Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

Постоянные войска стали возможны и даже необходимы лишь тогда, когда современные монархии достигли известной степе­ни своего развития. Но при этом нельзя забывать, что эти мо­нархии вышли тоже из феодальной скорлупы. Средневековые силы хотя и капитулировали, но во всяком случае не на милость или немилость своего врага. Они сумели обеспечить себе дос­таточное участие в новых средствах управления абсолютизма. Они поставляли офицерский корпус постоянного войска, сол­даты которого рекрутировались из отбросов общества или в лучшем случае из беднейших слоев населения.

Этот факт особенно бросается в глаза, когда во времена Людовика XIV видишь во главе французского войска Туррена, Кондэ, Люксембурга — тех самых генералов, которые в ранней молодости этого же короля, стоя во главе фронды, делали отчаянные попытки низвергнуть нарождавшуюся мо­нархию. Все же в военном отношении они были еще пригод­ны, чего нельзя сказать об их преемниках позднейшего вре­мени, когда французское дворянство потеряло свои феодаль­ные доблести и развратилось в атмосфере придворного безделья. Французские маршалы Семилетней войны представ­ляли собой галерею бездеятельных и даже бесчестных без­дельников. Несмотря на все еще хорошее снаряжение своих войск, они терпели из года в год поражения от гораздо более слабой армии герцога Фердинанда Брауншвейгского, состав­ленной из английских, ганноверских, брауншвейгских и дру­гих контингентов мелких государств; герцогу давал страте­гические советы его гражданский секретарь Филипп Вестфален. Интересно, что внучка названного Вестфалена стала впоследствии женой нашего Карла Маркса.

В этой же войне Австрия не менее ощутимо почувствовала ту силу, которую обеспечило себе феодальное дворянство в воен­ном командовании. Маршал Даун, из года в год назначавшийся главнокомандующим, совсем не был плохим генералом. Он даже одерживал постоянные победы над прусским королем, когда им приходилось встречаться в открытом бою, и умел довольно лов­ко его проводить, за исключением, правда, битвы под Торгау, где он был ранен и вынужден преждевременно покинуть поле сраже­ния. Но он был страшно медлителен, не имел никакой военной инициативы, и вскоре для королевы Марии Терезии, для ее госу­дарственного канцлера Кауница и для самого Дауна стало совер­шенно ясно, что ему никогда не удастся завоевать Силезию, что было главной и последней целью войны. Каждую весну Даун за­являл, что он складывает с себя свои обязанности, и каждую вес­ну с большой горячностью обсуждалось, кто мог бы его заме­нить; Кауниц нашел наконец годного человека в лице генерала Лаудона, но, несмотря на все свое тогдашнее могущество, ему не удалось провести этого кандидата. Лаудон происходил из низше­го дворянства, к тому же был чужеземцем и протестантом; он так низко стоял в родословном листе, что ему приходилось пере­прыгнуть через целую массу аристократических болванов, что­бы попасть на должность главнокомандующего. Такого унижения

Фельдмаршал граф Даун. Гравюра работы Нильсона

нельзя было нанести австрийской аристократии, а сама она не могла дать ни одного человека, который хоть немного похо­дил бы на Дауна. Сам маршал писал в своем великолепном стиле императрице: «Самое большое зло — что у нас нет людей», и дол­жен был оставаться на своем посту до печального конца. В общем, из одной только австрийской военной истории до XIX столетия включительно можно увидеть, как часто и тяжко страдала доблесть войск от бездарности «высокорожденных ослов», считавших, что по своему рождению они призваны стать военными героями.

В прусском войске родовая аристократия также имела под собой твердую почву, но опять-таки в несколько ином виде, чем во Франции и в Австрии. При более внимательном изучении здесь можно найти много поучительных различий.

Если Франция во времена наемных армий была первой воен­ной державой Европы, то в середине и в конце XVIII столетия образцовым военным государством сделалась Пруссия.

Чтобы понять это явление, надо прежде всего отказаться от того объяснения, которое дает по этому поводу новейший прус­ский военный историк, именно, что прусский король Фридрих-Вильгельм I и его сын Фридрих достигли якобы «самого неогра­ниченного абсолютизма, который когда-либо существовал на зем­ном шаре». Это утверждение — если употребить парадоксальное выражение — может послужить образчиком настоящей штука­турной легенды, которая давно уже была опровергнута другими прусскими историками, но, как кажется, возрождается снова.

