Журнал «Если» - «Если», 2012 № 01

• Название: «Если», 2012 № 01
• Автор: Журнал «Если»
• Издательство: Издательский дом «Любимая книга»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2012
• ISBN: ISSN 1680-645X

Кристин Кэтрин РАШ. СОВЕТ УБИЙЦЫ

«Тебе нужно было просто вышвырнуть его за борт через шлюз…»

Александр ЯБЛОКОВ. КАНАТНЫЕ ДОРОГИ: ДЕНЬ ПОСЛЕДНИЙ

Этой необычной профессии приходит конец даже в альтернативном мире.

Джек МАКДЕВИТТ. ПРОЕКТ «КАССАНДРА»

Давайте же определимся: были на Луне инопланетяне или нет?

Эдуарде Дельгадо САИНО. НАДЕЖДА НА СПАСЕНИЕ

Умирая последней, его надежда вновь воскресает и опять уходит в смертельное небытие.

Норман СПИНРАД. МУЗЫКА СФЕРЫ

Оказывается, есть мелодии, которые мы не слышим. Ну, а если постараться?

Джерри ОЛШЕН. ШАРЛАТАН

Сойтись в поединке приглашены ученый-медик и гомеопат. Истина обнаруживается там, где ее никто не искал…

Стивен БЁРНС. ЖДИ!

Даже когда отношения радикально меняются, отголоски старых могут быть весьма живучими.

Майк РЕЗНИК. ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

Подлинной привязанности не помеха любое обличье.

Вандана СИНГХ. СУТРА МЛЕЧНОГО ПУТИ

Можно ли влюбиться в человека через полторы тысячи лет после его смерти?

Тимофей ОЗЕРОВ. ЛЕОНАРДОПАНК

Давнишняя история в новейшей инкарнации.

Александр РОЙФЕ. НЕЧТО И НИЧЕГО

Эволюция фильма как результат эволюции общества.

Аркадий ШУШПАНОВ. ФЭНДОМ КИНО

Фэны, гики и прочие — новые герои кинематографа?

Дмитрий БАЙКАЛОВ. НЕ ТРОГАЙТЕ КУБИНСКИХ ЗОМБИ!

Обзор фантастических премьер грядущего полугодия.

ВИДЕОРЕЦЕНЗИИ

Что важнее — идея или ее воплощение на экране?

Глеб ЕЛИСЕЕВ. ГИГАНТСКАЯ КНИГА О ГИГАНТАХ

Эту НФ-эпопею автор знаменитого реалистического творения «Берлин. Александерплац» считал своим главным творческим свершением.

РЕЦЕНЗИИ

Наши рецензенты неутомимы в чтении. Чего и вам желают.

КУРСОР

Президентская награда нашла героя.

Вл. ГАКОВ. СЛЕЗНАЯ МОЛИТВА УОЛТЕРА МИЛЛЕРА

Не так уж много прозаиков, кто закрепился в литературной истории, написав, по сути, всего один роман.

ПЕРСОНАЛИИ

Правила очень просты: задача писателей — создавать миры, наша — обустраиваться в них и ждать новых.

---

Эту историю киха рассказали Ише в благодарность за принесенные дары. Поэтому, когда она объяснила суть и смысл их собственного предания, им пришлось рассказать еще одну легенду, чтобы сравнять счет. Делали они это с явной неохотой, поскольку древнее предание не тот подарок, которым легко одаривают чужака.

Вот эта вторая история.

В начале всего было лишь одно-единственное существо по имени Тот-У-Которого-Нет-Имени. Безымянный был громаден, бесформен и неразличим, он покоился в неподвижности и ждал. В месте его обитания не было тьмы, потому что не было и света.

Постепенно Безымянный устал от такого существования. Он спросил, обращаясь в никуда: «Кто я такой?». Но ответа не последовало, поскольку не было никого другого, кроме него самого. Тогда он сказал самому себе: «Одиночество — тяжкое бремя. Я разделюсь на части и создам себе товарищей».

