Питер Бискинд - Беспечные ездоки, бешеные быки

• Название: Беспечные ездоки, бешеные быки
• Автор: Питер Бискинд
• Издательство: АСТ, Харвест
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-044733-6, 978-985-16-2169-5

В 1969 году малобюджетный байкерский фильм «Беспечный ездок» потряс Голливуд невероятным прокатным успехом и возвестил о начале новой эры. Это было время, когда молодые и талантливые режиссеры Скорсезе, Коппола и Спилберг вместе с новым поколением актеров, среди которых Де Ниро, Пачино и Николсон, стали влиятельными фигурами в кинематографе и создали современную киноклассику. Основанная на сотнях интервью самих режиссеров, продюсеров, звездных актеров, их агентов, сценаристов, руководителей студий, жен и экс-жен, эта книга — исчерпывающий и откровенный рассказ о последнем «золотом веке» Голливуда.

---

В Лос-Анджелесе Олтмен почувствовал вкус к шику и роскоши. Даже из глубинки отправлял туда в химчистку свой любимый кожаный пиджак и умудрялся вести в Канзас-Сити голливудский образ жизни, по крайней мере так, как он его себе представлял — много женщин, азартных игр и выпивки. Во время ланча он обычно направлялся к какой-нибудь проститутке, чтобы за 2 доллара «снять напряжение». Замечает Ричард Пибоди, приятель и спутник Роберта: «Олтмен считал, что минет в обеденный перерыв — это очень по-голливудски».

В 1954 году Олтмен встретился со своей второй женой, в прошлом моделью, Лотус Корелли. Брак, в котором Олтмен обзавёлся сыновьями Майклом и Стивеном, продолжался три года. За год до их рождения он снял малобюджетный фильм «Преступники», деньги на который дал владелец небольшого кинотеатра со Среднего Запада. Олтмену хотелось заняться монтажом картины в Лос-Анджелесе, но продюсер отказался оплачивать билет на самолёт. Тогда в последнюю неделю августа 1956 года он бросил в новый «Тандербёрд» [53], не глядя позаимствованный у съёмочной группы, смену белья и вместе с приятелем, иранцем Резой Бадийи, отправился на Запад. Так Олтмен навсегда покинул Канзас-Сити, оставив позади себя два брака, пару ребятишек, родителей и сестёр. Всю дорогу путешественники слушали радиотрансляцию съезда республиканцев, который для участия в президентских выборах выдвинул тандем Эйзенхауэр — Никсон. Сам Олтмен был демократом и поддерживал кандидатуру Эдлая Стивенсона.

В следующем году ему удалось пристроиться в программу «Альфред Хичкок представляет». Именно здесь начнётся десятилетие его работы на телевидении, в течение которого он неоднократно покажет себя первопроходцем, открывая множество новых методов и идей. Он восстановит против себя всех, кого только можно, и, в очередной раз обиженный до глубины души, будет браться за что-то другое. По пути Олтмен, как громадная снежная лавина, стремительно мчащаяся по склону горы, увлекал за собой единомышленников, которые позже составят костяк его творческого коллектива. Среди них оказался и Томми Томпсон, чьи претензии на славу были ничуть не меньше, чем у самого Олтмена. В 1946 году во время работы в Службе радиовещания Вооружённых Сил США в Токио он передал сообщение о том, что Япония подверглась нападению морских чудовищ вроде Годзиллы. Олтмен по достоинству оценил выходку молодого человека, и они быстро подружились. Вскоре Томпсон стал постоянно работать с Олтменом в качестве 1-го помощника режиссёра. Каждое утро он заезжал за ним в величественное старинное здание на северо-западном углу Фаунтин и Ла-Синега в Западном Голливуде и отвозил на работу. Часто, постучав в дверь, Томпсон не слышал ответа, входил в квартиру и находил шефа мертвецки пьяным в обнимку с недопитой бутылкой. «В такие дни он был как «пекарёнок Пиллсбери» [54], только большой, — вспоминает Томпсон. — Я отводил его в душ, одевал, спускал в машину и привозил на площадку. Там он садился в высокое режиссёрское кресло, а я становился сзади. Пока актёры репетировали, Олтмен отключался. Тычком я приводил его в чувство, и он интересовался:

— Ну как, получается?

Я рекомендовал прогнать ещё раз и тогда он говорил:

— Всё хорошо, но давайте попробуем ещё разок.

Олтмен снова дремал. Я основательно встряхивал его и шептал:

— Кричи — «Стоп!».

— Стоп! Как на этот раз, — спрашивал меня режиссёр.

— Скажи, чтобы играли поживее.

— Ребята, чуть поживее, — давал указание главный. Так могло продолжаться весь день».

В 1959 году на студии «Десилу продакпшз» во время работы над сериалом «Вертушки» [55] Олтмен познакомился с Кэтрин Рид, которая стала его третьей женой. В массовке она должна была играть медсестру. День был жаркий и Роберт держал на голове мокрую тряпку, потому что его шевелюра начала редеть. По этому поводу он шутил, что волосы соревнуются: что случится быстрее — он поседеет или облысеет. Как только Рид вышла из автобуса, режиссёр спросил:

— Как у вас с моралью?

— Хромает, — ответила женщина и направилась к автомату с кофе. Олтмен последовал за ней:

— Если добавить горячий шоколад, будет смахивать на каппучино.