Основателем постоянного войска в Пруссии был курфюрст Фридрих-Вильгельм, вступивший на престол в 1640 г. 20-лет­ним молодым человеком. Тогда еще бушевала Тридцатилетняя война, опустошившая маркграфство Бранденбург гораздо боль­ше, чем любое немецкое государство, отчасти потому, что во­енная организация Бранденбурга была слабее, чем где бы то ни было в Германии. Молодой курфюрст состоял в близком родстве как с оранским, так и шведским домами. Как наслед­ный принц, он прожил несколько лет в голландских военных лагерях; когда его многолетнее сватовство за королеву Хрис­тину Шведскую — его родственницу — не дало результатов, он женился на принцессе из оранского дома. Состоя в тесной связи с обеими, наиболее развитыми, военными державами своего времени, он вступил еще в более тесную связь со вновь появившейся на сцене военной державой — Францией. При заключении Вестфальского мира Мазарини предоставил сла­бому курфюрсту большие льготы, так как надеялся найти в нем сильный противовес против дома Габсбургов.

Для этого было необходимо постоянное войско. И молодой курфюрст имел достаточно военной сметки, чтобы понять эту не­обходимость. Но этого было бы мало, если бы эту необходимость не понимало также и бранденбургское дворянство, державшее бла­годаря своим сословным собраниям деньги в своих руках.

Грабители-ландскнехты Тридцатилетней войны ни в коем случае не щадили и дворянских поместий; среди крепостных крестьян в результате войны началось брожение, и они плохо поддавались управлению; многочисленные «наездники», обед­невшие юнкера, производившие более или менее бесстыдные грабежи на дорогах, тяжело ложились на плечи дворянства и

Разграбление и разорение села во время Тридцатилетней войны. Из серии гравюр лотарингца Ж. Калло (XVII в.)

увеличивали его сословные заботы. Эти и другие причины де­лали дворянство весьма склонным к созданию постоянного войска, и на ландтаге 1653 г. сословные вотировали курфюр­сту «контрибуцию», т. е. постоянный налог, необходимый ему для вербовки и содержания наемного войска.

Но при этом они обеспечили себе в соответствии с соотно­шением сил договаривающихся сторон львиную долю. «Кон­трибуция» должна была взиматься только с крестьян и горо­дов, само же дворянство было свободно от всяких налогов; дальше — им должна была быть предоставлена безусловная поместная власть, полное господство над крестьянским сосло­вием, составлявшим тогда большую часть населения, и нако­нец, дворянство выговорило себе офицерские должности в новом войске, что одно обеспечивало ему гораздо большую власть, чем та, которой оно могло похвастаться на своих уже ослабевших сословных собраниях. Эта новая Пруссия возник­ла как юнкерская военная монархия, прообразом которой мо­жет считаться Швеция Густава-Адольфа.

Внук курфюрста Фридриха-Вильгельма, носивший то же са­мое имя, так же мало, как и его дедушка, мог «добиться неограни­ченного абсолютизма», несмотря на то, что из всех своих пред­шественников и наследников он больше всего старался «воздвиг­нуть этот rocher de bronce». Это — еще более хрупкая штукатур­ная легенда, по поводу которой можно лишь только удивляться, что она все еще существует, прославляя короля за то, что будто бы он ввел в 1773 г. катонным регламентом всеобщую воинскую повинность. Такой катонный регламент никогда не существо­вал; всеобщая воинская повинность была в Пруссии того време­ни так же невозможна, как и во всяком другом европейском госу­дарстве; мысль об этом была так далека от короля, что он вел решительную борьбу с самим словом «милиция» и решитель­нейшим образом отстаивал принцип наемного войска.

Легенда о кантонном регламенте, по всей вероятности, яв­ляется извращением того факта, что давно изжитое кондотьерство гораздо дольше сумело удержаться в прусском войске, чем в каком-нибудь другом, до самой катастрофы 1806 г. и суще­ствовало даже в самой гадкой форме — в форме ротного хозяй­ничанья. Правительство вручало капитанам определенную сум­му, чтобы вербовать и оплачивать рекрутов; капитаны же, поль­зуясь господским правом, которое они имели, как дворяне, над крестьянским населением, принуждали крепостную молодежь к военной службе и после необходимого обучения снова от­правляли ее на сельские работы. Таким образом, капитаны по­лучали возможность прятать в собственный карман значитель­ную часть полученных от правительства сумм, а кроме того, представляя ему фальшивые списки, поддерживали практику старого кондотьерства. Эта «кантонная система» является ра­зительным доказательством не «за», а «против» прусского аб­солютизма; королевская власть ее никогда не изобретала, но примирилась с ней лишь после продолжительного сопротивле­ния, так как дворянство оказалось сильнее нее.