Майкл Карлей - 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

• Название: 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны
• Автор: Майкл Карлей
• Издательство: Грантъ
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-89135-309-1

Канадского историка пустили в бывшие советские архивы и вот он всю книжку удивляется: «Ну надо же! Всё так оно и было, как СССР рассказывал». Несмотря на это, наш канадский друг почему-то твёрдо убеждён, что в предвоенное время СССР обязан был отстаивать англо-французские интересы, а не свои собственные. — DS

Концы страниц размечены в теле книги так: <!-- 123 -->, для просмотра номеров страниц следует открыть файл в браузере. — DS

---

Ванситтарт учитывал и возможные трудности. Франко-советские отношения оставались прохладными. Не было ли чего в запасе у советского правительства, чтобы обозначить их улучшение? Тут Майский был осторожен, говоря, что не может выступать от имени правительства, но лично он сомневался в том, должна ли инициатива исходить из Москвы. «А что касательно советских отношений с Польшей и Румынией? — спрашивал Ванситтарт. — Собирается ли Советский Союз оказать военную помощь Румынии, если она станет сопротивляться германской агрессии?» «Я отозвался незнанием, — ответил Майский, — Данный вопрос застает меня совершенно врасплох». Все, что он мог сделать — отправить Ванситтарта к недавней речи Сталина и еще раз заверить в готовности советского правительства оказывать помощь жертвам агрессии. Мне понятен ваш ответ, сказал Ванситтарт, но сейчас «наступает момент, когда Англия, Франция и СССР должны заранее решить, что они будут делать в том или ином случае».

«Беда 1938 года состояла в том, что Гитлер сыпал удары на Европу разрозненную, неподготовленную; если в 1939 году мы хотим противостоять германской агрессии, Европа должна быть объединенной и подготовленной. Первым шагом для этого должно быть сближение между Лондоном, Парижем и Москвой, выработка общих планов действий заранее, а не в момент кризиса».

Майский еще раз заметил, что Ванситтарт пытается обратить уже обращенных; ведь это Лондон и Париж «систематически саботировали всякий коллективный отпор агрессорам». «Я полностью согласен, — ответил Ванситтарт, — [но] теперь все изменится и музыка пойдет уже не та. Подумайте над этим, и давайте встретимся опять на следующей неделе». Майский запросил инструкции Москвы об ответах на возможные вопросы.51

Что за необыкновенная встреча! Бьющий через край энтузиазм Ванситтарта, его уверенность в своей правоте хорошо схвачены в докладе Майского. Тон посла почти изумленный: он не ожидал от Ванситтарта такой открытости. Неужели все на самом деле так легко и просто? Лед жизненных реалий вскоре остудил энтузиазм, хотя и сделал Ванситтарта прозорливее.

На следующий день, 18 марта, Галифакс пригласил к себе Майского, чтобы подтвердить основные мотивы высказываний Ванситтарта о важности миссии Хадсона. И хотя кабинет не дал Хадсону слишком далеко идущих инструкций, «он готов обсуждать в Москве любые вопросы — не только экономические, но и политические». «Лично [я] очень рассчитываю на то, что Хадсону, сказал Галифакс, удастся рассеять те подозрения, которые существуют в Москве относительно намерений и внешней политики британского правительства, и тем самым подготовить почву для более тесного сотрудничества между обеими странами на международной арене». Еще, по словам Галифакса, он надеялся, что по возвращении домой Хадсон сможет ослабить «сомнения, которые существуют в Англии относительно СССР». Майский догадывался, что Галифакс слышал немало «антисоветских рассказов о «слабости» Красной армии и надеется, что Хадсон привезет ему из Москвы солидный контраргумент». Галифакс коснулся и темы помощи Румынии, хотя Майский, естественно, не имел инструкций по этому вопросу и мог адресоваться опять же только к речи Сталина от 10 марта.52

Отчеты Майского о встречах с Галифаксом, Ванситтартом, Хадсоном и Батлером показывают значительно большую заинтересованность британского правительства в улучшении отношений с Москвой, чем британские отчеты о том же самом. В частности, в последних отсутствует момент о том, что Ванситтарт был буквально вне себя по поводу отчета Хадсона о его разговоре с Майским 8 марта. Эти расхождения в советских и британских отчетах могут указывать на то, что английские собеседники Майского не очень стремились афишировать свой энтузиазм, зная об отношении Чемберлена к этому вопросу. Подозрительный читатель однако может предложить и другое объяснение: Майский сам присочинил насчет английского энтузиазма. Но эти встречи Майского слишком многочисленны и тон отчетов о них слишком постоянен, чтобы допустить возможность фабрикации и преувеличений.

