Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

Если отвлечься от всех исторических условностей и уста­новить коренное различие между этими формами войны, то можно сказать, что стратегия на уничтожение является не более высокой, но более простой формой ведения войны. На­полеон, ее величайший маэстро, сказал однажды: «Я знаю в войне лишь три вещи: ежедневно проходить по десять миль, сражаться и отдыхать». Уничтожение вражеского войска в бою — единственная цель стратегии на уничтожение. Стра­тегия на истощение, наоборот, склонна рассматривать сра­жение как прием плохих генералов. Во всяком случае наряду с ней она признает и даже предпочитает изнурять врага, от­резая его от его базы, заставляя его разбить себе голову об укрепленные позиции, захватывая его отдельные крепости и

провинции как залог для заключения мира и обходя его стра­тегическими маневрами и т. п.

Таким методом и велись войны во времена постоянного наем­ного войска; многие из них, и даже такие, которые оканчивались серьезными завоеваниями, проходили без единой битвы: напри­мер, так называемая Деволюционная война (1667 г.), в результате которой Франция приобрела большую часть Фландрии; война за польский престол (1734 г.), по которой была приобретена Лота­рингия. Война за баварское наследство (1778 г.) также не видела ни одной битвы; разорив Богемию, король Фридрих принудил императора Иосифа отказаться от завоевания Баварии. Исключе­нием является первый год Семилетней войны, за время которого произошло четыре сражения (Прага, Коллин, Росбах, Лютен), но с каждым следующим годом войны количество битв уменьша­лось, и за два последних года прусский король едва дал одно сра­жение, как позднее в Войне за баварское наследство.

Эта боязнь битв, характерная для времен постоянного наем­ного войска, происходила не из каких-либо духовных или нрав­ственных побуждений, но сама собой возникала из сущности наемного войска; после того как мушкет победил пику, или, вернее, между обоими этими видами оружия был найден комп­ромисс в штыке, это войско в сражении представляло собой подвижную машину для стрельбы. Тремя шеренгами, плечо к плечу, нога в ногу, имея по бокам взводных, а позади замыкаю­щих офицеров, которые могли заколоть или застрелить каждо­го уклоняющегося, двигались эти солдаты, давая по команде залп и бросаясь прямо на вражеский огонь, пока снова не раздастся команда. Если враг не отступал под огнем, то надо было выби­вать его штыками; «пусть же сам король отвечает, — любил говорить Фридрих своим "молодцам", — в случае если штыки не будут больше колоть».

О действии этих залпов создалось несколько преувеличенное представление; оно не совсем правильно, так как кремневые ружья были далеко не опасны: из них могли стрелять лишь на дистанции 200 шагов, не имея возможности прицеливаться при стрельбе (не было прицелов). Гораздо более опустошительно было действие пушек среди тесно сплоченных рядов; артиллерия с ее картечным огнем делала битвы того времени чрезвычайно кровавыми. Сред­няя цифра потерь обычно достигала трети войска; при Коллине пруссаки потеряли 37%, при Цорндорфе — 33% (русские даже 40%), при Куннерсдорфе — 35%, при Таргау — 27%. Подобные же потери в 1870 г. понесли отдельные прусские полки при Вионвиле и Сен-Прива; но то, что в XVIII столетии было правилом, то

в XIX является редким и ужасным исключением. Здесь следует еще учесть весьма существенную разницу, что у наемных войск не было видов на подкрепление или запасные части. Самое большее, на что они могли рассчитывать, это на новую вербовку для похода в сле­дующем году. Уже этих указаний было бы достаточно, чтобы по­нять, что генералы XVII и XVIII столетий гораздо больше повино­вались необходимости, чем собственному желанию, принимая или предлагая битву. Еще внимательней приходилось учитывать то, что преимущества, даваемые битвой, стояли в обратном отноше­нии к тем потерям, которые она за собой влекла. Битва не реша­лась лишь потерями в людях — у победителей они могли быть не только такими же, как у побежденных, но значительно выше, — главным образом она решалась военным и моральным потрясени­ем вражеского войска, а этого можно было обычно достигнуть лишь упорным преследованием. Никто не знал этого лучше, чем король Фридрих. Он говорил, не преследовать — это значит потерять преимущество, приобретенное в битве, преследование «важнее и полезнее битвы»; оно должно быть так упорно, чтобы каждая бое­вая единица врага была дезорганизована. Но король также знал, что он не мог преследовать со своим войском отчасти благодаря линейной тактике, отчасти благодаря магазинному снабжению. Эти столпы наемного войска при преследовании окончательно руши­лись; сомкнутые ряды выходили из всякого повиновения. Победо­носное войско начинало таять от всеообщего дезертирства, и тем неудержимее, чем дальше удалялось оно от своих магази­нов. О преследовании, как после битвы при Йене и Ватерлоо, нельзя было даже и думать, не только что проводить его.

