Павел Огурцов - Конспект

• Название: Конспект
• Автор: Павел Огурцов
• Издательство: Права людини
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-966-8919-86-2

«Конспект» – автобиографический роман, написанный архитектором Павлом Андреевичем Огурцовым (1913–1992). Основные события романа разворачиваются в Харькове 1920-х – 1941 гг. и Запорожье 1944 – 1945 гг. и подаются через призму восприятия человека с нелегкой судьбой, выходца из среды старой русской интеллигенции. Предлагая вниманию читателей весьма увлекательный сюжет (историю формирования личности на фоне эпохи), автор очень точно воссоздает общую атмосферу и умонастроения того сложного и тяжелого времени. В романе представлено много бытовых и исторических подробностей, которые, скорее всего, неизвестны подавляющему большинству наших современников. Эта книга наверняка вызовет интерес у тех, кому небезразлична история нашей страны и кто хотел бы больше знать о недавнем прошлом Харькова и Запорожья. Кроме того, произведение П.А. Огурцова обладает несомненными литературными достоинствами, в чем мы и предлагаем вам, дорогие читатели, убедиться.

---

— А вещи нес носильщик, — вставила Нина.

— Вот в этом не уверен.

— Ну, это, в конце концов, мелочь, — сказала Галя. — А вот то, что Лопахин говорил как папа: «Если бы мой отец встал из гроба...»

— А эту фразу не отец придумал и не Чехов, она была расхожей: так говорили те, кто из низов выбился в люди, — сказал папа. — Я думаю, что Лопахин ни с кого не списан, это образ собирательный, и не Лопахин похож на отца, а отец на Лопахина.

— Так-то оно так, — сказал Сережа, — и все-таки уж очень большое сходство. Не исключаю, что какие-то черты Петра Трифоновича Чехов перенес на Лопахина.

Что-то начала говорить Клава, но меня позвала бабуся помочь накрыть на стол. Поднялся со мной и Горик, но я ему сказал:

— Сиди и слушай!

Обедали на веранде, но разговор шел уже на другие темы. После обеда я спросил Горика: чем окончился спор?

— Ничем. Федя рассказал смешной анекдот, и все смеялись.

20.

В 28-м году окончил школу. К выпуску школа приготовила сюрприз — сборник наших стихотворений, и в нем было несколько моих. Позднее я читал, что вид впервые отпечатанного в типографии собственного произведения сильно волнует. Никакого волнения я не испытал, может быть потому, что не переоценивал свои стихи и, хотя еще не определился с будущей специальностью, но поэтом или писателем быть не собирался. Сборник видеть было приятно, но не очень: примешивалось чувство неловкости, будто мне досталось какое-то незаслуженное поощрение. Дома никакого отклика на сборник я не услыхал, и это меня нисколько не огорчило. Вскоре я о нем и вовсе забыл.

После окончания школы наша группа несколько дней держалась вместе: ездили в парк, в зоопарк и за город купаться. На каждую поездку я получал 50 копеек — хватало на проезд и питание, включая мороженое и конфеты. Один вечер провели у нас дома с угощением на веранде. Во дворе играли в горелки, а папа нарезал девочкам букеты. В заключение наших встреч пошли в обсерваторию. Не помню, что нам показывал в телескоп и рассказывал Барабашов, впоследствии — выдающийся астроном, но под впечатлением увиденного и услышанного мы долго сидели на Университетской горке, на такой длинной скамье, что все на ней уместились. Перед нами расстилалась часть города с прямой улицей Свердлова, вбегающей вдали на Холодную гору. Казалось — паришь в небе под яркой луной, а под нами — вся земля и все дороги на ней, распирает беспричинная радость, переполнен надеждами и уверенностью в том, что все самое лучшее впереди. И вдруг впервые пришло ощущение: я уже взрослый.

На Украине, в отличие от России, в то время школы были семилетние, и среднего образования они не давали. Считалось, и, по-моему, правильно, что школа, дающая среднее образование и не дающая никакой специальности, по существу, гимназия, нужна только привилегированным классам, дети которых не нуждаются в заработке. Среднее образование, специальность и право поступать в высшие учебные заведения, окончив семилетку, на Украине приобретали в школах профессиональных, не только профессионально-технических, но гуманитарных и художественных. Окончил профшколу, не прошел по конкурсу в высшую школу или провалился на экзаменах — никакой трагедии: работай по полученной специальности, и никто тебе не запрещает снова и снова сдавать экзамены в высшую школу. А для рабочей молодежи, не имеющей среднего образования, путь в высшую школу через рабфаки (рабочие факультеты) при вузах, дававшие среднее образование.

Профшкол намного меньше семилеток, и конкурсы между поступающими в профшколы сравнимы с теперешними конкурсами в самых престижных вузах. Набор в любую профшколу был регламентирован по социальному происхождению: для детей рабочих бронировалось максимальное количество мест, для детей крестьян — значительно меньше, а для детей кустарей и служащих — такое мизерное количество, о котором Федя Майоров сказал: «Как для евреев до революции». Процентное соотношение этих социальных групп я не знал или не помню, но оно было одинаково для всех профшкол. По сути, конкурсы были внутри социальных групп: чтобы быть принятым в профшколу, сыну рабочего достаточно было сдать экзамены кое-как, сыну служащего — исключительно хорошо.

Для поступления в профшколу документы разрешалось сдавать в копиях, заверенных нотариусом. Копии снимал сам и впервые увидел свое метрическое свидетельство. Мой день рождения праздновался 10 июля, одновременно с маминым (какое совпадение!), и вдруг прочел в метрике, что я родился 30 августа. Я сидел на веранде, мимо проходила бабуся, и я ее позвал.

— Ось подивись що тут написано.

— Та я ж без окулярiв. Прочитай менi сам.

— Це моя метрика, i в нiй написано, що я народився 30-го серпня.

— То що?

— Та я ж завжди святкую день народження 10 липня.

— То що?

— Як що? Та коли ж я насправдi народився?

— Петрусю, день твого ангела, як за новим календарем, — 12 липня. Оцей день i треба святкувати. А в який саме день народився, чи тобi не байдуже? Турбуйся краще за те, щоб потрапити до тiєї школи, професiйної, чи як вона там зветься.

— Бабусю, а коли мене хрестили?

— Ох, тебе ж i довго не хрестили. Твоя мама все вибирала тобi iм’я. Такий уже грiх! А як би ти помер нехрещеним?

Спросил у Лизы.

— Мы тогда жили отдельно. Я только помню, что тебя очень долго не крестили.

— Лиза, а ты раньше мою метрику видела?

— Ну, как же! Я же тебя в школу определяла. Знаешь что? Это, наверное, ошибка священника, тебя, наверное, 30-го августа крестили. Или вот что! Все сроки для крещения были пропущены, вот и сказали, что ты родился 30 августа, а крестили, значит, еще позже.

Съездил к нотариусу, заверил копии, дождался папу. У нас с папой были дни, в которые мы говорили друг с другом только по-немецки. И этот день был такой. Спросил по-немецки папу о том же, о чем уже спрашивал бабусю и Олю. Папа был хмурый и неразговорчивый.

— Мой Бог! — ответил он по-немецки. — Нашел причину для трагедии. Ты документы у нотариуса заверил?

После обеда, когда Галя помогла помыть посуду, полежала и вышла на воздух, я к ней подсел, рассказал о метрике, о том, что услышал от бабуси, Лизы и папы.

— И я не знаю когда именно родился.

— Я хорошо помню, что ты родился летом, — ответила Галя, — а вот в июле или в августе... Дай подумать... Как будто... Нет, не припомню. Я тоже помню, что тебя долго не крестили... Твоя мать хотела назвать тебя Женей, как потом назвала твоего покойного братика.

— А папа хотел назвать Петром?

— Папа хотел назвать Петром, но не настаивал. В первое же посещение мамы спросил и ее.

— Нет, нет! Ты родился 10 июля, в тот же день, что и я. В метрике, конечно, ошибка.

— А ты знала об этой ошибке?

— Наверное, знала, но потом забыла.

— А почему произошла ошибка?

— Этого я уже не помню. Но ты родился 10 июля, можешь в этом не сомневаться. Кому же и знать, как не мне.

— А почему меня долго не крестили?

— Кто тебе это сказал?

— Все об этом знают.

— Врут они все!

— И бабуся врет?

Мама смешалась. Я ожидал, что она станет на меня кричать, но, помолчав, она тихо сказала:

— Ну, я долго выбирала тебе имя, вот немного и задержались с крещением.

Я не стал никого больше спрашивать, но уверенности в том, что я родился 10 июля, у меня нет. Осталось ощущение, что на Сирохинской ушли от прямого ответа — ведь никто не назвал дату моего рождения. Почему? Не знаю... Может быть 10-е июля — это мамина фантазия, чтобы у нас с ней был общий день рождения? Такое на маму похоже. А Гореловы? Может быть, смирились с этим? В конце концов, действительно, какая разница в какой именно день я родился? Не стоит морочить голову.

Экзамены в профшколах были в августе, но в разные дни и, сообразуясь с этим, я подал заявление в три профшколы: за компанию с Изей Колосовичем и другими соучениками — в государственную электромеханическую, потом — в такую же, но ВУКАИ — Всеукраинской ассоциации инженеров (платную) и, наконец, в третью, название которой не помню, на отделение, готовившее чертежников. Дома на мой выбор смотрели так: главное — получить среднее образование, а в какой профшколе — дело десятое, в какую удастся поступить.

Занимался усиленно — на платных курсах подготовки и дома, и Галя уже не брала для меня подсчеты на своей работе, но иногда я ей помогал, и она подарила мне билет на спектакль МХАТа. Давали «На дне», я сидел у барьера на самом верхнем балконе, против сцены, и так захвачен был спектаклем, что когда Василиса, которую играла Книппер-Чехова, закричала «Убили мужа мово!», я в ответ закричал: «Не верьте ей, она врет!» Меня схватили за плечи: «Мальчик, мальчик, опомнись — это же театр». А было мне уже 15 лет.

Сначала сдавал экзамены в государственную электромеханическую. Перед экзаменами мы собрались во дворе школы, и двор так был забит, что мы стояли плотно, как по большим праздникам стоят в церкви, и заведующий учебной частью с крыльца объявлял порядок сдачи экзаменов. Экзамены сдавали почти по всем предметам, но вопросы и задачи в каждой профшколе были свои. На письменном экзамене по географии в школе ВУКАИ запомнился один из вопросов: по каким морям и проливам и мимо каких стран шел ледокол «Красин» на спасение экспедиции Нобеле, и ответить на этот вопрос, впрочем, как и на другие, мне не составило труда.