Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

Франция и Пруссия стремились к одному — ослабить Австрию, однако, лишь настолько, чтобы благодаря этому не усилить чрез­мерно своего союзника. Трудно сказать, Фридрих ли надувал французов чаще, или они его, так как протест союзников по пово­ду «вероломства» Фридриха обыкновенно отнюдь не носил ха­рактера благородного негодования, — это был крик возмущения мошенника против мошенничества других. Фридрих уже пони­мал крылатое словечко Гете, он перефразировал его в письме к Подевилю следующим образом: «раз должно произойти надува­тельство, то шельмами будем мы». Но договор в Клейншнеллендорфе был такой плутней, при которой Фридрих, желая обма­нуть, был обманут сам, а дипломат не может сделать худшей ошибки, чем предать своих союзников с ничтожной пользой для себя и с величайшей выгодой для общего врага. В это время Фрид­рих заслужил упрек, не снятый в дальнейшем его дипломатией, именно в том, что он предпочитает ничтожную выгоду момента огромным преимуществам в будущем. Скорее можно объяснить второе предательство им своих союзников, когда Фридрих зак­лючил сепаратный мир в Бреславле, по которому Мария-Терезия, особенно под давлением английской дипломатии, уступила ему Силезию, чтобы отделаться от опаснейшего врага и развя­зать себе руки для борьбы с остальными противниками, конечно, с затаенными мыслями о будущем.

Эти предпосылки были столь ясны, что легко понять, поче­му Фридрих в 1744 г., когда Мария-Терезия достигла в тогдаш­ней войне за австрийское наследство блестящих побед над Францией и виттельсбахским призраком императора, заклю­чил новый союз с Францией и предоставил в качестве имперс­кого вассала свои вспомогательные отряды императору, честь и достоинство которого были тяжело оскорблены. Но и на этот раз он совершил большую дипломатическую ошибку, тайком выговаривая для прусского государства хорошенький кусочек королевства Богемии, которое он намеревался завоевать для своего суверена. Тайна была разоблачена и выставила короля с морально-политической стороны весьма невыгодно, и все это ради несбыточной мечты. Это был один из тех случаев, когда Фридрих переоценивал свои силы. Ибо, насколько легко было присоединить к прусскому государству Силезию, при ее гео­графическом положении и экономических условиях, настоль­ко невозможна была эта задача по отношению хотя бы даже к части Богемии. С завоеванием этого королевства Фридрих по­лучил очень тяжелый урок. На этот раз его французские союз­ники покинули его на произвол судьбы, и старый маршал

Прусские кавалеристы Фридриха II

Траун, которого Фридрих постоянно восхвалял с приятной по­чтительностью, как своего учителя в военном деле, прогнал его через силезскую границу, почти совершенно уничтожив прусское войско. Зима 1744/45 г. была для Фридриха особен­но тяжелым временем. Если он, по свидетельству иностран­ных послов, внешне возмужал, то внутренне освободился от всех иллюзий, которыми его до сих пор в области внешней политики обманывали честолюбие и жажда славы, или, как он выразился, «скрытые инстинкты». Хотя он в 1745 г. в целом ряде боев и сражений (Hohenfriedberg, Sour, Katolisch-Heunersdorf, Kesselsdorf) победил австрийцев при помощи сво­его восстановленного войска, однако он все-таки согласился в конце года, к болезненному изумлению Франции и сначала не­доверчивому, а затем радостному изумлению Австрии, на вто­рой сепаратный мирный договор при условии, что за ним бу­дет закреплено право на обладание Силезией. И после испол­нения этого условия он возвратился в свое государство, решив во всю свою жизнь «не дразнить кошки».

