Георг Борн - Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1

• Название: Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1
• Автор: Георг Борн
• Издательство: Прапор
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-7766-0182-7

Роман малоизвестного нашему читателю немецкого писателя Георга Борна посвящен историческим событиям, происходившим во Франции в середине XVII века.

---

— А ваши враги?

— Я каждую минуту был готов к тому, что они нападут на меня, и все время держал пистолеты наготове. Не знаю почему, только до Гринвича я доехал совершенно спокойно. Но отсюда они стали преследовать меня, что называется по пятам. Иногда я останавливался, чтобы они догнали меня, но они тоже останавливались. Я ужасно спешил! Когда мы въехали в Лондон, мне показалось, что они потеряли меня из виду. Я отправился в трактир «Дуглас», разузнал, где вы живете, снова вскочил на лошадь и направился к вашему дворцу. И вдруг, на подъезде к нему моя лошадь свалилась с ног!

— Я должен устроить так, чтобы вы не почувствовали этой потери, — сказал Бекингэм. Он подошел к столу, взял кошелек с золотом и протянул его виконту. Тот быстро отвел руку дающего.

— Золото тут ни при чем, ваша светлость! Я выполнял поручение моей королевы! А если уж вы хотите оказать мне милость, то дайте мне на обратный путь одну из ваших лошадей.

— Пожалуйста! Выберите сами лучшую лошадь из моей конюшни!

— Лучшую! Мне ее просто жаль, ваша светлость. Мы, мушкетеры, когда торопимся, не умеем беречь лошадей. Дайте мне выносливое и быстрое животное, а не лучшего вашего коня. Ну, а теперь я закончу свой рассказ. Когда мне сказали здесь, что я не смогу вас увидеть раньше сегодняшнего дня, я поехал в трактир «Дуглас», не зная, что мошенники уже стерегут меня там.

— Следовательно, несмотря на вашу осторожность, они чуть не овладели письмом!

— Точно так, ваша светлость. Они чуть не украли его у меня, когда я заснул в трактире. Однако, к моему и вашему счастью, я проснулся вовремя! Хоть разбойник и кольнул меня своим кинжалом, я не стал с ним церемониться и всадил ему шпагу в горло. Но он успел закричать. Прибежал хозяин, посетители, собрался народ. Приятели вора сумела всех настроить против меня, а потом мне пришлось познакомиться с вашей государственной тюрьмой.

— А ваши враги?

— Один поплатился за свои проделки жизнью, а другие два ушли целы и невредимы.

— Но ведь они непременно отомстят вам! Они станут подстерегать вас на обратном пути!

— Пускай себе стерегут, я свое дело сделал — письмо королевы доставлено вашей светлости.

— Однако вы действительно достойный доверия посол, клянусь частью! — воскликнул Бекингэм. — И знаете, не окажи вы и мне невознаградимую услугу, я просто стал бы завидовать королеве французской, что у нее есть такие слуги. Дать вам орден я не могу, это объяснило бы всем, где вы были во время вашего отпуска. Но требуйте от меня всего, чего хотите! К чему такая гордость с вашей стороны?

Поверьте, что я искренне хотел бы доказать вам свою признательность, виконт!

— Я уже достаточно вознагражден сознанием того, что исполнил повеление своей прекрасной королевы и доставил ее письмо по назначению.

— Признаюсь, я завидую зам, виконт. Вы возвратитесь к этой благороднейшей из королев, увидите ее, услышите от нее ласковые слова благодарности! За это можно отказаться от всякой другой награды, ибо что может сравниться с этим счастьем! И все-таки не откажите в моей просьбе принять от меня этот кинжал, — сказал Бекингэм, выбирая из роскошной коллекции оружия осыпанный драгоценными камнями кинжал и подавая его мушкетеру. — Носите его на память об этой минуте. Пусть это оружие защищает вашу честь, виконт. Я знаю, что отдаю его в благородные и верные руки.

— Благодарю вас, ваша светлость. От оружия я не откажусь и постараюсь не опозорить его! — ответил д'Альби.

— Когда вы думаете возвратиться в Париж, виконт?

— Как только ваша светлость предоставит мне обещанную лошадь.

— А когда вы попадете в Лувр?

— Через три-четыре дня, ваша светлость. Я сказал бы просто через три дня, но вы сами знаете, что море — не земля, оно капризно, на него полагаться нельзя.

— Хорошо. А не возьмете ли вы с собою ответ на письмо, которое доставили ко мне?

— С большим удовольствием. Если вам угодно будет доверить его мне.

— Но имейте в виду, что этот ответ настолько же важен, как и само письмо.

— Будьте уверены, ваша светлость, он будет доставлен в Париж так же верно, как и письмо. Разве только, что я сам погибну.

— То есть, что это значит?

— Ведь не могу же я поручиться за свою жизнь, ваша светлость, а мертвый человек, будь он даже мушкетер, не может сдержать свое слово.

Бекингэм на минуту задумался.

— Такой воин, как вы, всегда сможет справиться с двумя врагами, — промолвил он наконец.

— В открытом бою нам не раз случалось выступать одному против четырех, ваша светлость. Но ведь засады и подлые вылазки — совсем другое дело. Тут уж не поможет никакая сила, никакая храбрость.

— Проклятие! Вы совершенно правы, виконт! Но позвольте, я прикажу схватить ваших преследователей по поводу вчерашнего убийства и выпустить их только через четыре дня, когда вы будете уже в Лувре.

Бекингэм взял золотой колокольчик и хотел уже позвонить.

— Нет, подождите, ваша светлость! — остановил его мушкетер.

— Что? — удивился Бекингэм, не привыкший слушать чужих советов.

— Да, этого делать не следует! Поймите, ваша светлость, вырвавшись на свободу, эти мошенники станут хвастать, что мушкетер струсил перед ними и хлопотал, чтобы их спрятали в тюрьму. А этого я допустить не могу. Старший из этих негодяев, Антонио, бывший доверенный человек маршала Кончини, знаком со всем светом. Кроме того, я готов поставить один против ста, что они теперь уже на дороге к Гастингсу.

— Так я прикажу запереть Гастингский порт до тех пор, пока вы не доедете до Бричтона и оттуда не переправитесь в Диэпп, — сказал Бекингэм.

— Благодарю вас, ваша светлость, за заботу обо мне, только, право, это не стоит таких хлопот. Доверьте мне ваше поручение и будьте спокойны.

— Но подумайте, это письмо даже важнее того, что вы привезли мне.

— Ничего в мире не может быть для меня важнее письма королевы! Но если даже и так, поверьте, ваша светлость, что и с этим письмом я расстанусь только мертвый!

Бекингэм подошел к столу, взял перо и стал писать. Д'Альби заметил, что он писал на трех листах, но свернул и запечатал только один из них.

— Вот письмо, которое я доверяю вашей чести, виконт, — проговорил он наконец, обращаясь к мушкетеру. — На нем нет адреса, но вы сами знаете, кому следует передать его.

— Знаю, ваша светлость.

— И я могу положиться на ваше молчание?

— Клянусь честью, можете.

— Хорошо. А вот это — освободительное письмо. Передайте его коменданту Тауэра. Это — пропускное письмо. Где бы вы его не предъявили, вам везде окажут всяческое содействие. Может быть, оно пригодится вам в Гастингсе для того, чтобы добыть корабль.

— Благодарю вас, ваша светлость! — проговорил д'Альби, взял письма и спрятал их на груди под камзол, а приказ коменданту держал в руке наготове.

— Пойдите в мою конюшню, — продолжал Бекингэм, — выберите себе лошадь и отправляйтесь с Богом. Желаю вам всякой удачи и надеюсь, рано или поздно, встретиться с вами в Париже.

Бекингэм простился с мушкетером так дружески, как никогда и ни с кем прежде. Д'Альби откланялся и вышел, а Бекингэм тотчас же схватил письмо Анны Австрийской и страстно прижал его к губам.

— Он и не знает, что привез то, что для меня дороже всего на свете! — проговорил граф.

III. ШПИОН КОРОЛЕВЫ-МАТЕРИ

Побег королевы-матери из замка Блоа не мог не произвести впечатления на Людовика. Хотя он и не был способен оценить последствия того, что натворил по наущениям своего любимца Люиня, обстоятельства, тем не менее, заставили призадуматься даже его.

Между партиями короля и королевы-матери начиналась открытая борьба. На юге Франции, под Ангулемом, стояли друг против друга две враждебные армии. Одной из них предводительствовали знатнейшие приверженцы Марии Медичи, во главе другой стоял недавно произведенный в коннетабли и герцоги любимец короля Люинь, наглая гордость которого скорее вредила делу его повелителя, чем приносила ему пользу. Желание первенствовать и глупая дерзость этого человека вели только к тому, что с каждым днем дворяне один за другим переходили со стороны Людовика в лагерь королевы-матери.

Люинь вел дела даже хуже, чем Кончини, и все чаще раздавались голоса, утверждавшие, что перемена не улучшила, а ухудшила порядок вещей. Этот временщик обогащался за счет народной собственности гораздо энергичнее, чем это делали любимцы королевы-матери. С началом же междоусобной войны стало ясно, что в результате его бездарности военные дела короля обстояли все хуже. Солдаты были недовольны и роптали. Король, не получая проверенных известий с театра действий, следил за ними лишь по реляциям своего коннетабля, но уже и у него начинала зарождаться мысль, что он отдал управление своим войском не в те руки, что только благодаря неумелому руководству противники могут действовать так успешно.