Павел Хондзинский - Ныне все мы болеем теологией. Из истории русского богословия предсинодальной эпохи

• Название: Ныне все мы болеем теологией. Из истории русского богословия предсинодальной эпохи
• Автор: Павел Хондзинский
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-7429-0817-3

Монография посвящена истории русской богословской мысли второй половины XVII – начала XVIII в. На материале эпохи прослеживается вхождение русского богословия в «поле напряжения», заданное парадигмами Нового времени, а также начальная рецепция им идей августинизма, оказавшего впоследствии заметное влияние на внутреннее развитие традиции. В приложениях к основному тексту представлены как давно не переиздававшиеся и малодоступные, так и впервые переведенные автором книги на русский язык тексты, относящиеся к теме исследования.

---

Как бы то ни было, вспыхнувший пожар не утихал пять лет – только в 1690 году ересь хлебопоклонников была окончательно осуждена. Нетрудно догадаться, что стороны исчерпали свои аргументы гораздо раньше, а поскольку уступать никто не хотел и слышал, как это чаще всего бывало в XVII веке, только себя, то развитие полемики с обеих сторон шло по пути изобретения все новых бранных эпитетов друг для друга, а потому и были не восприняты те слова, которые могли бы привести к взаимопониманию.

Считается, что полемика началась с написания Медведевым небольшого сочинения «Хлеб животный», построенного в виде диалога учителя с учеником, где вопрос о времени пресуществления был далеко не единственным. Вообще, книга представляет собой не полемическое сочинение, но скорее просто изложение учения о Евхаристии. Там говорится: «Пречистое тело и пречистая кровь пресуществляется Христовыми словесы, глаголемыми от иерея при божественней литургии над хлебом: “приимите, ядите”… и проч… теми бо словесы истинно хлеб прелагается в тело Христово, вино в кровь Христову. Инако же словеса иереа вместо самого Христа глаголющаго, не были бы истинны, аще во изречении том “сие есть тело Мое, сия есть кровь Моя” и по сказовании десницею над хлебом и над вином, хлеб единако пребывал бы хлебом и вино вином, о чесом Св. Иоанн Златоуст в слове на великий четверток явственне глаголет тако: “сие есть тело Мое рече: Сей глагол предложенная претворяет сиречь пременяет естество хлеба в естество тела Христова…”»[291] Некоторые исследователи считают, что «Хлеб животный» был написан до 1685[292] года (хотя Прозоровский думал иначе), и это отчасти подтверждается его спокойным, как уже сказано, тоном.

Как утверждает он же, ответом на «Хлеб животный» стало написанное иноком Евфимием «Показание на подверг латинского мудрования». Его, собственно, также трудно назвать полемическим, но по другой причине: будучи написано в крайне жестком тоне, оно не содержало в себе никаких аргументов и только требовало веровать так, а не иначе. Быть может, если считать, что «Хлеб животный» был написан в 1681–1682 годах, оно стало запоздалой реакцией на него после диспута Лихудов с Белободским, когда вдруг выяснилось, что греки думают по-другому и их точка зрения была принята просто как аксиома, а именно запоздалость и отсутствие пока собственной аргументации и обусловили резкость тона. Видимо, поэтому за сим явилось в свет «Опровержение латинского учения о пресуществлении», написанное около 1687 года, судя по всему не без помощи Лихудов[293], хотя в начале его и обозначено, что оно представляет собой изложение учения Епифания Славинецкого. В целом это скорее собрание выдержек из святых отцов, удостоверяющих, что преложение Даров совершается по призыванию Святого Духа на них священником. Малоубедительным здесь, собственно, следует признать только толкование того места из свт. Иоанна Златоуста, на которое ссылался в «Хлебе животном» Медведев: «Святой Златоуст в слове на предание Иуды яко глаголет: “яко иерей точию образ исполняя стоит и приносит моление, глаголы вещав сие есть тело Мое, – благодать же и мощь Божия вся делающая”. Явленно, яко приносит моление “сотвори убо хлеб сей”, и с сими словесы мощь Божия действует, сие есть Дух святый, яко инде сам же св. Златоуст (на Иоанна беседа 45) глаголет яснше, яко хлеб сей чрез приходящаго Духа в хлеб небесный претворяется»[294].

Следующий этап полемики представляли собой собственно богословские сочинения: «Манна» Медведева и «Акос» Лихудов[295]. Однако вместе с богословием в них присутствует уже и очевидное раздражение[296]. Как бы то ни было, Медведев не преминул отметить неудачное толкование слов Златоуста, обвинив Евфимия в передергивании текста: «…списатель тетратей во всем своем писании усердное тщание полагал, дабы ему откуду бы не буди, хотя весьма неправдою, от древних святых отец и от новых ученых людей, не якоже они о оном писаша, но выбором и преступая в их писании инде речение, инде целую строку, а инде и многая и от писания их точию мнимое ему, ко его оправданию быти вземля…»[297] Не упустил Сильвестр отметить и то, что Евфимий только прикрывается именем Славинецкого, а подлинных писаний его представить не может, между тем как Славинецкий вместе со всеми, как помнят очевидцы, клал поклоны на «приимите, ядите»; впрочем, если даже к концу жизни он (Славинецкий) и пришел к иному мнению, то это вовсе не повод отступаться от учения древних святых отцов[298].

Более того, и отеческие предания нуждаются в проверке. Если «списатель тетратей» утверждает, что русская Церковь издревле придерживалась в этом вопросе отеческого предания, то он говорит неправду: «не отеческое предание о вечери тайне и о пресуществлении тела и крове Христовы держаше [русская Церковь], но самого нашего тоя тайны законодавца Христа Иисуса тако, якоже сам Он на вечери тайней ону предал есть, и своими всемощными словесы, купно со Отцем и Святым Духом, пресуществление из хлеба тело, а из вина кровь сотворил есть…»[299] Мало держаться отеческого предания, поясняет Медведев, надо еще выяснить: согласно ли это отеческое предание «законоположению Христову о той тайне и Святым Апостолом и древним святым»[300], потому что согласие с Римской Церковью в этом пункте само по себе еще ни о чем не говорит: если заботиться только о том, чтобы все было не так, как у римлян, то и в воплощение Сына Божия веровать нельзя.

Неслучайно в этом тексте и упоминание Троицы («купно со Отцем и Святым Духом») – оно представляет собой еще один полемический аргумент: с одной стороны, тот, кто утверждает, что пресуществление совершается словами «и сотвори убо», тем самым утверждает «аки бы ныне Дух Святый от Отца и Сына отделился и действует един, не Христовыми словесы, но иерейскими»[301]; с другой – из чего следует, что слова Христовы «не суть достойна быша купнаго содейства к пресуществлению Отца и Св. Духа, но тоя благодати быша обнажена безвинно»[302]?

Чувствуя, что самым уязвимым местом в его рассуждениях является наличие эпиклезы, Медведев старается филологическими выкладками доказать, что она имеет другой смысл. «Преложив» означает то же, что и «преложивый» – а стало быть, речь идет уже о преложенных, пресуществленных Дарах, а «сотвори» относится к последующему тексту, иными словами, «сотвори… якоже быти причащающимся…» – сотвори, чтобы они [Дары] были причащающимся…»[303]

В заключение твердо отвергается возможность компромисса, так как компромисс представляется Медведеву, очевидно, признаком слабости собственной позиции. Некоторые утверждают, пишет Медведев, что будто Господними глаголами пресуществление начинается и иерейскими словами «и сотвори убо» совершается[304]. Но этого не может быть, заключает он, потому что тогда получается, что одно и то же таинство имеет две словесные формы, что нелепо[305].

Не менее бранчлив и «Акос»; впрочем, здесь также выдвигаются богословские аргументы. Конечно, и на Тайной вечере, и теперь Христос действует вместе с Отцом и Духом, но там «через самого Себе без средства», а теперь через иерея, который является лишь инструментальной («органной») причиной совершения таинства «и образ исполняя точию стоит, яко не о себе глаголя…»[306]. Более того, Христос произнес «приимите, ядите», чтобы ученики поняли, о чем идет речь, а совершил таинство, как одни говорят, либо вообще без словесной формы, «но единою вседержительную властию хотения своего»; либо, как говорят другие, «словесы неизреченными и неудобь глаголемыми…»[307]. Кроме того, если сказано, что даже Сам Христос, совершая таинство, «благодари, благослови, освяти», то как же может совершить его «едиными словесы Господними» без призывания Святого Духа священник? «Почто во всех таинствах глаголеши священника слугу и служителя, обаче в сем и токмо именуеши его Христа без средства?»[308] Не совсем вразумительно, но опровергается и филологический аргумент. «А еже “преложив” приемлется вместо наречия, сиречь вместо еже прелагательно или пременно. Есть бо грамматическое во аттическом диалекте сицевое глаголюще, яко егда есть глагол со причастием прешедшаго времене, причастие тогда вместо наречия приемлется… А елицы суть непричастни еллинскаго диалекта, молчание да понесут…»[309] За сим доказывается, что ни мирским делать поклоны, ни монахам и иереям «снимать шапки» при произнесении «приимите, ядите» не следует, так как они произносятся чисто в повествовательном смысле, «и иногда иная словеса Господня кроме сих вечери тайныя повествуются в церквах Божиих, но не раскрываются тогда иереи и монахи, ниже люди поклоняются»[310]. Разбирается и спорный текст святителя Иоанна Златоуста, о котором уже шла речь выше у Медведева. Точнее, одно только слово из него. Но чтобы сделать разъяснение понятным, пора привести спорный текст целиком:

«Впрочем, уже время приступить к этой страшной трапезе. Приступим же все с надлежащей скромностью и вниманием; никто пусть не будет Иудою, никто пусть не будет злым, никто пусть не скрывает в себе яда, нося одно на устах, а другое в уме. Предстоит Христос и теперь; Кто учредил ту трапезу, Тот же теперь устрояет и эту. Не человек претворяет предложенное в тело и кровь Христову, но Сам распятый за нас Христос. Представляя Его образ, стоит священник, произносящий те слова; а действует сила и благодать Божия. Сие есть тело Мое, сказал Он. Эти слова претворяют предложенное [μεταρρυθμιζει τα προκει μενα], и как то изречение: раститеся и множитеся и наполните землю (Быт. 1: 28), хотя произнесено однажды, но в действительности во все время дает нашей природе силу к деторождению; так и это изречение, произнесенное однажды, с того времени доныне и до Его пришествия делает жертву совершенною на каждой трапезе в церквах»[311].