Литвинов был настроен скептически относительно поворота в британской политике. На британское требование разъяснить советскую позицию относительно помощи Румынии он ответил очень сдержанно, однако пообещал проконсультироваться со своим правительством, имелось в виду — со Сталиным. Он так и сделал и ответил Сидсу предложением созвать пяти-, а в итоге и шестистороннюю конференцию, с участием Франции, Британии, Советского Союза, Польши, Румынии и Турции. Вопросы одного правительства другому о его намерениях мало что могли дать; нужны были совместные консультации. Литвинов предложил в качестве места встречи Бухарест, что усилило бы румынские позиции.53 Однако слухи о нацистском ультиматуме Румынии не подтверждались; румынский министр иностранных дел заявлял, что ему об этом ничего не известно. И Галифакс поспешил отвергнуть предложение Литвинова о шестисторонней конференции: она была бы преждевременным и слишком рискованным предприятием, ничто не гарантировало ее успех. Кроме того, добавлял Галифакс, у него не было подходящего человека, который мог бы представить Британию на этой конференции; однако ясно, что, если бы британское правительство собиралось участвовать в конференции, то и такой человек нашелся бы.54 Бонне сообщил Сурицу, что он в принципе согласен с предложениями Литвинова, хотя и сомневается в том, нужна ли Румынии советская поддержка. «Лично я не исключаю, отмечал Суриц, что Бонне, который далеко не в восторге от перспективы воевать за Румынию и который, вероятно, предпочел получить и от нас более уклончивый ответ, такими сообщениями намеренно пытается нас «охладить», усилив недоверие к Румынии».

Потом, как бы поразмыслив, Суриц добавляет: «Но возможно, конечно, что он на этот раз и не соврал».55

События вокруг выдуманной угрозы Румынии подействовали на Литвинова как ушат холодной воды. Он воспринял их как предостережение не особенно доверять информации, полученной от Майского относительно изменений в британской политике. «Как вы знаете из многочисленных шифровок т. Майского, — писал Литвинов Сталину, — Хадсон имеет поручение подымать не только экономические, но и политические вопросы. Необходимо заранее решить, какую позицию занять в переговорах с ним». «Не может быть отрицаемо», что события в Чехословакии и общая ситуация способствовали подъему британского общественного мнения, и теперь либералы вместе с лейбористами, так же как и часть консерваторов, не одобряют политику Чемберлена и желают сотрудничества с СССР. «Это еще не значит, что Чемберлен и его окружение и наиболее твердолобая часть консервативной партии прониклись уже убеждением в необходимости радикального изменения курса внешней политики». Больше того, аннексия Чехословакии и угроза другим странам юго-восточной Европы вполне вписываются в концепцию Чемберлена о германской экспансии на восток. Он не может заявить об этом открыто и поэтому должен подготовить общественное мнение. Флирт с Москвой может облегчить и будущие переговоры британцев с Германией, сделав Гитлера более сговорчивым. Не исключен вариант, что Чемберлен вообще сомневается, сможет ли он достичь каких-либо договоренностей с Гитлером и Муссолини.

Я полагаю, говорил Литвинов, что именно все эти расчеты и заставили Чемберлена посетить наше посольство, а потом послать к нам Хадсона. Это не связывает ему рук, хотя и позволяет до некоторой степени «зажимать рот оппозиции. Чемберлен был бы, однако, более чем рад, если бы переговоры Хадсона не дали результатов и ответственность за это можно было бы возложить на советское правительство». Мы не должны питать иллюзий относительно побуждений Чемберлена, но нам не стоит и создавать впечатления, что мы стремимся к добровольной изоляции и не заинтересованы в сотрудничестве; таким образом мы post facto оправдаем его же мюнхенскую политику. «Насколько нам известно, Хадсон не уполномочен делать нам какие-либо конкретные политические предложения». Поэтому и нам не следует делать каких-либо конкретных предложений: «Достаточно будет разъяснить нашу общую позицию в духе Вашего доклада на съезде [10 марта]». Потом Литвинов показал текст заявления, с которым следовало ознакомить Хадсона, когда он прибудет в Москву 23 марта, и Сталин этот текст одобрил.56

А в Лондоне 20 марта Ванситтарт опять встретился с советским послом. «Он весь сиял, — сообщал Майский, — и был в очень приподнятом состоянии духа».

«Я просил Вас прийти, — говорил Ванситтарт, — чтобы сказать, что дела идут хорошо и что те цели, за которые я столько лет боролся, начинают реализовываться». И Ванситтарт повторил все основные моменты их предыдущей беседы с Майским. Было особенно важно продемонстрировать, что теперь Британия и Советский Союз находятся «в одном лагере» и сформировали единый фронт против нацистской Германии. С умиротворенчеством было покончено и назад дороги не было. Мы должны действовать быстро, говорил Ванситтарт: «Антигерманская волна в Англии сейчас стоит очень высоко». Но все же в правительственных кругах существуют элементы, «готовые саботировать переход к новой ориентации».57