Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

Бюркли выступил против «выдуманной, украшенной несуществовавшими героями, швейцарской истории», которая объяс­няла важнейшие факты чудесами, т. е. не объясняла их совсем. Мнимый «личный» подвиг Винкельрида является, по его мне­нию, преступлением по отношению к народному делу старых швейцарцев — открытию и созданию новой оригинальной воен­ной тактики и соответствующего оружия. Против этого основ­ного положения, которое хочет доказать Бюркли, возражает Дельбрюк. Принимая в общем описание, которое дает Бюркли битве под Моргартеном, он прибавляет при этом, что Бюркли «совершенно не прав», рассматривая эту битву как «непосред­ственное народное дело». Жители Швица должны были иметь вождя, который и выработал для них военный план; это не мог­ло быть сделано ни общим собранием воинов, ни произвольно избранным военным начальником. Только через свое управле­ние демократия могла выиграть битву при Моргартене, причем ее вождем, по мнению Дельбрюка, был Вернер Штауффахер.

Подобное утверждение ни в коем случае не является опро­вержением Бюркли; этот старый капитан ландвера, конечно, знал, что во время войны и битвы кто-то должен командовать. Он говорит по этому поводу дословно следующее: «У старых швейцарцев их вождями во время войны были их первые госу­дарственные деятели; а старшими военными начальниками были их ландманы. Лесные кантоны были военными республи­ками, где политическая служба включала в себя и военные фун­кции, или, вернее, на должность ландмана выбирались лишь люди, годные для исполнения обязанностей военных началь­ников и вождей и обладавшие нужным военным опытом. Само собой понятно поэтому, что имена швейцарских военных вож­дей даже не назывались. Отсюда же происходит и то, что име­на начальников в битвах при Моргартене, при Лаупене и при Земпахе совершенно неизвестны».

Под Моргартеном, по мнению Бюркли, демократия имела предводителями ландманов старых кантонов, среди которых, вероятно, находился и Вернер Штауффахер.

Итак, Бюркли вполне допускал, что демократия нужда­лась в предводителе, но он считал, что это предводительство было необходимо для того, чтобы выполнять волю демокра­тии, в то время как Дельбрюк думал, что оно необходимо для того, чтобы эту волю определять, — это существенная раз­ница. Но ошибается здесь не Бюркли, а Дельбрюк, что под­тверждается его собственными словами.

Он говорит совершенно правильно, что старый швейцарс­кий ландман был тем же, чем был и старый германский гунно, так называемый глава сотни, деревни или рода; это название употреблялось в Швейцарии еще в XIII столетии. Что же гово­рит Дельбрюк о гунно как о предводителе войска? Как раз то же самое, только в более распространенной и ученой форме, чем это сказал Бюркли — за 15 лет раньше — относительно ландмана как предводителя войска. «Во главе каждой общины стояло выборное должностное лицо, которое называлось альтерман или гунно... Альтерманы или гунно были представите­лями и руководителями общины в мирное время и предводите­лями мужчин во время войны. Они жили с народом и в народе, они были такими же социально-свободными членами общины, как и все другие. Гунно был «предводителем», авторитет ко­торого распространялся над всем жизненным укладом, над всем существованием общины как в мирное, так и в военное время; сплоченность подобной германской сотни под руководством их гунно обладала такой крепостью, которую не могла пре­взойти даже самая строгая дисциплина римского легиона. Гер­манцы не обучались военному делу, гунно вряд ли имел опре­деленную, во всяком случае серьезную власть наказания; даже само понятие специальной военной дисциплины было чуждо германцам. Каждый призыв гунно — о приказании в строгом смысле слова не приходится говорить — встречал немедлен­ное повиновение, так как всякий знал, что такому приказанию будут повиноваться все остальные. Не напрасно установили мы сначала равнозначность гунно и альтермана; дело идет не о формальном споре, но об установлении крупного и существен­ного элемента мировой истории. Здесь до очевидности ясно, что гунно был не менявшимся от случая к случаю предводите­лем и случайным распорядителем той или иной сотни, но при­рожденным вождем естественного организма. Он имеет то же имя и выполняет во время войны те же функции, что и римский центурион, но он отличается от него, как природа от искусст­ва. Гунно, который не был бы альтерманом рода, так же мало был бы пригоден к войне, как центурион без дисциплины, но, являясь альтерманом рода, он достигает без всякой присяги, без военного права и без наказания той же самой сплоченнос­ти и того же послушания, которых достигает его римский со­брат посредством величайшей строгости». Наконец, Дельбрюк устанавливает, что старые германцы благодаря своей внутрен­ней сплоченности могли обходиться «без всякого специально­го командования», не разбегаясь и не теряя энергии для боя.

Так прекрасно и верно рисует Дельбрюк военное дело ста­рых германцев «как непосредственное народное дело», о кото­рое разбилось античное военное искусство. Но применить по отношению к старым швейцарцам, о которых разбилось сред­невековое искусство, то же самое, что справедливо по отноше­нию к старым германцам, этого не может допустить его буржу­азная предубежденность. Во главе новейшей военной истории должен непременно стоять «великий человек».

Каким образом достиг этой чести Вернер Штауффахер? По­ход герцога Леопольда Австрийского, так позорно закончив­шийся у Моргартена, должен был наказать жителей Швица за их разбойничьи нападения на монастырь Эйнзидель; жители же Швица, с своей стороны, были принуждены к этому раз­бойничьими нападениями на их общественные земли обитате­лей монастыря. Здесь приходится признать, что жители Шви­ца ни в коем случае не удерживались в границах необходимой обороны, как этого следовало бы ожидать от «скромного на­рода пастухов». А наоборот, несмотря на церковные узы и императорское покровительство, они платили монастырю с процентами и даже с процентами на проценты. Приблизитель­но за полдюжины лет до битвы при Моргартене жалобный спи­сок монастыря включает в себя не менее 46 жалоб на нападе­ния и грабежи, произведенные отдельными сотнями кантона Швиц под предводительством их ландманов.

Однажды, когда ландман Конрад-Абиберг стоял с тремяста­ми людей в Альпийской долине, а потом в Мюнтерской долине, и сыну ландмана Рудольфу Штауффахеру посчастливилось даже украсть с монастырского луга пять коней, ландман Вернер Штауффахер перешел все границы дозволенного и 6 января 1314 г. напал на монастырь во главе трех сотен. Он приказал взломать кладовые и жилые помещения, разрушить алтари, рассеять мощи святых; напившись монастырского вина, воины Швица осквер­нили храм, разложили и зажгли костры, чтобы сжечь монастыр­ские документы, и взяли в плен девять каноников. Это и был тот единственный подвиг, который совершил, по имеющимся доку­ментам, Вернер Штауффахер; тот факт, что после битвы при Моргартене он еще упоминается в качестве швицкого ландма­на, делает возможным предположение, что он принимал учас­тие в этой битве, но факт этот не дает ни малейшего намека, ни прямого, ни косвенного, на то, что он выделился при этом чем-нибудь из среды остальных кантонных ландманов.

Все же Дельбрюк «считает», что Вернер Штауффахер выиг­рал благодаря своему стратегическому гению битву под Мор­гартеном, хотя при этом его изложение, достаточно деловое, содержит в себе все элементы, чтобы дать понять внимательно­му читателю всю безудержность такой фантазии. Ну а Даниэль! Он с самого начала огорошивает нас словами: «Герои делают историю и выигрывают битвы». Это утверждение является, ко­нечно, убийственным для тех несчастных, которые живут ве­рой, что история зависит от лунных пятен, а битвы выигрывают­ся морскими змеями, но даже и эти ограниченные люди должны будут признать, что это энергичное утверждение в своей пер­вой части правильно лишь наполовину. Женщины также «дела­ют историю»; царица Екатерина II, например, «делала историю» больше, чем все герои, «создававшие истории» в XVIII веке.

После этого внушительного вступления Даниэль на семи страницах (10—16 страницы в 3-й части) рассказывает о битве под Моргартеном дословно по Дельбрюку, тогда как Дельбрюк, честно указывая на свои источники, рассказывает ее по Бюркли; разница вся в том, что все случившееся при Моргартене Дани­эль относит на счет Вернера Штауффахера. Начинает он так: «Ландман Швица, Вернер Штауффахер, обладал достаточным военным опытом и стратегическим смыслом, чтобы не рассчи­тывать в своем операционном плане исключительно на помощь мертвых камней», и кончает следующим образом: «В Вернере Штауффахере массы получили вождя, который вдохнул в них свой великий дух. То великое дело, на которое увлек ландман из кантона Швиц своих современников, свободе которых угрожа­ла опасность, это дело — неведомое для самих победителей и для всей Европы — создало эпоху в мировой истории». Из пер­лов, рассыпанных по этому поводу, следует указать лишь на самые выдающиеся, что Вернер Штауффахер являлся «своего рода монархической главой», «сильной, сравнительно независимой властью», благодаря которой только и оказалась возмож­ной победа у Моргартена; вслед за этим приводятся слова Дель­брюка о старогерманском гунно.