И тогда Безымянный собрался с силами, сжался, а потом яростно распростерся по всем направлениям, истончаясь по мере растяжения. Это был самый великий взрыв из всех известных: из разлетевшихся в разные стороны осколков зародились люди, и животные, и звезды.

И теперь, когда свет падает на гладь вод, или когда человек пускает стрелу в другого человека, или мать поднимает на руки ребенка, это Тот-Кто-Был-Некогда-Безымянным задает мелкую частичку своего великого вопроса: «Кто я такой?».

Тем не менее Некогда-Безымянный продолжает расширяться, стремясь за горизонты того, что мы знаем, и того, чего не знаем, дробя себя на все более мелкие части, подобно тому, как разлетаются брызги от волн, разбивающихся о прибрежные скалы. Чего он ищет? Куда стремится? Кто скажет?

И от этой истории Иша тоже пришла в восторг. Она хотела рассказать киха, что на самом деле это второе предание повествует о рождении Вселенной, но я ее отговорил. Для киха совершенно не важно, что реально, а что нет. Для них существуют лишь легенды и предания, а во Вселенной достаточно места, чтобы вместить их все.

Позже Иша спросила меня:

— Как могло случиться, что киха забыли о том, как некогда они странствовали среди звезд? Эти два предания содержат суть всех наук, это такие замаскированные виджьян-шастры[27]. Неужели память так ненадежна и недолговечна?

Она прикусила губу, и я понял, что она думает о своем собственном утраченном прошлом. В истории моей жизни тоже есть провалы, которые мне нечем заполнить.

Истории, из которых составлена «Катхасаритсагара», не похожи на сказки киха. У царицы Сурьявати всегда было серьезное выражение лица, она проводила много времени в размышлениях о природе Господа Шивы. Чтобы хоть как-то облегчить ее участь, я собирал рассказы об обычных, несовершенных смертных и о высших существах: о сплетничающих женах, об обитающих в небе видьядхарах, способных менять свое обличье, об опасных и добрых зверях, населяющих великие леса. Предание гласит, что впервые их поведал миру сам Шива. Они совершенно не похожи на сказки киха.

Ише еще предстояло многому научиться! Как и Сурьявати, она скрытная женщина. Она изо всех сил скрывает от мира свою боль. Ее отношения с киха безличны, она соблюдает дистанцию, чтобы не сказать — держится отстраненно. На ее месте я бы погостил в их жилищах, пожил бы с ними одной жизнью, послушал бы их разговоры и сплетни. Выяснил бы, кто кого любит, какие радости и горести принес очередной сезон, есть ли вражда между кланами. Меня мало занимали космические драмы о богах и героях.

Однако третье предание киха не похоже на два первых. И мне непонятен его смысл.

Однажды во мраке брел человек и вышел на берег, где горел огонь. Он подошел поближе и увидел другого — весь как будто из света, он вертелся вокруг себя, как пьяный. Первый, согревшись возле огненного человека, хотел заговорить с ним, но огненный его не замечал. Он продолжал вертеться на месте, а первый, чтобы видеть его лицо, вынужден был, выкрикивая свои вопросы, бегать вокруг огненного. А еще там были три маленькие кусачие мошки, которые не осмеливались потревожить огненного человека, но зато хотели покусать щеки другого, и поэтому они кружили вокруг его головы, а он все отмахивался от них, но они от него не отставали и следовали за ним, пока человек не забыл про них, и тогда они смогли его ужалить.

Что дальше?

А дальше ничего. Все они, все пятеро, по-прежнему еще находятся на темном берегу и продолжают свой танец.

Иша считает это довольно поздней историей о происхождении племени. Она полагает, что предки народа киха явились с планеты, у которой было три луны. То был мир, долгое время летевший в одиночестве сквозь космический мрак, пока не попал в объятия какой-то звезды. Я слышал истории про такие миры — бродячие планеты, у которых нет своего светила-пастыря. Вполне возможно, одна из них прибилась к какому-то солнцу. Эту сказку Ише по секрету рассказала какая-то девочка, когда мы уже готовились к отлету. Она хотела сделать нам какой-нибудь подарок, а это все, что у нее было.

