Борис Ресков - Усман Юсупов

• Название: Усман Юсупов
• Автор: Борис Ресков
• Издательство: Издательство "Молодая гвардия"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1976

Книга Б. Рескова и Г. Седова «Усман Юсупов» о жизни и деятельности выдающегося государственного и общественного деятеля Узбекистана Усмана Юсупова. В ней впервые собран значительный материал, характеризующий жизненный путь от батрака до секретаря ЦК партии, путь истинного большевика-ленинца, отдавшего всю свою жизнь служению партии, служению народу.

---

Не хочу все-таки говорить, что Юсупов сделал «Баяут» процветающим. Это невозможно было сделать сразу. Но фундамент для этого заложил он. И никто другой.

У каждого — а в совхозе не было человека, включая школьников, с которым Юсупов так или иначе не сталкивался бы лично, — остались воспоминания и представления о нем в известной мере субъективные, но в общих, главных чертах совпадающее. Естественно, что парторг Алтынбеков заметил то, что ускользнуло от других. Усман Юсупович, коммунист с самым большим во всем районе стажем, приходил на партийные собрания за полчаса до начала. Садился на скамейку рядом с рабочими, а не за стол президиума по мнимому праву старшего и руководителя.

— Держите партийную дисциплину, партийную демократию, — требовал он от Алтынбекова.

Если не мог явиться на бюро, по десять раз звонил, приносил извинения.

Вот и опять: убеждения не были для него ни догматом, ни привычкой. Они были плотью и кровью Юсупова.

В совхозе было много переселенцев из отдаленных районов, предгорных, степных. Девушки из этих семей, выходя на люди, накидывали на голову бархатный жилет (джиляк, этакий рудимент сгоревшей в тридцатые годы паранджи). Юсупов нового худжума не начал. Обратился к старикам, и от них вышло повеление: сбросить джиляки. Вновь подтвердилось, как он, исконный сын Востока, знал его нравы и этику.

Когда начиналась страдная пора, на уборку хлопка первыми выходили аксакалы — старейшины вместе с Усманом Юсуповичем. Обставлялось это торжественно, даже празднично. Ревел карнай, на полевых станах вмазывали в очаги черные огромные котлы для плова. Вслед за стариками выходили на поле все до единого. Никого не надо было понуждать или убеждать. Действовал закон Востока.

С первым караваном отправлялся на хлопкопункт директор совхоза Усман Юсупов. Гордился, если удавалось опередить соседей, подтрунивал беззлобно:

— Жены у вас, видать, молоденькие: спите допоздна.

Болел за честь совхоза. Только ли? Осенью, в дождливую ночь, когда давали последние центнеры, сотые процента, без которых план не был бы выполнен, к нему постучались, подняли и сообщили, что плана не будет: последнюю партию хлопка приняли с огромной скидкой на влажность. Он вскочил, ругаясь, и люди пожалели, что разбудили его, так болезненно выглядел в ту ночь Юсупов. Но о том, чтобы остановить его нечего было и думать. Он отправился на грузовике на заготовительный пункт. Думали, сейчас Юсупов заставит лабораторию сделать новый анализ и докажет, что скидка завышена. Так поступали, бывало, руководители хозяйств, умеющие, как говорится, постоять за себя.

Юсупов, топая по лужам кирзовыми сапогами, пошел не в лабораторию, а на склады. Узнал, где хлопок, сданный только что «Баяутом-4», зло выдрал клочок из вороха, растер пальцами, даже понюхал и сплюнул. Не заботясь об изысканности выражений, высказался в том смысле, что государство ждет от нас хлопка, а мы вот даем ему дрянь. Велел грузить хлопок на машины и везти на сушилку. Дежурный отговаривал Юсупова: суши, дескать, не суши — третий сорт первым не станет.

— Посмотрим, — сердито сказал Юсупов.

Он провел всю ночь на сушилке, у смердящей печи, в пыли, следил сам за тем, чтоб хлопок не сгорел: чтоб улучить момент, когда пора выгребать очередную партию хлопка, требовался его опыт. Утром сам сдал первым сортом. Выяснилось, что приемщики, как всегда, ошиблись в свою пользу, завысили скидку на влажность.

Юсупова поздравили с выполнением плана. Он думал о другом. Пообещал взыскать строго с тех, кому безразлично все, кроме цифр. Ворчал:

— Из-за чего беспокоились, подумай: полпроцента не хватает! А мокрую пахту сдавать не стыдно было! Заберет, значит, государство, а потом трава не расти…

Лицо его было отечно, серо. Дышал он еще трудней, чем обычно.

После этих треволнений и бессонной ночи на сушилке слег, как ни крепился. Врачи приехали из района, сказали, надо немедля ложиться в клинику, иначе будет совсем худо.

Он лежал, дожидаясь санитарной машины, окруженный помощниками. Были здесь и Алтынбеков, и инженеры Пак и Макулбеков, и главный агроном Виктор Хайдуров. Совсем еще недавно носил Виктор титул — молодой специалист. Ехал после окончания института вместе с однокашником Махмудом Токовым в целинный совхоз без уныния (молодые, поработаем два-три годика), но и без восторга. Может, действительно бросили бы парни «Баяут» в поисках более благоустроенных мест или аспирантуры, не попади они к Юсупову. Он сразу предоставил обоим самостоятельность: назначил Токова — тот до института работал бригадиром в одном из совхозов — управляющем третьим отделением, а Хайдурова — агрономом к нему. Верный своим правилам, проверил делом, сознавая, что риск допущен. Но видел: ребята молодые, здоровые, грамотные и, что само собой разумеется, хотят показать себя в работе. Не ошибся. Они трудились, не щадя себя, и росли. Всего за пять лет оба вышли в руководители: Хайдуров был назначен главным агрономом «Баяута-4», а Токов стал директором нового совхоза. Оба благодарны судьбе за то, что сразу после институтской скамьи получили такого наставника, как Усман Юсупович.

