Александр Дьяков - Жак Лакан. Фигура философа

• Название: Жак Лакан. Фигура философа
• Автор: Александр Дьяков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91129-055-9

Жак Лакан (1901-1981) – ключевая фигура французского психоанализа, создатель оригинальной версии фрейдизма. В его творчестве сплелись воедино достижения лингвистики XX века, философия и психиатрия. Книга представляет собой творческую биографию этого известнейшего представителя постструктурализма. Становление его основных концепций прослеживается в связи с фактами его биографии и историей психоаналитического движения во Франции. А контекстуализация лаканизма в пространстве философии последнего столетия предлагает взгляд на Лакана как на самобытного философа, продолжающего основные идейные линии западноевропейской мысли.

Книга предназначается философам, психологам, психоаналитикам, психиатрам и всем, кто интересуется современным состоянием философской мысли.

---

Лакан всячески стремился упрочить свое положение. В поисках признания он сделал ставку на коммунистов и на католиков. Прежде всего он передал копию своего доклада Л. Боннафе, рассчитывая, что руководство компартии обратит внимание на его учение. Однако имя Лакана еще не было известно широкой публике, и, за исключением нескольких психиатров, на его текст никто из коммунистов не обратил внимания. Однако он продолжал уповать на то, что в недалеком будущем его прочтение фрейдовской теории заинтересует партийных интеллектуалов.

В то же самое время Лакан написал своему брату Марку-Франсуа, начинавшему приобретать известность в богословской среде, длинное письмо, в котором сообщал, что многие его ученики подталкивают его к аудиенции с папой. Марк-Франсуа должен был воспользоваться своими знакомствами в римской курии, чтобы добиться для него этой чести. Марк-Франсуа наивно поверил в то, что его многогрешный брат наконец-то обратился к Богу. Однако встреча с папой не состоялась: Пий XII отказал Лакану в аудиенции; то же сделают и его преемники. С делегацией посольства Франции пройти к папе тоже не удалось. Конечно, такое настойчивое стремление во что бы то ни стало добраться до папы свидетельствовало не о паранойе и даже не о мегаломании Лакана: он ясно видел, что католическая церковь может оказаться могущественным союзником психоанализа, и стремился представлять его в глазах Святого Престола.

Действительно, католические священники предпочитали новое общество старым фрейдистским организациям: учение Лакана и близость Лагаша к университету в большей степени соответствовали задачам духовенства, чем медикализм Нашта. Больше других интересовались лаканизмом иезуиты. Сам Лакан всячески подчеркивал свою близость к католической культуре, а в своей «Римской речи» ввернул фразу о «высочайшей кафедре мира», воссиявшей в Вечном городе, что выглядит как откровенное заискивание. Он разбрасывал по своим текстам аллюзии на Игнатия Лойолу и разительно отличался от Фрейда с его позитивизмом и радикальной критикой религии. Кроме того, он отказался от биологизма и от примата сексуальности. Конечно, он оставался убежденным атеистом, и Папа был нужен ему лишь для популяризации своего учения и своей персоны. Поэтому он отговаривал своих учеников-священников от разрыва с церковью. После его «Римской речи» католики смогли открыто обратиться к психоанализу.

В интервью 1957 г. Лакан сформулировал свои взгляды на потенциальную близость психоанализа и католической догмы:

Мне непозволительно говорить о религиозных предметах, однако я позволю себе заметить, что исповедь есть таинство и что она призвана удовлетворять потребность конфиденциального характера… Быть услышанным, получить утешение и надежду, и даже руководительство священника не претендует здесь на абсолютную действенность.

«Экспресс»: С точки зрения догмы, вы, безусловно, правы. В эпоху, возможно, не охватывающую всю христианскую эру, исповедь становится проектом того, что называется руководством сознания.

Не относится ли это и к психоанализу? Заставлять признать свои действия и намерения, направлять разум в поисках истины.

Лакан: Руководительство сознанием, в том числе и в спиритуальной сфере, нередко подвергалось осуждению, в некоторых случаях в нем даже видели источник злоупотреблений. Другими словами, священники должны оценивать ситуацию и решать, на что они могут посягать.

Но мне кажется, что никакое руководительство сознанием не озабочено техникой, которая применяется для раскрытия истины. Мне случалось видеть достойных своего звания священников, выступавших защитниками в очень деликатных делах, затрагивающих то, что зовется честью семьи, и я видел, как они принимают решение скрыть истину, чтобы не повлечь нежелательных последствий.

И потом, все духовные наставники скажут вам, что просто не знают, с какого конца подходить ко всем этим экзистенциальным страдальцам, одержимым манией преследования и зацикленным на мелочах: чем больше они их утешают, тем сильнее это проявляется, тем больше оснований они получают, тем больше абсурдных вопросов у них возникает…

Между тем аналитическая истина не является чем-то настолько загадочным или удивительным, что ее не могли бы заметить духовные наставники, которым она является спонтанно. Я знавал среди священников таких, которые понимали необходимость кающуюся грешницу, отягченную навязчивыми идеями, внезапно обратить к другому уровню: правильно ли она поступает со своими ближними или с детьми? И благодаря этому резкому напоминанию они достигали совершенно поразительных результатов.

По-моему, духовные наставники не найдут в психоанализе ничего достойного порицания; более того, они могут извлечь из него некоторые общие моменты, которые могут им пригодиться…

«Экспресс»: Может быть, но верно ли они понимают психоанализ? В священнических кругах он представляется скорее дьявольской наукой.

Лакан: Я полагаю, что времена меняются. Конечно, когда Фрейд изобрел психоанализ, он долго оставался скандальной и разрушительной наукой. Речь шла не о том, верили ли психоанализу или нет, ему неистово сопротивлялись на том основании, что психоанализ делает людей безнравственными, потакает любым желаниям и позволяет предаваться неизвестно чему…

Сегодня, независимо от того, признается ли он в качестве науки, психоанализ стал обычным делом, и отношение к нему переменилось: когда кто-то ведет себя ненормально, совершает поступки, осуждаемые его окружением как «скандальные», его направляют к психоаналитику.

Все это я бы назвал не «сопротивлением анализу» (термин технически небезупречный), но «массовой объекцией».

Боязнь утратить свою оригинальность, скатиться к общему уровню встречается не так уж часто. Надо сказать, что из понятия «адаптации» в последнее время выросла доктрина природы, вызывающая недоумение и обеспокоенность.

Писали, что психоанализ имеет своей задачей адаптировать субъекта если и не к внешней реальности как таковой, то, скажем так, к жизни, или к жизненным обстоятельствам; это значит, что психоанализ призван создать безупречного отца, образцового супруга, идеального гражданина, в конце концов, того, кто больше ни с чем не спорит.

Это в корне неверно, столь же неверно, как и первое предубеждение, видевшее в психоанализе средство освобождения от всякого принуждения[145].

Парижское психоаналитическое общество состояло в основном из крупных парижских буржуа и евреев, эмигрировавших из Австро-Венгрии. Французское психоаналитическое общество было более «французским», более демократическим и не ограничивалось Парижем. Все его руководители были французами, получившими католическое воспитание и национально мыслящими. Хотя большинство из них были атеистами или агностиками, они выражались языком, понятным католикам. Хотя в новом Обществе евреев было примерно столько же, сколько и в старом, они не занимали руководящие должности, а потому Общество Лагаша и Лакана было принципиально «не-еврейским». Вместе с тем ему был чужд и антисемитизм, хотя некоторые его члены порой выказывали юдофобские настроения. Французское психоаналитическое общество воплощало французскую традицию психоанализа, отталкивающуюся от Декларации о правах человека и идеалов Французской революции. Этим оно разительно отличалось от Международной психоаналитической ассоциации, для которой еврейство было чем-то вроде гарантии близости к Фрейду. Таким образом, возникла оппозиция между «французами» и «немецкими евреями».

«Французы» и «евреи» столкнулись в Риме 26 сентября. Пользуясь своим преимуществом членства в МПА, вторые сделали первый ход: Ф. Паш, представлявший Институт психоанализа, сделал доклад о фрейдовской теории импульсов; затем Лебовичи и Дядькин говорили о проблемах детского психоанализа. После этого на трибуну Института Психологии вышел Лагаш, который выразил сожаление по поводу того, что доклад Лакана, чересчур длинный, не может быть озвучен, а потому распечатку его текста раздали всем присутствующим. Сам Лакан ограничился краткой речью о Символическом. Кроме того, он бросил камень в огород Лагаша, заявив, что у психоанализа нет ничего общего с психологией. После него снова выступал Лагаш, который заметил, что Лакан не «разрушает» технику психоанализа, но лишь «видоизменяет» ее. Таким образом он пытался показать, что Лакан остается правоверным психоаналитиком. Сам Лагаш не разделяет взглядов Лакана, но и не осуждает их. Он упрекает своего коллегу лишь в том, что тот избрал чересчур хитроумную текстуальную политику, заставляя тексты говорить то, чего в них нет. После краткого выступления Гранова выступила Ф. Дольто, которая сказала, что считает себя «маленьким дракончиком» рядом с двумя «большими драконами» – Лаканом и Лагашем. Она говорила о сходстве своих исследований с выкладками Лакана, особенно в отношении стадии зеркала и «расщепленного тела». Когда она закончила, Лакан подбежал и обнял ее. Впрочем, не все «французы» пели дифирамбы Лакану: после Ф. Дольто выступал Д. Анзье, который упрекнул своего учителя в излишней систематизации и стремлении свести всю человеческую деятельность вообще и поле психоаналитического опыта в частности к языку. Кроме того, он заявил, что Лакан опирается не столько на феноменологию и экзистенциализм, сколько на сюрреализм. Лакану это было неприятно: во-первых, он стремился показать себя правоверным фрейдистом, а во-вторых, сюрреализм в послевоенные годы совершенно выродился, и ссылки на него выставляли аналитика в невыгодном свете. К открытому признанию всей важности для его учения сюрреализма он вернется только в 1966 г. 27 сентября состоялся коллоквиум, посвященный ответам Лакана на замечания коллег. После выступления Леклера Лакан снова говорил о языке и о своей концепции скользящего означающего.