Майкл Уолш - Сыграй ещё раз, Сэм

• Название: Сыграй ещё раз, Сэм
• Автор: Майкл Уолш
• Издательство: Эксмо
• Жанр: О войне
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-19258-1

Все приезжают в Касабланку — и рано или поздно все приходят к Рику: лидер чешского Сопротивления, прекраснейшая женщина Европы, гениальный чернокожий пианист, экспансивный русский бармен, немцы, французы, норвежцы и болгары, прислужники Третьего рейха и борцы за свободу. То, что началось в «Касабланке» (1942) — одном из величайших фильмов в истории мирового кино, — продолжилось и наконец получило завершение.

Нью-йоркские гангстеры 1930-х, покушение на Рейнхарда Гейдриха в 1942-м, захватывающие военные приключения и пронзительная история любви — в романе Майкла Уолша «Сыграй еще раз, Сэм». Перед вами — предыстория и продолжение «Касабланки», роман, возродивший классику мирового кинематографа к новой жизни и вернувший нам героев, которых всякий обречен полюбить, впервые увидев этот фильм.

«Луи, я думаю, это начало прекрасной дружбы».

---

Из песен в «Мортоне» пользовалось спросом «Сияние», джазовая негритянская песенка Форда Дэбни,[70] которую Сэм не прочь исполнить где угодно, хоть с Жозефиной Бейкер[71] в Париже или соло в «Американском кафе Рика». Белые ребята думают, что глумятся над ним, но Сэм знает: на самом деле это он над ними глумится. Представить невозможно, чтобы цветные сидели кружком и слушали, как белый человек валяет дурака, да еще платили бы за это.

— Где тебя носило? — спросил Рик.

Он сидел один в гостиной, сам с собой играя в шахматы. По его виду трудно было понять, выигрывает он или проигрывает.

— Да особо нигде, мистер Рик, — ответил Сэм, снимая пальто и вешая его на крючок в передней. Входя, он кинул взгляд на доску: Рик играл одну из любимых партий Сэма — партию Пола Морфи,[72] в которой черные лихо жертвуют ферзя и ставят мат на семьдесят шестом ходу. Сэм с Риком сыграли ее всю только вчера. Зачем Морфи на шестнадцатом ходу сыграл пешкой на а5, Сэму вполне очевидно, но Рик, похоже, так и не понял. Сэм подумал было, что надо дать боссу почитать «L'analyse du jeu des Echecs» Филидора,[73] но вспомнил, что Рик плохо читает по-французски. — Просто парочка полисменов захотели узнать, зачем цветному парню вздумалось разгуливать по улицам Лондона за полночь и знаю ли я, что идет война.

— И что ты им сказал? — спросил Рик.

— Что это не моя война.

— Может быть, уже твоя. — Рик, сдавшись, повалил белого короля. — Ладно, пошли вниз. Устал я сидеть тут, пить и сам себя громить в шахматы. Хочется музыки послушать. Может, даже старье какое-нибудь.

— Заметано, босс, — сказал Сэм.

Они спустились в фойе отеля. Там почти ни души, свет не горел, но Сэм управлялся с роялем и при свече. Рикову бурбону свет и вовсе незачем: бурбон и в темноте хорошо пьется.

— Хотите поговорить, босс? — спросил Сэм; его пальцы легко порхали над клавишами. Он играл «Наверное, ты была прелестный ребенок»,[74] одну из любимых песен Рика. Босс всегда расслаблялся, когда Сэм играл.

— О чем? — спросил Рик.

— Вы поняли, — сказал Сэм. — О ней. О мисс Ильзе.

Рика выдала партия Морфи: в бодром настроении он обычно переигрывал партии Капабланки.

— Я, кажется, не велел тебе о ней заговаривать, — огрызнулся Рик. — Насколько я знаю, этот приказ никто не отменял.

— Как скажете, мистер Ричард, — сказал Сэм. — Я просто думал…

— Кто тебя просил думать? — сказал Рик.

Несколько минут он курил и пил в молчании. Сэм продолжал импровизировать. Машинально позволил пальцам скользнуть в «Пусть время проходит».

— Прекрати, — воспротивился Рик, но Сэм поспешно его перебил:

— Помните, где мы первый раз услышали эту песню, мистер Рик? Еще в «Тутси-вутси», году, наверное, в тридцать первом или тридцать втором.

— Да, где-то так, — проворчал Рик. — Я примерно тогда стал управляющим.

— Точно. — Сэм покачал головой, припоминая. — Вот было время. — Он перешел к пианиссимо и обернулся к Рику. — Помню как будто вчера, — сказал он. — Этот белый паренек, мистер Герман, ворвался в парадную дверь и сказал, что у него внутри сидит песня и ей нужно вырваться на волю, и мистер Соломон сказал — проваливай вместе со своей драной песней, это цветной клуб и нам тут евреев не надо, но вы сказали — я теперь управляющий, и потом велели мистеру Герману сыграть, и он сыграл. — Сэм отпил воды из стакана, пропустив лишь пару тактов в левой руке. — С тех пор я ее играю всегда.

— Это уж точно, — согласился Рик.

— А сказать по правде, для меня она ничего особенного. Но у вас всегда была из любимых.

— И у нее, — сказал Рик. — Так что прекрати.

— Я слышу вас, мистер Рик, — сказал Сэм, продолжая играть. — Но я вас не слушаюсь.

— Ты уволен.

— Я в это поверю, когда вы мне дадите эту чертову прибавку, которую обещали.

— Он тебя никогда не уволит, Сэм, — сказала Ильза. — Ты так волшебно играешь «Пусть время проходит», что у него рука не поднимется.

И вновь она вышла к нему из темноты — ангел в белом, как тогда, в его кафе в Марокко. Тогда Рик думал, что знает, зачем она пришла, и ошибался.

Но сегодня все по-другому. Сегодня он знает.

— Когда ты едешь? — спросил Рик.

— Завтра.

— Шампанского?

Шампанское они пили в «Ла бель орор» перед расставанием. Сейчас было бы кстати.

— Шампанского было бы здорово, — сказала Ильза.

— Сэм, будь добр, добудь шипучки для дамы, — попросил Рик. — Только смотри, холодной. Мне плевать, кого и как тебе придется подмазать, чтобы ее достать, главное, достань.

— Сделаем, босс, — сказал Сэм, поднимаясь.

Пока Сэм ходил за шампанским, Ильза собиралась с духом.

— Виктор рассказал мне о соглашении, которое вы с ним заключили в Касабланке, когда капитан Рено запер его в камере. Что ты сделал вид, будто мы полетим на том самолете, а сам все время планировал, как я улечу с ним. Хочу, чтобы ты знал, — я тебе благодарна.

— А я вот думаю, правильно ли поступил, — сказал Рик.

— Теперь не думай, — сказала Ильза. — Важно лишь то, что мы здесь, вместе. Важно не то, что сделано. Важно, что мы сделаем — вместе.

— Говоришь так, будто все уже просчитала, — отметил Рик. — Так зачем тебе я?

— Не мне, — ответила она. — Виктору.

Рик залпом допил бурбон.

— У меня бывали предложения поинтереснее, — сказал Рик.

Зря он это сказал.

— Ричард, не глупи! Не будь таким корыстным! Разве ты не понимаешь, что это больше нас с тобой, больше Виктора, больше, чем мы все? Речь не о бедах троих маленьких людей. Если ты не можешь это понять — если ты не хочешь это понять, — значит, ты и вполовину не тот человек, каким я тебя считала. И вполовину не тот человек, в которого я влюбилась в Париже. — Она расплакалась. — И вполовину не тот человек, которого я люблю, — закончила она, и ее голос замер.

Рик одной рукой обнял Ильзу, и она склонилась к нему, примостившись головой на его плече.

Он поцеловал ее, крепко. Она не отстранилась — ни на миг.

— Ричард, как ты не понимаешь? — всхлипнула она, когда их губы разъединились. — Он погибнет. Я точно знаю. Он одержим. Думает только об этом. То, что немцы сделали с его родиной — и что сделали с ним, — он не может с этим смириться. Он жизнь кладет на то, чтобы выгнать их из Праги, из Чехословакии, из Центральной Европы, если сможет. Год в Маутхаузене не ослабил его решимости — наоборот. Что бы ни случилось, Виктор не отступит. Даже если ему придется умереть.

Ильза промокнула глаза платком из Рикова нагрудного кармана.

— Потому я и прошу твоей помощи, — сказала она. — Не для него, а для себя. Для нас. Понимаешь теперь?

С неохотой она отстранилась, заглянула ему в лицо.

— Англичане забросят меня в Прагу. Подполье может ввести меня в управление РСХА и, если повезет, в кабинет Гейдриха. Там есть вакансия секретаря, и с моим знанием языков я легко сойду за русскую белоэмигрантку.

— Вот, значит, какая легенда, — сказал Рик. — А я все думал, кем тебя сделают.

— Да, — сказала Ильза. — Я буду Тамара Туманова, дочь русского дворянина, расстрелянного большевиками после Октябрьской революции. Меня вырастила мать, возила по всей Европе, мы жили в Стокгольме, Париже, Мюнхене и Риме. Я всюду дома и не дома нигде.

— Ты уверена, что они купятся? — спросил Рик.

— Поверят, не бойся, — ответила Ильза. — Потому что сами захотят. Я же дочь белогвардейца — я мечтаю отомстить большевикам за то, что они сделали со мной и моими родными. Всякий, кто ненавидит коммунистов, для наци первейший друг.

Рик собрался было вновь наполнить ее бокал, но она покачала головой:

— Не надо, Ричард. Отныне мне понадобятся ясные мозги. — Она улыбнулась ему той самой пронзительной улыбкой, которую Рик так хорошо помнил. В последний раз он видел ее в «Ла бель орор», когда Ильза была в голубом. Теперь голубые только глаза. — И тебе тоже, — прибавила Ильза со смешком и потянулась вынуть стакан с бурбоном из его руки.

— Оставьте мою выпивку в покое, леди, — возмутился Рик.

Она серьезно посмотрела на него, страсть и желание плясали в ее глазах.

— Тогда пусть это будет последний стакан, — попросила она. — Мне нужно, чтобы теперь ты всегда был в трезвом уме. Нам всем это нужно — чтобы хоть сколько-нибудь рассчитывать на успех. От чего бы ты ни прятался, пожалуйста, не прячься больше за бутылку.

Рик нехотя отставил стакан. Выпивка так долго составляла ему компанию, что стала лучшим другом после Сэма. Завязать будет непросто. Как можно от человека столько требовать?

Он посмотрел на Ильзу в свете свечи и внезапно понял, как это будет легко.

— Дай хотя бы этот допить. Вроде прощального салюта.

Ильза подалась к Рику и чмокнула в щеку:

— Может, допьешь наверху?

— Продолжай играть, Сэм, — сказал Рик.