

---

Совет Министров Узбекской ССР наградил Юсупова Усмана Юсуповича, директора совхоза, за успехи, достигнутые хозяйством в производстве хлопка и других культур радиолой «Рекорд». То была далеко не самая высокая премия: иные хозяйственники получили даже «Москвичи», но Юсупов был счастлив: отметили его. Сам стирал с глянцевых боков «Рекорда» пыль. Берег его до конца жизни.

А год спустя его пригласили на традиционный курултай хлопкоробов в Ташкент, в театр имени Навои. Ехал и волновался. Это было вполне понятное волнение человека, отвыкшего от больших представительных собраний, от торжественных речей и оваций. Войдя в зрительный зал театра, он сел с краю, у прохода: в середину ряда пробираться ему было трудно.

В зале было много молодежи, незнакомых ему лиц. Молодые люди оживленно переговаривались. Но краем глаза он замечал: на него изредка поглядывают, его узнают. И он чувствовал, что во взглядах, обращенных на него, не праздное любопытство, а молчаливая симпатия и, может быть, еще что-то большее.

Объявили перерыв, он хотел выйти в фойе, но ждал, когда освободятся проходы. Тогда-то и произошло неожиданное: его пригласили занять место в президиуме…

Там же, на курултае, вручали награды. Когда объявили громко:

— Медалью «За трудовую доблесть» — Юсупов Усман Юсупович, директор совхоза «Баяут-4», зал поднялся как одни человек. Он долго ждал, пока стихнет шум, не дождался, подошел к микрофону, хотел что-то сказать, но поперхнулся, выкрикнул несколько несвязных слов каким-то не своим, высоким голосом и смолк, и стоял, глядя на восторженно хлопающих, кричащих людей, и не стыдился слез, счастливый, гордый, — Усман Юсупов, награжденный шестью орденами Ленина…

Об одном хочется сказать еще: уже при жизни Юсупова восторжествовала широкая колея. Так же, как на железных дорогах мощным тепловозам смехотворно не соответствовала бы узкоколейка, по которой, натужно пыхтя, когда-то катились дымящие «овечки», так же и в поле: могучей четырехрядной СХМ нужен был размах в шагу. В знаменитом совхозе «Малек» у прославленного директора Бочкарева впервые применили широкие междурядья с одиночным стоянием растений на грядках и пустили уже не отдельные хлопкоуборочные машины, а собрали с их помощью весь урожай. И оказался он все таким же высоким, как обычно в «Малеке».

Вскоре широкие междурядья пришли на все узбекские поля, в «Баяут-4» тоже. Правда, Юсупов к тому времени уже сдал хлопководческий совхоз новому директору.

Как было легко в финале прийти к идиллии, прежде всего не в этом жизнеописании, а самому нашему герою на склоне его лет; безмятежность (причем в самом буквальном смысле — на лоне цветущей природы) могла бы стать уделом этого шестидесятитрехлетнего человека, так много и плодотворно послужившего своим убеждениям и своему народу. Прошло три года, как он получил право на пенсию. Многого, если иметь в виду быт ему не нужно было: маленький домик, хауз во дворике, виноградник, цветник — вот и все, и все это было не так уж трудно осуществить, поселившись в том же родном Янгиюле.

Он и вернулся сюда, но по-юсуповски: не стариком, вышедшим на заслуженный отдых, с заслуженными наградами, которым даже на его широкой груди было бы тесно, — попивать в благостный азийский вечер чай, смакуя, как то умеют только узбеки, каждый глоток и, не тревожась ничем, предаваясь неторопливым воспоминаниям, посреди почтительного молчания соседей, благоговейно слушающих самого Усмана-ака, а по утрам сидеть над мемуарами (Юсупов этого, как известно, не успел сделать, и это единственно из упомянутого ряда, о чем стоит пожалеть). Последние шаги его были тоже трудовыми, и сделал он их на той же земле, на которой полвека назад начал работать.

То была местность, неподалеку от бывшего селения Каунчи, называемая Халкабад. В честь знаменитого земляка местности этой дали имя «Усманабад». Первая составная — имя Юсупова, а слово «абадий» означает по-узбекски «вечность». Уезжая министром в Москву, не зная, вернется ли в Узбекистан вообще, он сказал:

— Я здесь действительно работал когда-то я саду у Машкова, у Алексеева. Но все, что здесь есть, сделано руками народа. Пусть же будет это Халкабад…

«Халк» означает «народ».

Произнеси что-либо подобное кто-то, позади которого как бы постоянно присутствует незримый, почтительный летописец и фиксирует, фиксирует для потомков каждое изречение выдающегося человека, слова эти (да и сам поступок) могли бы показаться рассчитанными на эффект, но кому-кому, а Усману Юсуповичу рисовка была несвойственна. К тому же, повторим, он не был уверен, что будет опять работать в Узбекистане, а коли так, то, казалось бы, наоборот: позаботься об увековечении имени твоего!

