Павел Огурцов - Конспект

• Название: Конспект
• Автор: Павел Огурцов
• Издательство: Права людини
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-966-8919-86-2

«Конспект» – автобиографический роман, написанный архитектором Павлом Андреевичем Огурцовым (1913–1992). Основные события романа разворачиваются в Харькове 1920-х – 1941 гг. и Запорожье 1944 – 1945 гг. и подаются через призму восприятия человека с нелегкой судьбой, выходца из среды старой русской интеллигенции. Предлагая вниманию читателей весьма увлекательный сюжет (историю формирования личности на фоне эпохи), автор очень точно воссоздает общую атмосферу и умонастроения того сложного и тяжелого времени. В романе представлено много бытовых и исторических подробностей, которые, скорее всего, неизвестны подавляющему большинству наших современников. Эта книга наверняка вызовет интерес у тех, кому небезразлична история нашей страны и кто хотел бы больше знать о недавнем прошлом Харькова и Запорожья. Кроме того, произведение П.А. Огурцова обладает несомненными литературными достоинствами, в чем мы и предлагаем вам, дорогие читатели, убедиться.

---

— Разве и картошку забрали?

— Этого я не знаю, — говорит Сережа. — Может быть и забрали, у нас все может быть.

— Если и не забрали, то крестьянам ведь тоже что-то есть надо. Хлеба-то у них не осталось, — сказал отец.

Пили чай, и я заметил, что чайные ложки — серебряные.

— Чего ты улыбаешься? — спрашивает Лиза.

— На чайные ложки глядючи.

— А обыска так и не было, — сказала Галя.

— И не будет? — Спросил и подумал: глупый вопрос, сейчас Сережа скажет: «Кто это может знать?» Но Сережа сказал:

— Прекратились обыски, вот уже сколько времени никаких разговоров об обысках, ну мы и забрали свое добро.

— Да, — сказал я, — забирать у крестьян хлеб — это куда хуже, чем ценные вещи у горожан.

— I те грiх, i те грiх, — сказала бабуся.

— Получил, философ? — отозвалась Галя.

Понемногу разговорились и не заметили, что засиделись допоздна. Расспрашивали о Челябинске, а потом я узнал и наши нерадостные новости. Хрисанф оставил семью, ушел к другой женщине. Клава поступила в какое-то учреждение, Горик работает в больнице санитаром и перешел в вечернюю школу. Федя Майоров ушел из адвокатуры и подался в юрисконсульты, заработок, конечно, гораздо меньше. Арестован Курилевский, и Юля с дочкой живут у Кропилиных.

Отец спал еще на веранде, я к нему, конечно, присоединился. Когда мы укладывались, он сказал:

— Я думаю, — раз перестали охотиться за ценностями, ты можешь спать спокойно и в Харькове.

Но и в эту ночь я долго не мог заснуть.

За время моего отсутствия благоустроили и замостили брусчаткой площадь Дзержинского. В ее конце еще раньше было выстроено первое в Советском Союзе высотное по тому времени здание — Госпром (Дом государственной промышленности). Это группа прямоугольных башен высотой до 11 этажей, связанных переходами, бетон и стекло, отсутствие крыши, карнизов, каких-либо деталей, хорошие пропорции, а издали — впечатление легкости: дунешь — улетит. Он нравился всем, даже противникам новой непривычной архитектуры. Но это было единственное здание на огромном пустыре, и площадь выглядела странно, пустынно. Газеты писали о награждении орденами отличившихся в ее благоустройстве и о том, что она — самая большая в Советском Союзе, больше Красной площади в Москве. На Сумской улице снесли Мироносицкую церковь и на ее месте начали строить новое здание оперного театра. Строительству предшествовал всемирный конкурс на лучший проект, и мне запомнилось, как кто-то, побывавший на выставке этих проектов, поражался замыслу японского архитектора, по которому оркестр сидел в люстре. Строительная площадка обнесена деревянным забором, и на Сумской улице на нем — длинный плакат: «Бойкотируйте музыку белоэмигранта Рахманинова». В городе встретил соученицу по профшколе и танину подругу Люсю Костенко с мужем — Мишей Копыловым. Копылов учился в нашей профшколе на курс старше, жил один, зарабатывал журналистикой и по окончании профшколы стал профессиональным журналистом. Разговорились.

— А почему тебе не работать журналистом? — спросил Копылов. — У тебя это хорошо пойдет. Сейчас почти всем и центральным, и харьковским газетам требуются штатные корреспонденты. Могу порекомендовать.

А почему бы и не попробовать? Чем черт не шутит!.. И вот, я работаю корреспондентом газеты, с окладом и гонораром за напечатанные материалы.

— Зачем это тебе понадобилось? — спросил Сережа.

— Хочу попробовать. Может быть это — мое призвание.

— В чем призвание? Ты что, не читаешь газет? Не видишь, как они врут, и чем дальше, тем больше? Гриша, почему ты молчишь?

— Никакие слова тут не помогут, только собственный опыт, собственные ошибки и шишки на собственной голове. Пусть попробует.

— А голова-то уцелеет?

— Будем надеяться.

На вопросы друзей и знакомых, почему я уехал из Челябинска, я отвечал: «Клопы заели».

