Павел Огурцов - Конспект

• Название: Конспект
• Автор: Павел Огурцов
• Издательство: Права людини
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-966-8919-86-2

«Конспект» – автобиографический роман, написанный архитектором Павлом Андреевичем Огурцовым (1913–1992). Основные события романа разворачиваются в Харькове 1920-х – 1941 гг. и Запорожье 1944 – 1945 гг. и подаются через призму восприятия человека с нелегкой судьбой, выходца из среды старой русской интеллигенции. Предлагая вниманию читателей весьма увлекательный сюжет (историю формирования личности на фоне эпохи), автор очень точно воссоздает общую атмосферу и умонастроения того сложного и тяжелого времени. В романе представлено много бытовых и исторических подробностей, которые, скорее всего, неизвестны подавляющему большинству наших современников. Эта книга наверняка вызовет интерес у тех, кому небезразлична история нашей страны и кто хотел бы больше знать о недавнем прошлом Харькова и Запорожья. Кроме того, произведение П.А. Огурцова обладает несомненными литературными достоинствами, в чем мы и предлагаем вам, дорогие читатели, убедиться.

---

— У вас один билет до Харькова, другой до Полтавы. Кто в Полтаву едет?

— Девочка.

— Сама?

— Сама. Она и до Москвы сама ехала.

— Из Сибири, значит. В Москве подобрали?

— Возле Курского вокзала.

— Так. Значит, я вам в Харькове билет в Полтаву закомпостирую, а то в кассах большие очереди. У нее есть кто в Полтаве?

— Говорит, что едет к тетке.

Поезд двинулся, я остался в тамбуре, кондуктор зашел в вагон и в двери столкнулся с пассажиром, выходившим в тамбур. Пассажир в галифе, сапогах и нижней рубашке закурил папиросу, бросил спичку на пол, уставился на меня, как-то умудрился одновременно нахмуриться и усмехнуться и сказал, да не просто сказал, а зло:

— С кулацким отродьем цацкаешься?.. Да ты что!.. Ты что? Ты что....

А я молчал, смотрел ему в глаза и двигался на него, мгновенно вспомнив подходящий прием джиу-джитсу, и в то же время изо всех сил старался сдержаться, но полностью сдержаться не сумел.

— А пошел ты, сволочь... — Впервые в жизни выругался нецензурно и вошел в вагон. За неплотно закрытой дверью стоял кондуктор с фонарем. Он прихлопнул дверь и сказал:

— Полезай-ка, сынок, на свою полку. От греха подальше.

Когда я проснулся, солнце светило в окно, напротив меня на нижней полке, не на той, на которой сидела девочка, сидела женщина, помогавшая стелить постель, девочка и другая женщина, которую я раньше не видел. К моему удивлению у девочки были чистые ноги, она была в детских носочках, другая женщина помогала ей примерять поношенные спортсменки. Женщины расспрашивали девочку, и я услышал, что зовут ее Оксана. Оксана отвечала на вопросы, так же как мне вчера — скупо, без лишних слов. Я спрыгнул, сказал «Доброго ранку», взял полотенце и мыло и направился, было, в туалет, как вдруг девочка вскочила, в одних носках бросилась ко мне и ухватилась за брючный ремень.

— Дядечку, не уходiть! Не уходiть! Менi ж у Полтаву...

Такой испуг был у нее на лице, что я потрепал ее волосы, а когда принял руку, ладонь была в пыли.

— А я не ухожу. Ти вмивалася?

— Вмивалася.

— Так i я хочу вмитися. Можна?

Можна. В туалет была очередь. Поезд загромыхал на стрелках, прошел кондуктор, другой, а не тот, с которым я ночью разговаривал, сказал «Белгород» и запер туалет. Пришлось задержаться. Когда вернулся, девочка и ее соседка сидели рядом у подоконного столика, на котором была разложена еда.

— Она ждет вас и ничего не кушает, — сказала женщина.

— Там була черга, — сказал я, положил на стол остатки своей еды, и мы втроем позавтракали. Я посмотрел на ноги девочки — они были в спортсменках.

— На вырост, — сказала женщина. — Да нет, раньше сносит. На них обувь прямо горит, не напасешься.

Когда пассажиры стали собираться, эта женщина достала большой платок и как-то хитро закутала им девочку, завязав платок сзади, а руки девочки остались свободными.

— Все теплее будет, — сказала она.

Пожилая пара, сидевшая на боковой полке, укладывала вещи, женщина поманила девочку и повязала ей голову платочком. Потом девочке надавали столько продуктов, будто ей предстояла дорога в Сибирь, и мне пришлось вынуть матерчатую сумку с ручками и уложить в нее эти продукты. Когда перед выходом из вагона пассажиры выстроились в проходе, я все смотрел на галифе и сапоги, но того галифе и тех сапог не увидел. Зато увидел женщину, которая примеряла девочке спортсменки, и, когда встретился с ней глазами, сказал спасибо.

— Это вам спасибо. Все замкнулись и отгораживаются от людей. Такое время. А глядя на вас и чувство доброе пробуждается. И, слава Богу, не у меня одной.

Я взглянул на нее повнимательней и без колебаний заявил:

— А вы преподавательница русского языка и литературы. Теперь она вглядывалась в меня.

— Нет, вы у меня не учились. Значит, действительно, профессия накладывает отпечаток.

— Любители скоропалительных выводов утверждают, что у нас плохая молодежь, — сказал пожилой интеллигентный человек, стоявший за учительницей. — А молодежь, как была во все времена самая разная, так и пребудет самой разной во веки веков. Как и взрослые, между прочим.

— Сказала бы вам аминь, да вот в чем дело, — ответила учительница. — Молодежь, конечно, разная, но соотношение ее разных слоев не есть величина постоянная. Судя по моим ученикам, это соотношение в последнее время стало резко меняться, из года в год...

Мы двинулись к выходу, и последнее, что я услышал:

— Не в лучшую сторону.

У вагона стоял не наш кондуктор, и мы остановились в ожидании нашего. Учительница вела за руку мальчика, примерно такого же роста, что и Оксана. Невольно я взглянул на его ноги, увидел, что он в ботинках и прихрамывает.

— Что, жмут ботинки?

— Нет, нет, не беспокойтесь. У мальчика больные ноги, я ездила с ним на консультацию.

Его хромота от обуви не зависит.

Когда мы шли с кондуктором, я тихонько сказал ему, показывая на девочку:

— Вот, за ночь от Москвы, как могли, обули и одели. А сколько она ехала из Сибири...

— Не греши, парень! — остановил меня кондуктор. — Там всех не оденешь. Ездил я поездом Харьков-Караганда, насмотрелся. Не дай Бог! Вот тут меня ждите, я недолго.

Он принес плацкарту к билету и сдачу.

— Оксана, кондуктор принiс тобi квиток до Полтави. Сьогоднi там будеш.

— Спасибi, дядечку, — прошептала девочка, и глаза ее вдруг засветились. Чем? — подумал я. — Наверное, надеждой и радостью. Намучилась.

Посадив ее в поезд и дождавшись его отправления, — Оксана то и дело поглядывала в окно и улыбалась, — пошел домой пешком. Чувствовал, что соскучился не только за домом, близкими людьми, но и за Харьковом. Всматривался в знакомые улицы, дома, Дмитриевский мост — ничего не изменилось, а город какой-то не такой. Стал вглядываться в прохожих. Вот в чем дело: люди какие-то другие. Раньше лица в толпе — как разноцветная палитра выражений, сейчас — сплошь озабоченные лица, недовольные, расстроенные, растерянные, сердитые, замкнутые — палитра хмурых тонов одного цвета. В моем представлении так, наверное, бывает во время войны в той стране, чья армия терпит поражение. Но ведь войны нет...

И наш двор какой-то не такой, запущенный. Не убрана ботва на огороде, покосился соседский забор. Из открытых дверей сарая вышел Сережа, заулыбался и пошел мне навстречу, а взгляд у него тревожный.

— Крольчат кормил?

— Крольчат? Нет кроликов.

— Неужели эпидемия?

— Кормить нечем. С ног сбился — ездил за город траву рвать.

20.

Мне показалось, что к моему возвращению отнеслись так же спокойно, как в мае к отъезду.

— Солоно пришлось? — спросил отец.

— Не очень. Из-за этого не уехал бы. Окончательно убедился, что техника не для меня, надо заняться чем-то другим.

— Чего же ты тянул? — спросила Галя. — Потерял учебный год.

— Не беда.

— А специальность выбрал? — спросил Сережа.

— В том то и дело, что нет.

— Что же ты будешь делать?

— Без дела сидеть не собираюсь.

— Только смотри, — сказала Лиза, — не наймись, с бухты-барахты, куда попало, сначала осмотрись. И повидайся с друзьями — они недавно заходили, интересовались, не вернулся ли ты.

— И Пекса?

— Пексы не было, он вроде бы еще не вернулся.

Еще не вернулся! Значит, думают, что вернется, выходит — и обо мне тоже так думали.

Никаких расспросов о Челябинске, каждый занят каким-нибудь делом, и выражение лиц у всех, кроме бабуси, такое же, как у людей, которых я видел по дороге домой. У бабуси, как всегда, спокойно-печальное лицо.

— Оце добре, що ти приїхав, — сказала она мне, обнимая и целуя.

Якось гуртом усi i перезимуємо.

Что-то случилось? Я пришел перед вечером, вскоре сели ужинать. За столом все были молчаливы.

— Что-нибудь случилось? — спрашиваю я.

Молчание.

— У нас дома пока ничего не случилось, — наконец, отозвалась Лиза. — Только не знаем, как зиму пережить.

— Да что такое?

— А ты что, ничего не знаешь? — спрашивает отец.

— А что я должен знать?

— Интересно, — говорит Сережа, — значит на Урале не так как у нас.

— А как у нас?

— У нас у крестьян забрали весь урожай и в колхозах и в хатах, под метлу, — говорит отец. — А у кого находили припрятанное зерно, с теми поступали так, как и раньше.

— Откуда вы знаете? Может быть это только разговоры?

— Какие там разговоры! — воскликнул Сережа. — Из сел люди бегут, и все рассказывают одно и то же.

— Из сел люди бегут и бегут, — сказала Галя. — На улицах полно этих несчастных. Выйдешь в город — поговори с ними, если не веришь.

— Продуктов нет не только в магазинах, но и на базарах, а когда бывают – цены страшные, но все равно моментально все расхватывают. Мы не смогли запастись картошкой, больше чем на ползимы не хватит, — говорит Сережа.