Михаил Шаргородский - Избранные работы по уголовному праву

• Название: Избранные работы по уголовному праву
• Автор: Михаил Шаргородский
• Жанр: Юриспруденция
• Год: 2003
• ISBN: 5-94201-141-9

В сборник избранных трудов М. Д. Шаргородского по уголовному праву включены фрагменты двух его основных работ – «Уголовный закон» и «Преступления против жизни и здоровья», монография «Наказание, его цель и эффективность» за исключением последней главы «Цели наказания в буржуазном уголовном праве и его эффективность», а также ряд теоретических статей, и сегодня представляющих научный интерес.

Для преподавателей, аспирантов, студентов юридических вузов, и всех интересующихся вопросами теории и истории права.

---

Кубинский Уголовный кодекс предусматривает убийство, совершенное с использованием взрывчатых веществ, отравляющих газов, поджога, яда, наркотиков или каких-либо других веществ, которые могут вызвать бедствия общего характера (ст. 431 п. 6). Турецкий Уголовный кодекс карает смертью за убийство более чем одного лица вместе и за убийство общеопасными средствами (поджог, потопление и т. д.) (§ 450, п. 5 и 6). В Германии после исключения из законодательства понятия Überlegung одним из обстоятельств, упоминаемых в § 211 StGB, является «общеопасное средство» (закон 4 сентября 1941 г.).

В нашем праве имеются в виду случаи, когда человек, действуя с прямым умыслом убить определенное лицо, при этом ставит в опасность жизнь других лиц. Такими способами будут: взрыв, поджог, бомба, обвал и т. д. Наше законодательство совершенно правильно отказывается от метода перечисления способов, и таким образом, любой способ, если он мог оказаться опасным для окружающих или действительно оказался таковым, создает квалификацию по п. «в» ст. 136 УК РСФСР.

Наличие прямого умысла в отношении большого числа лиц, безразличных для субъекта преступления, превратит это действие, как правило, в диверсионный акт (ст. 58–9 УК РСФСР), так как его невозможно себе представить без наличия контрреволюционных целей. Точка зрения Жижиленко, что виновный при квалификации по п. «в» ст. 136 УК РСФСР мог желать смерти остальных лиц, нам представляется неправильной.[108]

Если виновный с целью кого-нибудь убить вызвал крушение поезда, то имеется идеальная совокупность ст. 136 со ст. 593б УК РСФСР.

Квалифицированным будет также убийство, совершенное способом, особо мучительным для убитого (ст. 136, п. «в» УК РСФСР). Особо мучительный способ характерен тем, что субъект преступления не только хочет смерти потерпевшего, но и желает самим способом убийства причинить ему мучения, которые для наступления смерти не являются необходимыми. Таким образом, под это понятие подойдет пытка перед смертью, разрезание человека живым на части и т. д.

Жестокость при убийстве как квалифицирующее обстоятельство мы находим как в старых памятниках законодательства, так и в действующем законодательстве ряда стран; она фигурировала в двух основных кодексах начала XIX в. (Code pénal 1810 г. и Баварском кодексе 1813 г.), мы находим ее затем как квалифицирующее обстоятельство в Испании, Португалии, России, Италии, Турции, Япония, Кубе (ожесточение, садизм, грубая извращенность – ст. 431, п. 4 и 8). Сейчас она также введена в Германии в редакцию § 211 StGB.

Советская судебная практика довольно часто и неправильно, с нашей точки зрения, квалифицирует убийство, совершенное особо мучительным способом, а иногда даже и с разрезанием трупа уже убитого человека на части по ст. 593. В уголовном законодательстве СССР наказание при рассматриваемом квалифицирующем обстоятельстве должно быть повышено по сравнению с тем, что мы имеем сейчас, но по действующему уголовному кодексу квалификация по ст. 593 неправильна, так как этот состав специально предусмотрен п. «в» ст. 136 УК РСФСР.

Условия разложения капиталистического общества в период между войной 1914 г. и войной 1939 г. неизбежно порождали резкий рост в капиталистических странах и особенно в Германии подобного рода зверских убийств. В условиях СССР такие случаи представляют собой единичные явления.

Законодательство СССР не знает ряда обстоятельств, квалифицирующих убийство по способу действия в других странах. К таким обстоятельствам, в первую очередь, относится отравление,[109] которое мы находим в кодексах большинства стран. В древней Греции отравление рассматривалось как тягчайшее преступление, в Риме по закону Корнелия (Lex Cornelia de sicariis et veneficis) преследовались отравители или лица, применявшие для убийства всякого рода магические средства. Яд был широко распространен в средние века как средство убийства в особенности в высших слоях общества (стоит вспомнить Екатерину Медичи и Цезаря Борджиа).

По положениям средневекового права отравление было рассматриваемо как чародейство и составляло, таким образом, преступление против веры, так, например, Саксонское и Швабское Зерцало рассматривали отравление как отступление от веры, вследствие этого оно влекло жесточайшую репрессию – в большинстве случаев сожжение, как и вообще за религиозные преступления. Бамбергское уложение, Каролина (ст. 120), старофранцузское право назначали за отравление колесование и утопление. В Англии отравление во времена Вильгельма Завоевателя и ранее рассматривалось как квалифицированное убийство, затем оно было отнесено к группе религиозных преступлений. При Генрихе VIII отравление квалифицировалось как treason и каралось погружением преступника в кипящую воду, пока не умрет, а с Эдуарда VI и по ОРА сейчас оно квалифицируется как felony (ст. 24).