Теперь же думаю, что кроме неудовлетворенности профессией была и другая причина — одиночество. Одиночество в юные годы непереносимо. Приехал Пекса.

— Везде одно и то же и работа такая же, — сказал он. — Так лучше уж дома.

21.

Получил задание — съездить на завод, собрать материал об ударниках и их достижениях и подготовить публикацию. Дело пошло, заметки печатали или их содержание шло в обзорные статьи. Заметки сокращали, я стал писать короче, заметки продолжали сокращать, и скоро я научился писать так сжато, что невозможно было выкинуть и слово. Услышал и отзыв о себе: толково работает, без искажений, ляпов, и ничего лишнего.

Дома газета, в которой я работал, была всегда — и раньше и теперь, но никаких отзывов о своих заметках я не слышал: ясно — не одобряют сам факт моей работы в газете. Пришли Майоровы, и Федя мне сказал:

— Читаю твои заметки. Хорошо излагаешь — коротко и ясно. Из тебя хороший бы адвокат вышел.

— А сам? Гремел, гремел, как адвокат, и вдруг подался в юрисконсульты.

— Потому и подался, чтобы не загреметь в другое место. Такие времена настали.

— А мне советуешь!

— Юрист — не обязательно адвокат. Да и не всегда же так будет!

— На наш век хватит, — сказал отец.

— Я тоже считаю, — сказал Сережа, обращаясь ко мне, — юрист из тебя получился бы толковый: и голова поставлена хорошо и язык хорошо подвешен.

— А не хватит ли юристов в одной семье?

— Петя, а ты без шуток не можешь? — сказала Галя. — Ведь к тебе серьезно обращаются.

— Да не хочется мне что-то, не тянет в юриспруденцию.

— Бог знает, что тебе хочется, — сказала Лиза. — Мечешься, мечешься...

Стал получать более сложные задания — выяснить причины невыполнения плана, и кто в этом виноват. Сразу дела мои застопорились. Выясняю причины: в одном случае — вышло из строя изношенное оборудование, в другом — не поступило сырье, в третьем — не хватает квалифицированных рабочих — причины объективные, и мои заметки идут в корзину: раз виноватых нет — писать не о чем. В разговоре со мной проявляется раздражение:

— А заготовки кто поставляет? Другой цех? Вот и надо было туда пойти! — Задание передают другому.

Стали изменять содержание моих заметок. Возмутился, но услышал в ответ:

— Писать вы умеете, но не видите главного. Вы с генеральной линией партии знакомы?

Очень вы уж добренький.

Получаю задание — разобраться с состоянием дел на сравнительно большом заводе. Удивился: мною недовольны, а поручают такое ответственное задание. Теперь-то я понимаю, почему поручили именно мне: разбирался я дотошно, факты проверял тщательно и если сообщал о них, то не придерешься. Провозился несколько дней и написал не заметку, а большую статью. Дни идут, статья не появляется, мне ничего не говорят, я ни о чем не спрашиваю. Случайно узнаю — на завод поехал заведующий отделом. Наконец, статья появляется. Несколько абзацев — мои, другие — сильно изменены, остальной текст — не мой. А главное изменение в том, что смысл моей статьи настолько искажен, что мне стыдно будет смотреть в глаза людям, с которыми я разговаривал. А подписи две: заведующего отделом и моя. Пошел объясняться. Заведующий отделом не стал со мной разговаривать, а повел меня к главному редактору. Там они вдвоем устроили мне разнос. Старая песня: не умею или не хочу видеть главное. И новый мотив: не учитываю требований момента.

— Но зачем же неправду писать?

— А правда разная бывает — большевистская и другая, похуже, — ответил главный редактор. — Скажите спасибо, что вас здесь учат. Идите и хорошо подумайте, если хотите у нас работать.

В приемной меня остановила секретарша:

— Возьмите талон на печенье. Получите в столовой.

Кнут и пряник, вот это да! Неужели так примитивно? Уходя домой, вспомнил про печенье.

Заведующий столовой взвесил мне полкило.

— Вы ошиблись: у меня талон на килограмм.

— Не хочешь — не бери, — отвечает он и бросает мне кулек с печеньем. Я отступил на шаг, кулек шлепнулся на пол, печенье рассыпалось, я шагнул за стойку, заведующий — от меня, я за ним и без джиу-джитсу так съездил его по уху, что он свалился и, падая, заехал локтем в тарелку кого-то из обедавших. Пошел к выходу, меня догоняют и окружают белые халаты, верзила в белом колпаке загораживает дорогу. Прием джиу-джитсу, и верзила закрутился вокруг своей оси. Спросил: «Есть еще желающие?», медленно вышел из столовой и пошел вниз по Сумской. Халаты догнали, идут рядом и сзади, один побежал вперед. Ясно: за милицией.

А вот и милиционер, и традиционное «Пройдемте». Отделение на Пушкинской улице. В комнате дежурного составляют протокол, я сижу молча и в этой процедуре не участвую. Протокол подписывают.

— Подпишите. — Говорят мне. Прочел.

— Я такой протокол не подпишу. Не так было все дело.

Пишите ниже свою версию и подписывайте. В комнату дежурного заходят и выходят люди в форме и без нее. Один в форме зашел раз, зашел второй раз и остался. Когда все поднялись, он сказал мне: