Евгений Кремнёв - Мой любимый пират. Повести

• Название: Мой любимый пират. Повести
• Автор: Евгений Кремнёв
• Жанр: Альтернативная история

В книгу вошли шесть разножанровых повестей. «Невестин мост» я обозначил как стёб-мистика. «Ничей» – криминальная повесть. «В поисках кайфа» – фантастика. «Князь Ярош» – фантазия на тему древних славян. «Мой любимый пират» – мелодрама и, наконец, «ТолеRUSSIA» – альтернативная история.

---

В ссохшейся голове мумии, похожей на резиновую маску, она узнала лицо Ивана. Инга сдернула покрывало, и ее глазам предстало усохшее тело бывшего любовника. Она дотронулась ладонью до лба, живота и ног трупа. Они были холодные как перемороженная рыба.

Вдруг, одна из плит, совсем у ног Инги, со скрежетом раздвинулась, и сильнейший поток воздуха, снизу – вверх, бесстыдно задрал сорочку, пытаясь сорвать её. Инга инстинктивно загасила подол и увидела свое отражение в зеркальной грани постамента – Мэрлин Монро ловить было нечего! Совсем нечего! Она в очередной раз возликовала от своей невозможной красоты, подняла руки, помогая ветру свершить задуманное, и сорочку унесло вверх.

Девушка положила ладонь на усохшее мужское естество мумии и стала ждать. Через некоторое время под ладонью потеплело и еле уловимо запульсировала кровь. Она не сомневалась: этот женский прием – вечен и безотказен. Естество зашевелилось расправляющимся червем и вот, из-под ладони, твердея и горячея, выползла детородная мужская тычина. Инга прильнула к ней, а потом вскочила на мумию.

Она работала наездницей и с каждой секундой чувствовала, что ее раскаленные ягодицы бьются не о кости, покрытые мертвой кожей, а об упругую и теплую плоть. Сквозь туман острейшего наслаждения, застилавший глаза, сквозь звон в ушах и свербление в причинном месте, она видела, как грудь, плечи, голова мумии разглаживаются, розовеют, и труп превращается в живого Ивана. Грудь его вздымалась все выше и выше. Потом он понял наездницу низом тела и стал помогать ей в яростных поисках глубины. Он подбрасывал её так высоко, что она кончиками взлетавших волос касалась сводчатого потолка, но «причленялась» именно туда, куда нужно, получался охуеннейший батут ужаса и наслаждения.

Бывшая мумия долгим стоном – так что задрожали стены – отметила заключительную точку экстаза. Инга, содрогаясь на горячем столбике, умасленном мужским семенем, не заметила, как изо рта бывшей мумии вместе с кровавой пеной выскочила черная клипса.

Не открывая глаз, мертвец схватил клипсу и всунул в Ингину ладонь. Девушка, добегавшая последние метры сумасшедшей любовной скачки, не заметила этого.

…Освободившись от обмякшей мужской плоти, она в изнеможении склонилась на Иванову грудь, выдохнула бессмертную шекспировскую (или гётевскую?) фразу «Дас ист фантастиш!» и после секундного отдыха подняла глаза.

Иван лежал со смеженными веками, мерно дышала грудь, в уголках рта запеклась кровь. Он вытянул руку, отстраняя ее, и приподнялся, не открывая глаз. Осторожно столкнул Ингу с ложа и махнул рукой, мол, свали! Она обернулась и увидела в проеме между каменных плит, освещенный прямоугольник балконной двери.

…У самого выхода девушка оглянулась. Иван сидел все в том же положении, но тело и голова на глазах истончались и желтели. Слегка воняло мертвечиной.

Войдя в спальню, она оглянулась еще раз. Но таинственная зала исчезла. За балконной дверью шумели тополя, и сереющее небо предвещало близкий рассвет.

Инга совершила интимный туалет и в изнеможении рухнула в кровать, унося в провал сна мысль о новой олимпийской дисциплине – порнобатуте.

Часть 3

Она проснулась от разламывающей боли в руке – в ладони была зажата клипса с рябью запекшейся крови. В ужасе Инга отбросила ее, вскочила с кровати. Отдышавшись, попыталась успокоиться. На балконных перилах болталась на ветру её ночная сорочка, на тополе за балконом – шелковые трусики: все семь штук. Ей стало ужасно жалко их, она даже подумала подговорить какого-нибудь ловкого уличного мальчишку снять их за небольшое вознаграждение и вернуть ей, но… было шесть часов утра, и все мальчишки спали.

Она долго сидела с закрытыми глазами, пытаясь отогнать кошмарные события прошедшей ночи, и внушить себе, что это был галлюцинаторно-яркий сон. Но получалось не очень, потому что клипса была – вот она, а трусики – вон они!

Когда Инга открыла глаза, воздух мерцал, а предметы отдалились, как в перевернутом бинокле, шумы с улицы доносились приглушенные, будто сквозь вату. Она всхлипнула и сказала «Боже!» – голос был еле слышен. Инга зарылась головой в подушку, сверху накрылась маленькой и жесткой – той самой, которую Иван подкладывал иногда под ее сладкую попку во время изысканных и сумасшедших любовных утех – но некуда было деться от навязчивого рефрена: «Не отвяжется! Не отвяжется!..».

Сквозь помехи голосочков прорвался далекий звонок телефона. Инга схватила трубку. Голос был дальний, почти инопланетный, он сказал. – Привет, Инга!

– Здравствуй, Ваня.

– Ты что бредишь? Олег это!

– Ты себе новое имя взял?

– Инга?!

– Ваня, зачем ты преследуешь меня? Мне страшно! Не губи меня!.. Не веди себя как козёл!..

В трубке молчали, но… где-то звонили. До девушки дошло, что это входная дверь. Она несколько раз стукнула трубку о стол, послушала, там – молчали. Она положила её мимо рычага и пошла в прихожую.

…За дверью стоял Олег с перевязанной головой. – Чего надо?! – сказала красавица неприветливо.

– Пришёл извиниться.

– За что?

– За то, что не доверял тебе. За то, что не поверил, что ты вырубишь меня. Ты слово держишь, уважаю таких. Я сам пацан чёткий.

– Извинения принимаются, – сказала Инга и захлопнула дверь. Воздух мерцал так сильно, что его можно было разгрести руками. Она взяла пикающую трубку и набрала справочную…

Взяв талончик, Инга долго томилась в очереди в психоневрологическом диспансере. Напротив неё сидела женщина с подбитым глазом, рядом, должно быть, ее сын с рожей павиана. Павиан озирался, двигал ноздрями и фыркал. Возможно, его ноздри щекотал воздух, который стал совсем зернистым.

Врач расспрашивала ее дальним тихим голосом, в котором угадывались участливые модуляции. – …У вас небольшая психопатия. Пролечим вас, и через десяток дней с вами все будет в порядке. Я выписываю направление?..

Инге было все равно. Лишь бы избавиться от болячки в голове.

Уже переодетая в больничный халат, она сидела у бородатого врача со странным именем Ганс Андреевич. Опять повторилась процедура с расспрашиванием. Потом сестра отвела ее в палату и ткнула укол. Инга провалилась в целительное забытье.

Ее будили, и она как сомнамбула, ходила на завтрак, обед и ужин, а все остальное время спала, дремала или лежала с открытыми глазами в прострации. Один раз сходила в туалет по-маленькому, где её напугал таракан.

Временами соседка подсаживалась к ней на кровать и что-то длинно рассказывала, потом, вдруг, срывалась с места и тут же, в проходе, принималась делать зарядку с приседаниями, отжиманиями от пола и прочими физкультурными штучками, потом опять садилась и продолжала молоть вздор.

Иногда заходил бородач и с ним приходил волнующий запах. Он ничего не говорил, а просто посмотрев, уходил, а в Инге еще долго шевелились неясные воспоминания эротического окраса.

Проснувшись на утро третьих суток, Инга обнаружила, что предметы и звуки вернулись на место, а мерцанье исчезло. Она посмотрела в окно, где весело сияло толстопузое солнце, и вспомнила этот запах – так пах курсант Володька – красавец-правофланговый, открывший ей первые школьные радости секса, и которому на присягу она подарила одеколон «Командор».

В столовой, на обеде, её заметил бородач. – Вы, я вижу, уже молодцом! – сказал он. – Пойдемте ко мне! – Врач улыбнулся акульей улыбкой, и девушка подавилась «счастливой косточкой» в форме рогатки, которую ей только что навязала «физкультурница», угрожая под столом огурцом. Инга уже узрела свет в конце тоннеля, но санитары откачали её.

Ганс Андреевич провёл ее в кабинет, усадил в кресло. Зазвонил телефон, психиатр поднял трубку. – Что? Роддом? Нет, это – кладбище! – он бросил трубку и уселся в кресло.

– Не говорите про кладбище! – сказала девушка. – Я туда чуть не отправилась!

– Так третий раз роддом спрашивают, – оправдался он. – Вы там что-то интересное видели?

– Да. В конце туннеля я стала лошадью.

– Любопытно, – сказал он. – Но к делу это не относится, – и стал рыться в столе.

– Ещё как относится. Вам бы понравилось быть лошадью?

– Я мужчина и могу быть хоть обезьяной, – парировал он, не поднимая головы.

Она разглядывала врача, невольно проецируя на него своего первого полового партнера. Психиатр, наконец, нашел что искал – ее тощую медицинскую карту. – Мне кажется, – он заглянул в карту. – Инга Зимянина, 22 лет, нам надо перепрыгнуть официальные барьеры и перейти на «ты».

– Я не против, если это не отразится на вашей работе.

– Уже отразилось. Красота – куда от нее денешься. Я предлагаю перейти на «ты».

Инга согласилась. Он ласково заулыбался острыми акульими зубами. – Давай теперь поговорим о твоих проблемах. Знаешь, осмысливая твою историю, не могу отделаться от ощущения, что не хватает какого-то звена в этом всем. Посуди сама: ты красивая, уверенная в себе девушка. К нам никогда не обращалась. Ведь так? В роду головой никто не страдал. Я не наблюдаю в твоей психике достаточной лабильности для такого срыва. Нe хватает какого-то звена, причем важнейшего?.. – врач замолчал, держа паузу и глядя ей в глаза. Инга поняла его игру и не отвечала. А уж что-что, а взглядом и томить, и гвоздить она умела. Минут через десять медитации врач не выдержал. – Хорошо, ты меня переглядела! А теперь ответь на вопрос.