Если Иша права, то киха рассказали нам эти истории не в том порядке. Надо их так расположить: рождение Вселенной, возникновение их солнца и появление около него их собственной планеты.

Однако все эти старые истории имеют столько же значений и смыслов, сколько звезд на небе. Пришпиливать к любой из них единственное объяснение — значит, совершать ошибку. Возьмем второе сказание. С тем же успехом можно рассудить, что в нем под видом космологической теории передаются некоторые философские идеи из древних индийских книг, называемых «Упанишадами». В другой своей жизни я был знатоком санскрита.

А еще важно то, что мы извлекаем из этих историй — какой смысл мы там видим, какое значение. Мы похожи на бродяг на морском берегу, которые находят здесь одну раковину, там — другую, дальше еще и еще и в конечном счете создают из них цепочку собственного изготовления.

Вот завязка истории, которую я сложил, объединив все три предания киха.

В начале Иша создала мир. Желая познать саму себя, она разорвала себя на части. Одна из таких частей — это я, Сомадева, поэт и бродяга. И мы вечно кружимся подле — создатель и создание…

Иногда я думаю, что я сам создал ее, точно в той же мере, в какой она слепила меня. И спрашиваю себя: не являемся ли мы письменными произведениями друг друга, не придаем ли материальность, всего лишь сочиняя сюжеты, каждый из которых ссылается на сюжет другого?

Возможно, киха правы: истории создают наш мир.

Я просыпаюсь и обнаруживаю себя на знакомом высоком каменном балконе. Царица глядит на меня. Между нами в глиняном сосуде горит небольшой костерок — ангити. Над ним на железной подвеске болтается черный котелок с парящим зельем.

— Не слишком ли далеко тебя занесло, мой поэт? — озабоченно спрашивает царица. — Ты говорил мне о далеких мирах и невозможных вещах. Ты произносил слова, которых я не могла понять. Это все, конечно, очень любопытно, но я всего лишь хотела узнать, что произойдет в ближайшие дни, а не то, что будет спустя целые эпохи. Я хотела…

Я в замешательстве. Открыв глаза, я подумал, что вижу Ишу. Я полагал, что нахожусь на космическом корабле и рассказываю Ише про Сурьявати. Иша любила слушать старинные сказания. Сама при этом лежала на койке и рассеянно поглаживала лоб пальцами. Я мог только жалеть, что это не мои пальцы.

Так каким же образом я оказался здесь и вдыхаю насыщенный запахом сосен воздух Гималаев? И почему ощущаю во рту сложное послевкусие, относительно которого не могу точно сказать, чем оно вызвано. Но, кажется, оно имеет какое-то отношение к травяному отвару, дымящемуся в котелке. Мой язык слегка онемел — это действие содержащегося в зелье яда.

А может, рассказывая Ише историю своей жизни, я настолько глубоко погрузился в повествование, что оно стало для меня реальным?

Темные глаза царицы полны слез.

— Могу ли я попросить тебя сделать еще одну попытку, мой поэт? Не рискнешь ли ты жизнью и здравым рассудком еще раз, чтобы рассказать мне, что ты увидишь? Нужно просто перешагнуть границы этого мига и перенестись на несколько дней вперед. Кто победит в этой войне?..

Не могу же я ей сообщить, будто действительно видел то, что она хочет узнать. Я знаю, что написано в исторических хрониках про это сражение. Принц, ее сын, отберет у отца трон, а самого обречет на гибель. А царица…

Я не могу этого вынести.

И пытаюсь рассказать ей историю, героем которой являюсь сам. Если у меня будет возможность влиять на последовательность событий, возможно, я смогу спасти ее. Я не способен воздействовать на царя или его сына, они для меня недосягаемы. Но Сурьявати? Она восприимчива к словам. А что если в любви Сомадевы — героя повествования — к Ише она распознает невысказанную, мучительную любовь настоящего Сомадевы… и, быть может, еще сумеет отступить от края пропасти, вырваться из плена писаной истории…