Но он был и мудр, и попросту совестлив, и опытен: тщета рассудочных высоких слов была ему известна. Единственно, что не изменит ни в настоящем, ни в будущем, — дело. Он и был рыцарем дела, и чем оно было труднее, до неодолимости подчас, тем больший смысл приобретал каждый день, отданный работе. Потому и не согласился уйти на тот заслуженный отдых, а коли уж захотели уважить, попросился на тяжелую должность директора первого в республике агропромышленного объединения, созданного по решению Союзного правительства в упомянутом Халкабаде. Да, позволил себе на старости слабость: оставил «Баяут», подумалось — удастся все же осуществить ту непогасшую, оказывается, мечту, которая грела с юности, когда рысцой носился по голым каунчинским холмам с загадочной рейкой в руках, пренебрегая уколами острых, словно гвозди, верблюжьих колючек, ступая прямо по ним потрескавшимися босыми ступнями. Сидел однажды на самом верху пологого кургана, ожидая, пока строгий недоступный топограф в зеленой с белым верхом фуражке подаст рукой сигнал, а тот, оказывается, позабыл о любопытном, но сдержанном туземном парне в штанах из мешковины, едва закрывавших колени. Усман сперва следил за фигурой топографа, пытаясь понять, что тот делает: записывает ли что-то в толстую красивую тетрадь или закусывает; потом забылся, заглядевшись на бесчисленные холмы, похожие на большую отару, которая прилегла отдохнуть у линии горизонта. Холмы были голы. Много, много пустующей земли. Естественная мысль пришла в голову: были бы здесь сады, вот так же — до самого края, куда глаз хватает… Сады в жемчужном весеннем цвету, в янтарных, нефритовых, рубиновых плодах — ясной туркестанской осенью.

Мечта была красива, как все мечты, а потому казалась еще неосуществимей. И вот в самом конце 1962 года пришел черед уже не мечте — делам. И он не устоял перед желанием оставить все же после себя сад — не в переносном — в самом прямом смысле.

Он был болен, это видели все и поэтому отговаривали, желая искренне добра. Но он-то знал лучше всех, что такое добро для Юсупова. Одной лишь Юлии Леонидовне признался:

— Пусть жизнь короче будет. Тем более надо спешить: сажать, сажать, сажать деревья надо. Мы не успеем попробовать, внукам будет.

Мечта, как это бывает в жизни Юсупова постоянно, соединилась и на этот раз с велением времени. Время требовало новых, более прочных и надежных, самых непосредственных связей между сельским хозяйством и промышленностью.

Еще сорок пять лет назад планировалось создать свыше трехсот аграрно-индустриальных комбинатов, однако не было тогда достаточных средств и техники. Осуществляться мечта начала только в шестидесятые годы, и пионером воплощения ее в жизнь в Узбекистане стал Усман Юсупов.

Вот что предстояло сделать на девяти с половиной тысячах гектаров целинных и залежных земель за Бозсуйским массивом: посадить на шести тысячах гектаров сады и почти что на двух тысячах гектаров виноградники. Построить холодильники, реконструировать маломощный консервный завод, с тем чтобы он давал 70 миллионов банок фруктовых и овощных консервов ежегодно, а также Янгиюльский винный завод, который должен был выпускать семь миллионов декалитров вин и коньяков в год. Объединение должно было производить в каждый-сезон 115 тысяч тонн фруктов, 35,5 тысячи тонн винограда. 350 тонн мяса, 3 тысячи тонн молока, 80 тонн меда, 13 тысяч тонн овощей. От себя Юсупов добавил к планам еще и 8 тысяч тонн хлопка, имея намерение выращивать его в междурядьях, пока деревья не поднялись высоко.

Итак, менее всего походила на идиллию его жизнь в течение последних трех с половиной лет, хотя она и протекала… Нет, теперь, когда читатель уже знает многое о Юсупове, он согласится, что иные глаголы следует по праву поставить в привычное словосочетание, юсуповская жизнь не текла спокойно даже сейчас; она напоминала все тот же вуадильский поток, который то несется упруго и могуче, вырвавшись из тесного ущелья, сметая со своего пути камни, грохоча и торжествуя, то остановится перед препоной, накапливая силу, напружась до предела, и ринется, торжествуя, опять вперед, то разольется по равнине, казалось бы, умиротворенно, устало, но лишь до поры, пока не будет преодолен крутой подъем, и вновь — стремнина, и пенная удаль, и хрустальный звон капель, и песенное ликование на перекатах… Движение это при всей романтичности его все же не самоцель. Смысл его в том, чтобы поток, рожденный в сердце гор, стал спокойным трудягой — каналом, разветвился тысячами аккуратных арыков, принес дыхание миллионам корней и жизнь краю…