Павел Огурцов - Конспект

• Название: Конспект
• Автор: Павел Огурцов
• Издательство: Права людини
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-966-8919-86-2

«Конспект» – автобиографический роман, написанный архитектором Павлом Андреевичем Огурцовым (1913–1992). Основные события романа разворачиваются в Харькове 1920-х – 1941 гг. и Запорожье 1944 – 1945 гг. и подаются через призму восприятия человека с нелегкой судьбой, выходца из среды старой русской интеллигенции. Предлагая вниманию читателей весьма увлекательный сюжет (историю формирования личности на фоне эпохи), автор очень точно воссоздает общую атмосферу и умонастроения того сложного и тяжелого времени. В романе представлено много бытовых и исторических подробностей, которые, скорее всего, неизвестны подавляющему большинству наших современников. Эта книга наверняка вызовет интерес у тех, кому небезразлична история нашей страны и кто хотел бы больше знать о недавнем прошлом Харькова и Запорожья. Кроме того, произведение П.А. Огурцова обладает несомненными литературными достоинствами, в чем мы и предлагаем вам, дорогие читатели, убедиться.

---

И так заканчивалось:

Что вечер здесь или здесь ад?
Давайте гривенник назад!
Но мне ль джазбанд перекричать?
И буду лучше я молчать.

Когда вышла стенгазета, один участник джаза взял меня «за грудки»:

— Ты за что на наш джаз нападаешь?!.. Его сразу окружили:

— Дурак! Ты что, — шуток не понимаешь?

Спортивных костюмов не было ни у кого, их и не требовали. В чем приходили, в том и занимались физкультурой. Только наша летняя обувь годилась и для спорта — кожаные тапочки на шнурках, они и назывались — спортсменки. В такой обуви ходили и многие взрослые. В каждой группе волейбольная команда и две гандбольных из учеников 7-х групп.

Я знал, что у меня неблагополучно со здоровьем и порою это чувствовал, но болеть не хотелось, и я помалкивал. Весной 25-го года Лиза при содействии Веры возила меня в клинический городок на обследование, и на какое-то время меня уложили в постель. Диагнозом я не интересовался, в постели читал, нудился и рвался в школу. С тех пор меня оберегали от физических перегрузок, не разрешали кататься на велосипеде и на коньках. На уроках физкультуры меня ограничивали в упражнениях. Делаем упражнение, вдруг: «Петя, тебе хватит, отдохни». Некоторые упражнения вовсе не делал. Спортом занимался. Был чемпионом в школе в беге на 100 метров, но на большие дистанции меня не пускали. Ходил на лыжах. Они хороши тем, что устал – можно постоять без напряжения. Очень любил греблю и научился хорошо грести. В гребле, как на лыжах: устал — суши весла и отдыхай. Любил, конечно, и плавать, но долго и быстро не мог: уставал и задыхался.

19.

Начав читать Чехова, я сразу им увлекся, и он стал моим любимым писателем. Увлечение его произведениями, от «Письма к ученому совету» к «Невесте», шло так, как будто и Чехов шел вслед моему взрослению, моим наблюдениям, моему жизненному опыту, и не просто шел, а участвовал в моем воспитании и формировании моего внутреннего мира.

Когда я увлекся Чеховым, Лиза показала мне рецепт с его подписью, выписанный Петру Трифоновичу, и рассказала историю этого рецепта. Петр Трифонович ехал из Курска в Харьков в вагоне первого класса, и его соседом оказался, по словам Петра Трифоновича, мил-человек, с которым мой дед, не склонный к откровенничанью, проговорил до Харькова и рассказал свою жизнь. Увидев, что Петр Трифонович простужен, этот человек, назвавшись доктором, расспросил Петра Трифоновича, дал советы и выписал рецепт.

— А где он в поезде взял чернила? — перебил я Лизу.

А в первом классе чернила и ручку можно взять у кондуктора. Выслушивал ли доктор деда, говорила ли об этом Лиза — я не помню. Из аптеки вернули рецепт с советом беречь его, потому что доктор, его выписавший, — известный писатель. Я помню выцветшие чернила, такую же подпись, какую я видел в книгах, и ничего больше.

В разговорах за раздвинутым столом иногда слышались отголоски старого спора — был ли Петр Трифонович прообразом Лопахина. Галя и Нина в этом не сомневались, а папа и Федя отпускали в их адрес скептические и иронические реплики. Сначала меня эти разговоры не занимали, но после того, как я увидел рецепт, вспомнил о них, спросил у папы — кто такой Лопахин, прочел «Вишневый сад», собственного мнения составить не смог и обратился к Лизе. Она сказала, что между их отцом и Лопахиным сходство есть, но утверждать, как это делают Галя и, особенно, Нина, что их отец — прообраз Лопахина, она не берется.

Мне льстила мысль о том, что моего деда вывел Чехов в своей пьесе, очень хотелось, чтобы так оно и было, и я спрашивал об этом, ища подтверждения, у кого только мог.

Клава, ответив так же, как и Лиза, добавила:

— Что об этом теперь толковать! Если это и так, то доказать почти невозможно. Хрисанф сказал коротко:

— Не берусь судить. Мало его знал. Так же ответили деда Коля и Вера. Вера, кроме того, сказала:

— Если Петр Трифонович встречался с Чеховым, то мысль, конечно, интересная. А что говорят об этом его дети?

Нину, Галю, папу и Федю я не спрашивал — их мнения мне были известны. Не спрашивал и маму: наговорит много, а сведет к тому, что мой дед — типичный купец-самодур из пьес Островского.

Сережа ответил так:

— Сходство очень большое. Но если Чехов и вывел твоего деда в образе Лопахина, то чем же тут гордиться? Ты уж, пожалуйста, не говори об этом в школе и, вообще, посторонним — кроме неприятностей, ничего из этого получиться не может.

Возможно, что именно из-за моих назойливых расспросов как-то раз за раздвинутым столом снова возник разговор на эту тему, но ничего нового я не услышал, кроме того, что дед любил говорить: «Если бы мой отец встал из гроба и посмотрел как его Петька...» и далее так, как сказал Лопахин после покупки вишневого сада. Спросил у Лизы:

— А дедушка видел «Вишневый сад»?

— Два раза.

— Подряд?

— Нет, в разное время. Ему пьеса нравилась, и он одобрял Лопахина.

— А о своем сходстве с ним не говорил?

— Не говорил. Раз Нина спросила его об этом, и он ответил раздраженно: «Много ты понимаешь!» Потом стал вспоминать давнюю встречу с Чеховым, говорил, что рассказывал ему разные случаи из своей жизни. Сказал, что продавал имения враздробь, а раз продал на дачи, но дачи не строил и никакого вишневого сада не покупал и не продавал.

— А бабуся видела «Вишневый сад»?

— Нет. Она в театре почти никогда не бывала. Редко-редко и только на украинских пьесах.

Обратился к Нине. Она рассказала то же, что и Лиза.

Летом 28-го года в Харькове гастролировал МХАТ. В репертуаре был и «Вишневый сад».

Никто из моих родственников, кроме Феди, «Вишневый сад» в постановке МХАТа не видел. Спектакли шли в театре с самым большим зрительным залом — в театре музыкальной комедии, но все равно купить билеты было очень трудно. На «Вишневый сад» билеты достал Федя. Пошли все, кроме бабуси. Нас с Гориком судьба Раневской и ее семьи не взволновала, но очень понравились отдельные сцены, а игра артистов так захватила, что я и думать позабыл о том, похож ли Лопахин на моего деда. А когда в финале Фирс сказал: «...Так и прошла жизнь, как будто ее и не было», у меня вдруг запершило в горле. Взглянул на Лизу — у нее дрожат губы. В полной тишине опускается занавес, и в зале слышны всхлипывания.

В воскресенье собрались у нас, сразу же вспыхнул спор, и мы с Гориком навострили уши. Начала Нина, обратившись к папе:

— Ты и теперь не считаешь, что наш отец — прообраз Лопахина?

В этом споре я услышал новые доводы за и против. Позднее я прочел в письме Чехова к Станиславскому: «При выборе актера для этой роли не надо упускать из виду, что Лопахина любила Варя, девица серьезная и религиозная; кулака бы она не полюбила...» Об этом своими словами сказала Клава, и это произвело впечатление. Помолчали. Папа обвел всех глазами и, убедившись, что бабуси среди нас нет, возразил:

— А ты уверена, что наша мама вышла замуж по любви? Вспомни, когда это было. Очень возможно, что ее просто сосватали.

— Не знаю, как она вышла замуж, — ответила Клава, — но отца она любила, по-моему, это бесспорно. Разве ты в этом сомневаешься?

Снова помолчали.

— А найдет ли кто-нибудь из нас хоть одну черту Лопахина, которой не было бы у отца? — спросила Клава.

— Это пожалуйста! Только подождите, — сказал папа, пошел в дом и вернулся с томом Чехова, в который заложил палец. — Вот послушайте, что говорит Лопахин: «Я вот в белой жилетке, в желтых башмаках. Со свиным рылом в калашный ряд... Только вот что богатый, денег много, а ежели подумать и разобраться, то мужик мужиком. Читал вот книжку и ничего не понял. Читал и заснул». Разве это похоже на отца?

— А разве ты знаешь каким был отец, когда встретился с Чеховым? — Мы его знали уже другим, более культурным, когда он и читать любил, и в театр ходил.

— Вряд ли бы он стал читать позднее, если не читал раньше.

— Ну, Гриша, это не довод, — включился в спор Сережа. — Он мог пристраститься к чтению и позднее. Что ж ты думаешь, — люди никогда не меняются?

— И ходит Лопахин, как папа ходил, — сказала Нина, — размахивая руками.

— Положим, это артист так ходит, а не Лопахин, — сказал Сережа.

В этом театре, — сказал Федя, — артисты даже ходят так, как хочет режиссер. А Чехов писал Станиславскому, что Лопахин размахивает руками.

— Как это Чехов в поезде мог увидеть, как ходит отец? — спросил папа.

— Он мог увидеть в Харькове, когда папа шел по перрону, — сказала Галя.

— Ага! С чемоданами в руках.

— А вещи нес носильщик, — вставила Нина.

— Вот в этом не уверен.

— Ну, это, в конце концов, мелочь, — сказала Галя. — А вот то, что Лопахин говорил как папа: «Если бы мой отец встал из гроба...»

— А эту фразу не отец придумал и не Чехов, она была расхожей: так говорили те, кто из низов выбился в люди, — сказал папа. — Я думаю, что Лопахин ни с кого не списан, это образ собирательный, и не Лопахин похож на отца, а отец на Лопахина.