Р. Соколова - Современные проблемы Российского государства. Философские очерки

• Название: Современные проблемы Российского государства. Философские очерки
• Автор: Р. Соколова
• Жанр: Философия
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-89826-425-3

Монография посвящена философскому осмыслению широкого круга проблем, связанных с положением Российского государства в современном мире, влиянием внешних, в том числе, информационных факторов на выбор российской властью политического вектора развития страны в прошлом и настоящем. В работе подробно рассматриваются методологические аспекты соотношения матрицы российской государственности и конкретно-исторических форм государства. Показываются сложности становления своего, собственного пути развития у Российского государства. В центре внимания авторов монографии находятся также идеологические проблемы современности. Показано, что в последнее время значительно изменилось идейное содержание западного глобализма, на первый план вышли методы и средства использования «мягкой идеологии», обоснование всемирной гражданской войны в качестве геополитической стратегии XXI века. В монографии дается анализ социально-исторических и идейно-духовных факторов, способствующих консолидации и единству современного российского общества. Предпринята попытка дать современное понимание идеологии как средства, которое обеспечивает интегративный характер российского государства.

Монография предназначена для научных работников, преподавателей, аспирантов, для всех, кого интересуют новые глобальные вызовы и угрозы России в XXI веке, оценка адекватности ответов на них со стороны российского общества и власти, перспективы создания национально-государственной идеологии.

---

Несмотря на столь радикальный замысел, сегодня мир вновь потрясают имперские дискуссии. Понятно, что главным объектом споров и аналитических изысканий становятся США. При этом республиканская традиция – главный политический козырь Америки – императивно требует прояснения соотношения понятий республики и империи. В самом деле, главная страна Нового Света не только исторически оформилась как образец республиканского правления, сама ее просветительская политическая миссия в мире строится по сию пору исключительно как продвижение образцово-показательной идеи республики. В то же время американские политики отовсюду слышат укоры в империалистической сути их акций, которые, помимо всего прочего, имеют место в прогрессивном посттоталитарном мире, сам факт существования которого есть результат победы над империей. Возникает закономерный вопрос: могут ли совмещаться две столь диаметрально разные вещи, как империя и республика? И не являются ли, в таком случае, США образованием нового типа – имперской республикой?

Классическая политическая философия решает первый вопрос однозначно и негативно. Для Ш. Монтескье империя и республика вещи несовместимые. Республика способствовала возвеличению Рима, империя – его упадку. Наследники Рима с нового Капитолийского холма, на первый взгляд, до сих пор свято чтили традицию. В самом деле, во времена самой разнузданной империалистической экспансии европейских государств Старого Света в XIX—XX вв. Америка выступала с решительными осуждениями колониальных захватов и империалистической политики европейских государств. Ведь сами США в тот период только что освободились от британского владычества. «Америка противопоставляла себя Европе как новое старому, как прогресс упадку, как вестник свободы колониальному порабощению. Уже тогда она ощущала себя носительницей святой миссии продвижения идей демократии и капитализма во всем мире, а значит, свободы в ее политической и экономической форме»[80].

Именно эти черты американской политики, полагают зарубежные авторы, продолжают составлять ее современное ядро, что позволяет определить эту политику скорее как мессианскую и гегемонистскую, нежели строго империалистическую. И главным аргументом здесь становится территориальный тезис. Если и можно сегодня говорить о каком-либо имперском аспекте в отношении действий США, пишет, например, профессор Сорбонны и главный редактор журнала «Город» Ив Зарка, то это империя совершенно особого рода, поскольку она не посягает на приобретение колоний как территорий. Новая гегемония вовсе не требует захвата чужих земель. Она реализуется другими путями: через экономику, финансы, культуру Что же касается некоторых эпизодов прямого военного вмешательства, то оно происходит вовсе не с целью захвата территорий, а во имя торжества свободы и демократии во всем мире [81].

Таким образом, мы видим, что территориальный фактор, а точнее иллюзия отрицания территориального элемента в новых империалистических войнах, является крайне важным идеологическим элементом в обосновании новой имперской политики главного гегемона современности. Теоретические работы, которые помогают создать новую идеологию всемирного господства, шаг за шагом подготавливают общественное мнение для восприятия Нового мирового владычества именно как Нового мирового порядка – благого и даже справедливого.

Той же конечной цели подчиняется и доктринальный пересмотр концепции суверенитета. Логика здесь такова.

Исторически идея суверенитета была выработана и реализована в борьбе против империй, из которых выделились отдельные части – национальные государства – как самостоятельные и независимые сущности. Идея суверенитета, таким образом, изначально противостояла идее империи. Фундаментом новых образований была идея гражданства. Но беда состоит в том, что она была дискредитирована в эпоху новых освободительных движений в колониальном мире. Страны, получившие суверенитет, не выработали идею гражданства, что стало истоком кризиса идеи суверенитета[82].