В то по-печальному запомнившееся утро он сказал, что поручает хозяйство Хайдурову, надеется на него. Его упрекнули все же, не следовало, дескать, так переживать из-за того мокрого хлопка. Нашли бы еще тонну-другую, а если бы даже план чуть-чуть недовыполнили, здоровье все равно дороже. Юсупов сказал доброжелательно, превозмогая боль, морщась:

— Дурак ты, честное слово. По-государственному мыслить надо, вот в чем суть. А он — план… — посмотрел на Хайдурова. — Вот у Виктора подход правильный.

На скромной для него должности, в обстоятельствах, когда иной прикрылся бы от упреков тем тоненьким щитком, в который из жалости стесняются метать стрелы («Я, однако, теперь человек маленький, что с меня возьмешь?), Юсупов оставался деятелем государственным. Отсюда и стиль руководства совхозом, и неприятие местничества, узости, требование видеть перспективу, и непосредственно — забота о делах, касающихся всей республики. Об одном, о комплексных-бригадах, уже говорилось; вторым важным, как то подтвердило будущее, начинанием, родиной которого тоже явился «Баяут-4», была новая система поливов.

Открытие это было сделано не в бессонные ночи за крепким чаем и спорами до хрипоты, как то показывают порой в телевизионных спектаклях. К новой системе привела широта юсуповского взгляда на жизнь, практика и свойственная искони Юсупову бережливость по отношению к высшему благу Азии — воде. А непосредственным поводом явился приезд Георгия Анисифоровича Хорста, былого Гоши — управляющего делами союза строителей, с которым сидели в разгороженной фанерными стенами комнатке под лестницей Дворца труда. Целый век прошел с той поры, а точно — три десятка лет. Георгий Анисифорович трудился теперь в Ирригационном институте на кафедре мелиорации, побаливал, но, узнав, что студентов отправляют на уборку хлопка в «Баяут-4», к Юсупову, собрался с силами и поехал с ними.

Любопытная для характеристики обоих этих людей подробность. Хорст жил вместе со студентами в здании школы, выходил в поле вместе с ними на рассвете, когда на белесо-зеленых листьях хлопчатника, на жестких колючих створках, из которых выглядывал белый комочек ваты, густо лежала холодная роса, расспрашивал пожилого бригадира, хмурого переселенца, приехавшего год назад из Ферганы, об Усмане Юсуповиче, но сам зайти к нему не решался. Тридцать лет прошло, срок большой, ну как не подумать о том, кем был Юсупов во все эти годы, какие высочайшие посты занимал, какие люди его окружали… Наивно полагать, что даже в его обширной памяти сыскался уголок, где хранится во всем своем непрезентабельном виде тощий студент Гоша, который прячет конспект под скоросшивателем с протоколами.

Юсупов и впрямь раз-другой, когда Хорст попадался ему на глаза, проходил мимо, все же будто спотыкаясь. Хорст тоже давно не видел его вот так, рядом с собой. С сожалением, забыв в это время, как все мы, о том, что и он сам, увы, совсем не похож на того, двадцатилетнего, отмстил, как отяжелел, осунулся Усман Юсупович, как трудно ему ходить и дышать. Юсупов все же уловил однажды этот взгляд — не постороннего, а близкого человека. Он постоял с минуту, глядя на Хорста, потом спросил, ткнув пальцем в грудь ему:

— Скажите, вы в профсоюзах не работали? Хорст только руки распростер в ответ.

Юсупов позвал его к себе. Все повторял за чаем:

— Молодец ты. Так и надо: не смотри на болезнь, работай. Я вот тоже: полежал, полежал — надоело, ей-богу! Встал.

Говорили не только о прошлом, как водится при встрече старых сослуживцев. Юсупов поделился с Георгием Анисифоровичем (специалист-ирригатор, стоит ли упускать возможность!) своими мыслями о поливах в условиях Голодной степи. Его давно беспокоило, что на новых землях, в руководимом им совхозе в том числе, где возделывание хлопчатника организуется на современной основе, где почти все процессы механизированы: и пахота, и нарезка поливных борозд, и продольная культивация, и даже уборку уже отчасти проводят машины, — поливы осуществляются на том же уровне, что при Тамерлане. От участкового канала (распределителя) отводят поперек уклона ок-арык для каждого поля, а из него питают многочисленные борозды; справа и слева от каждой — грядка с кустами. Усталый от бесконечного хождения с грядки на грядку поливальщик в покоробившихся кирзовых сапогах, в почерневшей от пыли и пота сорочке без ворота, сквозь которую видна широкая загорелая грудь, открывает, отваливая кетменем ком земли у горла каждой борозды, дорогу воде; едва дойдет до края поля, надо возвращаться: излишняя влага хлопчатнику тоже ни к чему, да и вода дорога. И так во всю ночь, благо хоть луна иногда светит, не то с фонарем ходить. Больше трех — трех с половиной гектаров поливальщик за сутки обслужить не успевал, а счет площадям в том же «Баяуте-4» шел уже на тысячи гектаров. Людей же всегда не хватало.