При условиях наемного войска стратегия на истощение яв­лялась логической необходимостью и потому надежнейшим средством ведения войны. Если врагу вовремя удавалось раз­рушить весной магазины, а зимние походы были почти что не­возможны — войско было парализовано в гораздо большей степени и на гораздо большее время, чем если бы оно понесло поражение в битве.

Вторая Силезская война особенно ярко показывает, насколь­ко при данных условиях маневры были важнее битвы. В 1744 г., когда король Фридрих вторгся в Богемию, он был так искусно изгнан оттуда австрийским маршалом Трауно при помощи од­них маневров, без единой битвы, что прусское войско, достиг­нув Силезии, оказалось в состоянии полного потрясения. В те­чение месяца король висел на краю пропасти.

Когда летом 1745 г. австрийцы большими массами пере­шли через горы, чтобы овладеть Силезией, королю пришлось

принять битву; в каком настроении и с какими намерениями он это делал, видно из его письма к министру Подевилю о приня­том им решении: «Для меня нет другого выхода: битва при всех возможных условиях единственное, что мне остается. Это решительное средство (emetigue) решит участь больного в те­чение нескольких часов». И в самом деле, король победил 4 июня 1745 г. в 4 утренних часа при Годенфридберге, но после того как генерал, заведывавший продовольствием, высказал мнение, что продолжать преследование невозможно[21], все ре­зультаты этой — после Лейтена — самой блестящей победы, одержанной когда-либо королем, выразились лишь в том, что австрийцы отошли на несколько миль обратно в Богемию и оба войска в течение 4 месяцев после этого стояли друг про­тив друга в полном бездействии. В конце концов королю при­шлось оставить Богемию, несмотря на то, что он одержал у Зоры вторую — тоже совершенно бесплодную — победу.

После всего сказанного совершенно неправильно гово­рить, что генералы этого периода «предпочитали» стратегию на истощение. О «предпочтении» не было даже и речи; им приходилось танцевать под дудочку тогдашней военной орга­низации. Когда обоих королей, являвшихся во времена по­стоянных наемных войск самыми крупными полководцами, прусского Фридриха и шведского Карла, славословят за то, что они «предпочитали» будто бы стратегию на поражение, то это смахивает на двусмысленный комплимент, что они вышли из дома сумасшедших. У шведского короля, по край­ней мере в немецкой военной литературе, эта честь уже от­нята; Фридрих же прусский все же должен красоваться как исключительный гений своего времени. Несмотря на то, что его военные сочинения являются прямо-таки учебником стра­тегии на истощение, он все же считался творцом стратегии на уничтожение. Мы еще вернемся к вопросу, каким образом возникло это безумие и как оно закончилось. В настоящее время — опять-таки с некоторым преувеличением — Фрид­рих начинает выставляться знатоком стратегии на истоще­ние, в то время как Карл XII рисуется чудаком, который во времена дилижансов вздумал ездить на локомотиве.

В конце концов все это сводится к следующему: стратегия на уничтожение знает одну цель — битву, стратегия на исто­щение знает две цели — маневр (в самом широком значении

этого слова) и битву. Маневры дают при меньшем риске более благоприятные возможности; наоборот, в битве на карту ста­вится очень много, с риском ничего не выиграть. Отсюда и получилось, что среди генералов, чувствовавших себя ответ­ственными перед высшей инстанцией, легко развивалось пред­почтение к маневрам, как, например, у маршала Дауна, кото­рого водил на помочах венский придворный военный совет. Наоборот, генералы, ответственные лишь перед самими со­бой, охотно применяли «сокрушительные средства» даже и там, где были бы уместны более мягкие методы. Далеко не слу­чайность, что подозрение в стратегии на уничтожение навлек­ли на себя как раз два короля, проявившие себя в этот период выдающимися полководцами. Их выпады так же мало принес­ли им пользы, как маршалу Дауну его сверхмедлительная так­тика. И Карл XII под Полтавой и Фридрих II под Коллином и Куннерсдорфом сели в хорошую лужу. Но все же они вели такую же стратегию на истощение, как и маршал Даун, метод которого даже противник его — сам король Фридрих — при­знавал «безусловно хорошим».