События 11 сентября, утверждают западные аналитики, позволили отчасти нащупать пути для преодоления этого кризиса, ибо отныне фундаментом суверенитета стала идея безопасности. Последняя также приобрела экстерриториальный характер из-за специфики террористических атак 11.09. Возникла необходимость в мировом лидере, который смог бы экстерриториально поддерживать и гарантировать безопасность других государств, получив легитимное «право на вмешательство» от международных организаций.

Таким образом, в вопросе о взаимоотношении пары «империя-суверенитет» также важным является снятия «проблемы территории». Действия по овладению чужими богатствами (которые, конечно, привязаны к территориям) интерпретируются как посреднические операции и переводятся в виртуально гуманитарную плоскость «оказания помощи» другим странам для гарантии их безопасности.

Таким образом, сегодня исследователи отмечают фактическое появление новой иерархии, которую, правда, предпочитают именовать «новым лидерством». При этом подчеркивается, что оно имеет доброжелательный, а не злонамеренный характер[83] и отличительной чертой его якобы является самоограничение[84]. Происходит эволюция терминологии. В частности, как уже говорилось, буржуазные аналитики настаивают на необходимости различения понятий империи и гегемонии.

Идея о том, что современная власть США над миром, их исключительное положение в мировой геополитике, не есть реализация идеи мирового господства, стимулирует появление целого ряда работ о новой якобы безобидной разновидности власти – гегемонии. Отличие империи от гегемонии негласно поддерживают и современные неомарксисты. Тот же И. Валлерстайн предпочитает именовать современную систему мирового капитализма «мир-экономикой», а вовсе не «мир-империей» на том основании, что в ней отсутствует единая политическая система. Наличие множества конкурирующих центров в условиях рынка, по его мнению, позволяют избежать прямого принуждения и насилия в отношениях между сторонами. Тем самым главному гегемону современности обеспечивается алиби и отрицается его причастность к какому-либо империалистическому проекту. В то же время другие авторы заявляют о «конце империализма»[85], поскольку сегодня никакая нация не способна осуществить настоящий империалистический проект. Такие подходы на деле маскируют империалистические, по сути, американские практики, ведущие к фактическому захвату чужих территорий под видом рационализации контроля над энергетическими ресурсами. Однако факты таковы, что для реализации этих целей используются классические агрессивные военные средства и приводят они к вполне реальным человеческим жертвам.

Симптоматично, что усиленное внимание к разработке понятия гегемонии не ограничивается внутренним американским научным сообществом. Американские исследователи отмечают, что наметилась тенденция переформатирования современной европейской науки согласно американским взглядам на предмет. При этом американская модель одновременно выглядит как модель, как вызов и как угроза[86].

Американское влияние на европейскую науку задумано как мобилизация возможностей последней для «больших политических целей, а точнее, для использования ее в качестве инструмента по выстраиванию американской послевоенной гегемонии»[87]. При этом акцент делается на том, что с гегемонией не следует связывать традиционные категории порядка, контроля и командования. Американская послевоенная элита подчеркивает органический природный характер альянса рыночной экономики, свободы и демократии, что составляет особую специфику Америки и ее лидерства. Как следствие этого проводится мысль о том, что гегемония не столько должна быть навязана, сколько с вожделением принята самими европейскими государствами и миром в целом. Желание оказаться под эгидой такой власти предлагается рассматривать как естественное и как такое, которому сопутствует стремление принимать активное соучастие в строительстве Нового мира (по крайней мере, со стороны старушки Европы)[88]. При этом набирает силу «терминологический прогресс» – в частности, ненавязчиво вводится в оборот понятие «консенсусной гегемонии». Она основана на том, что европейская элита, тесно вовлеченная в новое строительство, в общем и целом, разделяет все основные ценности, сопутствующие фундаментальной триаде современности: рынок-свобода-демократия.

Но если и говорить о какой-либо новизне ситуации и новом качестве гегемонии, то главная и потрясающая до основания классическую политическую логику новость состоит в том, что впервые в человеческой истории реализовалась и длится ситуация, когда Государство доминирует над государствами^). Речь уже не идет даже о создании какого-то наднационального органа, «мирового правительства», международных контролирующих органов и т.п. Адекватным признается фактически прямой диктат самого могущественного государства современности над себе подобными. Появляется понятие «гипер-суверенитета»[89], т.е. абсолютного суверенитета. Абсолютной мировой власти. Фактически осуществляется давняя фантастическая мечта сильных мира сего, до сих пор казавшаяся несбыточной.