Не подлежит ни малейшему сомнению, что это решение ко­роля было совершенно серьезно. Правда, когда спустя 11 лет разразилась Семилетняя война, тотчас на него посыпались уп­реки, что он взялся за оружие с честолюбивым и легкомыслен­ным намерением, и, казалось, это обвинение имело тем боль­шее значение, что оно исходило прежде всего от братьев Фрид­риха и что большинство его генералов и министров тайно соглашалось с этим. Внезапное нападение его на Саксонию и беспощадное разграбление этой страны являлось также, по-ви­димому, бесчестным нарушением мира. Однако король решил­ся на насильственный шаг в высшей степени неохотно и только под неумолимым давлением обстоятельств. Благодаря измене саксонских и австрийских чиновников он был в продолжение многих лет постоянно документально осведомляем о перегово­рах между Австрией, Саксонией и Россией, которые намерева­лись напасть на него и сломить растущее могущество прусско­го государства. Факт этих переговоров неоспорим и был тако­вым уже тогда, но прусские принцы полагали, что из всего этого ничего не вышло бы, если бы не преждевременное выступление короля. Это, конечно, было возможно, и, основываясь на этой возможности, король с напряженным вниманием, но вместе с тем и с безмолвным спокойствием следил все время за австро-саксонско-русскими переговорами. Между тем существовала противоположная возможность, которую Фридрих не решался превратить в действительность, так как она поставила бы его в крайне затруднительное положение. И эта возможность пре­вратилась в действительность, когда столкновение экономи­ческих интересов Англии и Франции в североамериканских колониях вылилось в открытую войну и вместе с тем началась война внутри Германии, ибо нападение Франции на Ганновер, как на самое больное место Англии, было понятно само со­бой. Франко-прусский союз окончился в июне 1756 г., и по­пытки Фридриха возобновить его потерпели неудачу. Это объ­яснялось отнюдь не дружественными отношениями Марии-Терезии и враждебными отношениями Фридриха к Помпадур, ибо даже в абсолютистской Франции XVIII столетия при решени­ях великих политических дел к подобного рода вещам относи­лись легко, как к чему-то неважному, или, говоря юридичес­ким языком, как к «побочному обстоятельству».

Объяснялось это тем, что для обеих сторон оправдались их расчеты. Правда, при французском дворе существовала еще сильная партия, верная заветам Ришелье и Мазарини и видев­шая в раздробленности Германии, а следовательно, и во враж­де Пруссии к Габсбургам, источник могущества Франции; пар­тия эта, желая закрепить союз, направленный против габсбур­гской монархии, еще раз добилась отправки посла для переговоров в Берлин, но этот посол, герцог Нивернуа, тре­бовал столь много и предлагал так мало, что Фридрих счел невозможным вести переговоры. Герцог, например, предложил остров Тобаго за военную помощь Пруссии в надвигающейся войне с Англией, — на это Фридрих возразил с вполне понят­ной иронией: «Остров Тобаго? Может быть, вы еще предло­жите остров Баратарию, но ради него я не стану разыгрывать роль Санчо Панса». В те времена прусской политике еще были незнакомы хвастливые фанфаронады Бисмарка, которые зах­ват какого-нибудь песчаного или болотистого местечка в тро­пических странах рисуют великим национальным делом.

Итак, чтобы не оказаться вполне изолированным, Фрид­рих заключил с Англией 16 января 1756 г. в Вестминстере конвенцию о нейтралитете — обоюдное соглашение прого­нять силой всякую вооруженную иностранную державу, ко­торая вступит на немецкую территорию. В противовес этому 1 мая того же года последовал французско-австрийский обо­ронительный договор, и Австрия начала энергично воору­жаться. Тогда он сделал два раза дипломатический запрос в Вену, сначала о целях этого вооружения, а потом по поводу того, гарантирован ли он в текущем и будущем году от напа­дения Австрии. Оба раза он получал уклончивые, ничего не говорящие и почти язвительные ответы, и теперь в силу свое­образного духа, свойственного прусскому военному государ­ству, он не мог уже долее медлить. По удачному выражению Карлейля, его меч был непомерно короче, чем у Франции и Австрии, но он обнажал его в три раза скорее, чем эти держа­вы, и он отнюдь не мог ждать, пока это его значительное, но в то же время единственное преимущество перед противника­ми, превосходящими его во всех отношениях, превратится в фикцию. С точки зрения его интересов и интересов его государ­ства, а эта точка зрения, по его субъективному убеждению, все-таки была решающей, можно было бы скорее сказать, что он

Императрица Елизавета Петровна

уже слишком долго медлил, и он мог бы обойтись по крайней мере без второго запроса в Вену.

Может быть, он и сделал бы это, если бы ему не было выгодно начать кампанию поздней осенью, чтобы по крайней мере в том же году не увидать французское войско на своей территории. Во всяком случае, его плану — поразить быстрым ударом опасней­шего и ближайшего врага, саксонцев и австрийцев, так, чтобы они охотно согласились на продолжительный мир, — встрети­лось препятствие в том, что саксонцы сумели еще в последний момент стянуть свои войска на скалистую позицию у Пирны.