В истории русского уголовного права отравление долгое время рассматривалось наряду с колдовством и чародейством и подлежало ведению церковных судов (зелейничество церковных уставов). Особо оно было предусмотрено Уложением царя Алексея Михайловича 1649 г.: «А будет кто кого отравить зелием, и от той отравы того, кто отравят умрет и того, кто такое злое дело учинит, пытать на крепко, наперед того он над кем такого дела не делывал ли и пытав его, казнити смертью» (гл. XXII, ст. 23), Воинский устав Петра устанавливал, что «ежели, кто другаго отравою погубить онаго надлежит колесовать» (арт. 162). Усиливалась ответственность за отравление также Уложением 1845–1885 гг. (п. 5 ст. 1453). При обсуждении проекта Уголовного уложения 1903 г. очень многие высказывались за признание отравления отягчающим вину обстоятельством. В частности, Санкт-Петербургское Юридическое общество считало, что «отравление гораздо легче может быть совершено с тем коварством и скрытностью, которые трудно найти в других видах убийства».[110]

В современном праве отравление выделяется особо в кодексах Франции (Art. 301),[111] Италии (ст. 577, п. 2), Турции (§ 499, п. 3), Германии (§ 229). Напротив, его нет в Норвегии, Швейцарии и других странах.

Убийство с применением особой хитрости (коварства), которое исторически занимало весьма важное место, сейчас также встречается в законодательствах в различных формах, например засада (guet-apens) французского права (Art. 298), «коварный способ» итальянского права (ст. 577, п. 2). Сейчас коварство вновь является обстоятельством, квалифицирующим убийство в Германии (§ 211 StGB в редакции 4 сентября 1941 г.), в РСФСР она (хитрость) может служить квалифицирующим обстоятельством лишь в соответствии с п. «д» ст. 47 УК РСФСР, но Уголовный кодекс Грузинской ССР знает как квалифицированное «убийство из засады» (п. «е» ст. 144).

Включение этих обстоятельств в дальнейшем в наше законодательство нам не представляется целесообразным. Отравление все больше исключается из кодексов как потерявшее особое значение, а хитрость ничуть не хуже, чем любой другой способ убийства и может быть учтена в рамках относительно определенной санкции судом при назначении наказания.[112]

§ 6. Причинная связь

А. Причинная связь в истории уголовного права. Важнейшее значение при анализе состава убийства имеет вопрос о причинной связи. Этот вопрос возникал уже давно в науке уголовного права и требовал того или иного ответа. Причинная связь интересовала суд и законодателя в первую очередь в отношении преступлений против жизни и здоровья.[113] Уголовное право древности исходило из механически объективного представления о причинении, при этом в большинстве случаев смерть рассматривалась как результат определенной причины, если последовала вслед за ней. Понятие причины было сугубо упрощенным и часто действия, которые никак не могли явиться причиной наступившего результата, рассматривались как причины (колдовство, затмение луны или солнца и т. д.). По Lex Ribuaria, если человек убит деревом или другим предметом, то за такое убийство никто не платит, но если эту вещь взял кто-нибудь в личное пользование, то он платит часть штрафа (без фреды), если же смерть последует от того, что человек упадет в яму, колодец и т. д., которые кто-нибудь вырыл, то последний платит за смерть или вред композицию полностью (ст. 70, I и II).[114]

Точно так же по Lex Saxonum, если чье-либо дерево случайно упадет и кому-либо причинит смерть, собственник дерева платит вергельд полностью (ст. 54).[115] В Lex Anglorum et Werinorum мы находим прямое указание на наказуемость всякого случайного убийства или ранения: «Qui nolans sed casu quolibet hominem vulneraverit vel occiderit conpisitionem legitimem solvat» (ст. 49).

Уголовное право многие века не отграничивало случайных, неосторожных и умышленных видов лишения жизни и причинения телесных повреждений по субъективной стороне состава. Как причинение смерти, так и телесное повреждение влекли за собой уголовную ответственность даже в тех случаях, когда виновный причинил их, не желая и не предвидя. Элементы выделения случайного причинения результата можно найти лишь в отдельных положениях уголовного права, в частности, в установлении возможности за случайное убийство платить композицию, тогда как за умышленное убийство угрожала ранее месть, а потом смертная казнь. Поэтому для признания причин смерти, в особенности в конце средних веков, выдвигаются требования, ограничивающие возможность объективного вменения. Это было особенно важно потому, что убийство всегда влекло за собой смертную казнь, а телесные повреждения влекли за собой смертную казнь лишь в том случае, если они были абсолютно смертельные (vulnera absoluta letalia). В противном случае назначались значительно более мягкие наказания (poene extraordinaria) и поэтому тенденция ограничить применение смертной казни находила свое выражение в непризнании причинения смерти, т. е. в отрицании причинной связи между нанесенным телесным повреждением и наступившей смертью и в казуистическом разделении телесных повреждений.