Рид поняла, что парень клеится. Олтмен устроил ей вертолётную прогулку и всё сложилось само собой. К тому же оба находились в состоянии развода. Поженились они в Мексике, а когда около года спустя разводы были оформлены — официально, уже в Калифорнии. У Кэтрин была дочь от первого брака — Конни. Втроём они поселились сначала в квартире в Брентвуде, а через пару лет переехали в дом на Мандевиль-Каньон, как раз над самым шикарным районом, который Кэтрин называла «трущобы Малибу», где прожили девять лет.

Олтмен отчаянно пробивал себе дорогу, переходя от продюсера к продюсеру, снимая сериал за сериалом, пока не оказался в компании «Уорнер», где стал автором постановок «Гавайский глаз», «Маверик» и «Золотое дно» [56]. От бывших жён не было житья — они обдирали его как липку, требуя выплаты алиментов и средств на содержание детей. Звонили даже на съёмочную площадку и окружающие слышали, как он кричал в телефонную трубку: «Ну хорошо, упечёшь меня в каталажку, тебе что, легче станет?».

Поставив на ограниченные средства «Схватку», приземлённый, наполненный неприглядными сценами, но с претензией на документальность сериал, кричащий: «Война — это ад!», Олтмен ушёл на студию «Юнивёрсал» в программу «Театр остросюжетной пьесы Крафта». Его характер не заставил себя ждать — Олтмен поссорился с начальником и тут же был уволен. В сентябре 1963 года, в типичной для себя манере самоубийственной бравады, он дал интервью «Вэрайети» [57], в котором сравнил шоу Крафта с «недозревшим пресным сыром».

Именно в тот период, когда Олтмену как воздух был нужен новый агент, на его жизненном пути оказался Джордж Литто — сварливый весельчак с непомерным самомнением, присущим всем невысоким мужчинам. Родом с Сицилии, Литто был из тех, кто всегда прав, всегда знает, какой ресторан лучше, а если заключает контракт — то, естественно, лучший на свете. «Ума не приложу, с чего это вдруг он мне позвонил. Хотя объяснение здесь, наверное, одно — люди просто опасались рекомендовать его, — рассказывает Литто. — Надо сказать, «университеты» мы проходили те же, что и Хемингуэй, Хэммет и Чандлер. Много пили, не стеснялись в выражениях, просто так ничего и никому не спускали. Нашим кумиром был Джон Хьюстон [58]. Правда, я ещё всегда стремился быть с теми, кто, наверняка, совершит нечто выдающееся».

Литто согласился сотрудничать с Олтменом. «По правде говоря, как бизнес вложение Боб интереса не представлял — времени я на него тратил уйму, а зарабатывал не так уж много, — продолжает Литто. — Но мне нравилось, потому что протест так и пёр из него, того и гляди, что-нибудь выкинет, такой вот сукин сын. Он всегда лез на рожон, мог, не стесняясь, послать куда подальше. Он никогда не лебезил, не угодничал. Но, бывало, вёл себя как самый последний болван. Боб мог быть тем, кем ощущал себя в конкретный момент, а ты и знать не знал, кем он прикинется на той или иной деловой встрече».

В 1963 году в противоположной от студии «Би-Би-Эс» части города Олтмен открыл своё предприятие — «Лайонз гейт». Компания заняла старинный двухэтажный особняк в стиле эпохи Тюдоров на бульваре Вествуд, 1334 в двух кварталах к югу от бульвара Уилшир. Офисы стали местом постоянного прибежища команды режиссёра. В обязательном порядке здесь был установлен стол для игры в пул, бильярдные автоматы и кресло из парикмахерской. Две деревянные винтовые лестницы вели на второй этаж. Имелся и внутренний дворик. Позднее Боб прикупил верхний этаж в здании напротив и превратил его в жилые помещения. В стене его кабинета был устроен бар.

Бобу нравилось всё делать стильно. Отныне никто не пил из бумажных стаканчиков — только из стеклянных. В течение рабочего дня он никогда не употреблял алкоголь, но строго придерживался принципа — «Ну что, пяти там ещё нет?». И группа точно знала, что дневная съёмка вот-вот закончится, стоило Бобу отправить администратора за его первым стаканчиком «Катти Сарк». Во хмелю Олтмен мог вести себя отвратительно. Рассказывает Томпсон: «Всё вроде бы ничего, сидим поддатые, шутим, всем весело, и вдруг Боба клинит и он начинает тебя доставать: «Я выведу тебя на чистую воду, знаешь, что у тебя за душонка…» Что тут остаётся делать — расстроиться да уйти. Когда напитки готовил я, то Бобу обычно наливал воду, а сверху чуть-чуть виски и осторожно, пока жидкости не перемешалась, передавал ему. Тогда он выпивал, считая, что пьёт чистый скоч». «Что бы ни говорили о закидонах и бурной жизни Боба, я могу сказать, что в тот период ни разу не видел, чтобы его образ жизни помешал работе. К пяти утра он приходил в себя, а в шесть был в кабинете», — добавляет Литто.

Олтмен обожал азартные игры и мог ни с того ни с сего сорваться в Лас-Вегас. Однажды с ним поехал приятель со своей подружкой. Он пришёл в номер Олтмена в отеле «Сэндз» и увидел режиссёра, сидящим на ковре в окружении разбросанных повсюду 100-долларовых купюр — Боб выиграл тогда пять тысяч. По его словам, имел место такой диалог: