Александр Дьяков - Жак Лакан. Фигура философа

• Название: Жак Лакан. Фигура философа
• Автор: Александр Дьяков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91129-055-9

Жак Лакан (1901-1981) – ключевая фигура французского психоанализа, создатель оригинальной версии фрейдизма. В его творчестве сплелись воедино достижения лингвистики XX века, философия и психиатрия. Книга представляет собой творческую биографию этого известнейшего представителя постструктурализма. Становление его основных концепций прослеживается в связи с фактами его биографии и историей психоаналитического движения во Франции. А контекстуализация лаканизма в пространстве философии последнего столетия предлагает взгляд на Лакана как на самобытного философа, продолжающего основные идейные линии западноевропейской мысли.

Книга предназначается философам, психологам, психоаналитикам, психиатрам и всем, кто интересуется современным состоянием философской мысли.

---

Вот откуда мы ушли.

Анализируя движущие силы происходящего, я должен отдать должное Нашту не отступавшему в преследовании своих целей. И тому, что он все еще объединяет вокруг себя большую часть наших бывших коллег, он обязан постоянству своей политики, которая была бы достойна уважения, если бы не была столь неразборчива в средствах.

Если он рассчитывал завлечь меня в свою игру, на протяжении ряда лет приглашая меня ко двору, я полагаю, что он должен быть сильно разочарован. Впрочем, он делал это лишь из соображений выгоды: информация, идеи, лекции, в чем он ориентируется плохо из-за недостатка образования. Его приняла моя жена, и мой шурин художник Массон оказывал ему гостеприимство, которое позволило ему вновь обрести в безличности большого города сердечную атмосферу провансальской деревушки. Это было минувшим июлем, и мы с женой были тому свидетелями[135].

Дальше Лакан в подробностях рассказывает обо всех перипетиях раскола, отмечая, что действия Нашта носили «фашистский» характер. Цель Института, говорит он, заключалась не в образовании, но в установлении господства над молодыми психоаналитиками. Особое раздражение вызывает у него Мари Бонапарт:

Можно признать, что действия этого лица всегда было пагубным для нашей группы. Общественный престиж, который она извлекает из своей роли ученицы Фрейда, способный лишь искажать отношения, заставляет всех слушать ее с терпением, принимающим фигуру одобрения, уважение, которое вызывает женщина в возрасте, побуждает к толерантности, что деморализует молодежь, в глазах которой мы выглядим смехотворно покорными[136].

Но, что важнее всего, Лакан не был раздавлен затеянной против него кампанией. Напротив, все трудности и переживания этого времени заставили его переосмыслить свои жизненные и теоретические позиции и выйти на качественно новый уровень. Он писал Левенштейну: «…Этот год был особенно плодотворным, и я уверен, что сделал подлинные достижения в теории и технике исследования навязчивого невроза»[137]. Он был рад тому, что порвал с «менеджерами человеческих душ»[138].

Между тем Лакан все еще надеялся восстановить свое членство в МПА и написал Гартману и М. Балинту 26 июля в Лондоне состоялся конгресс МПА, где рассматривались просьба Французского психоаналитического общества о вступлении в Ассоциацию и вопрос об «отклонениях» в ходе учебного анализа. Левенштейн призвал к терпимости и выразил сожаление по поводу раскола в рядах французских аналитиков. М. Бонапарт, не называя прямо имени Лакана, настаивала на необходимости взять под контроль технику анализа, применяемую во вновь созданной группе. Нашт заявил о том, что готов примириться с Лагашем ради блага образования. Анна Фрейд упрекнула французов в склочности. Французское психоаналитическое общество в МПА не приняли.

С тех пор официальный психоанализ оказался во власти Нашта и его клики. Зимним утром 1956 г. Нашт прогуливался верхом. Его лошадь оступилась на обледеневшей дороге, Нашт упал и сильно ударился головой. Из-за развившейся вследствие полученной травмы диплопии он больше не мог руководить Институтом, и на посту президента его сменил С. Лебовичи.

Лакан после первого раскола продолжал проводить свои семинары в амфитеатре госпиталя св. Анны, любезно предоставленном ему Ж. Делаем. Э. Рудинеско очень живо описывает атмосферу этих собраний:

Здесь в течение десяти лет он говорит голосом дрожащим, синкопированным или громогласным, полным вздохов и модуляций. Он предварительно намечает то, о чем намерен говорить, а затем, обратившись к публике, импровизирует, подобно актеру Королевского Шекспировского общества, у которого Грета Гарбо была учителем дикции, а Артуро Тосканини – духовным наставником. Лакан играет фальшиво, потому что высказывает истину, словно бы из трещины в своей суровой и неизменно быстрой речи он заставлял появляться своего рода чревовещателя, потайное зеркало бессознательного, мастерски обращаясь с тем, что всегда отсутствует. Колдун без магии, гуру без гипноза, пророк без бога, он зачаровывает свою аудиторию великолепным языком, помещающим желание в круге света. Лакан не анализирует, он ассоциирует. Лакан не рассуждает, он производит резонансы. Каждый сеанс этой коллективной терапии оставляет у учеников впечатление, что мэтр говорит о них и для них, тайком посылая каждому закодированное послание. Они устремляются в лучшие книжные магазины, чтобы приобрести процитированную им книгу или проглотить тот или иной пассаж неизвестного текста. В течение десяти лет, а потом еще двадцати Его величество служит двигателем фрейдистской Франции[139].

ГЛАВА 7 ВООБРАЖАЕМОЕ, СИМВОЛИЧЕСКОЕ, РЕАЛЬНОЕ

Во время первого заседания Французского психоаналитического общества, о котором Лакан писал Левенштейну, первый произнес речь, в которой сформулировал свое представление о топике человеческой психики, той топике, которую он будет уточнять следующие тридцать лет и которая пока предстает перед нами в первом варианте. Речь Лакана отражает его увлечение лингвистическими теориями и работами Леви-Строса.

Лакан заявил о необходимости обращения к текстам Фрейда для ревизии теории и техники психоанализа, подвергшимся сужению и искажению. И именно у Фрейда, по его утверждению, он обнаружил учение о трех регистрах человеческой психики – Воображаемом, Символическом и Реальном. Прежде всего Лакан говорит о том, что во фрейдовском анализе некоторая сторона субъекта от аналитика ускользает, оставаясь непостижимой. Работа с ускользающим «целиком происходит в словах и лишь некоторым образом в сущности»[140]. Поэтому первый и самый важный вопрос, который необходимо задавать, занимаясь психоанализом, звучит как «что такое речь (parole)?», а по сути, сводится к вопросу о природе символа (symbole). Мысль субъекта, обнаруживаемая в анализе, есть прежде всего «магическая мысль» и, если не задаваться вопросом о том, что такое речь, психоанализ и сам станет работать в «магическом» регистре.

Вопрос о речи есть вопрос об экономии обмена и ее движущих силах. Экономия удовлетворения, настаивает Лакан, чрезвычайно мало связана с органическими ритмами и определяется концептуальной категорией Воображаемого (imaginaire). Тем не менее воображаемое удовлетворение, как писал Фрейд, имеет место лишь в регистре сексуальности. Понятие «либидо» выражает обратимость и эквивалентность образов (images), это термин энергетический. Основной его характеристикой выступает «смещение» (déplacement). Лакан обращается к данным о поведении животных, где на элементарном уровне можно увидеть, как внутри цикла определенного поведения возникают смещения: например, при схватке двух птиц-самцов один из них вдруг принимается чистить перья, то есть в боевой цикл вклинивается сегмент демонстративного поведения. «Смещение» – движущая сила поведения, связанного с сексуальностью. Это значит, что Воображаемое играет в этом поведении важнейшую роль. Если у животных можно разглядеть лишь своего рода набросок «символического поведения», то у человека оно выражено весьма отчетливо. «…Поведение может быть воображаемым (imaginaire), когда передача образов и приписываемой образу ценности другому субъекту делают его способным к смещению за пределы цикла, обеспечивающего удовлетворение естественной потребности»[141]. Иными словами, воображаемый элемент имеет лишь символическую ценность, которую можно понять только в зависимости от момента анализа, в который она возникает. Итак, аналитик имеет дело с символами, передача которых имеет место в аналитическом обмене. Речь всегда идет о символах, организованных в языке, функционирующем как эквивалентный обмен означающих и означаемых, иными словами, о структуре самого языка.

Чтобы симптом что-либо выражал, он также должен быть структурирован и организован как языковое выражение, хотя при этом он никогда не является однозначным эквивалентом сексуальности или чего-либо другого. Итак, язык всегда первичен. Вопрос о происхождении языка, подчеркивает Лакан, лишен всякого смысла. Мы имеем дело с бредом или иной организацией языка, однако мы никогда не узнаем, откуда этот язык взялся. Было бы ошибкой полагать, что субъект языка придает выражениям тот смысл, какой ему заблагорассудится. С языком и в языке рождается то, чего не было «раньше», и два собеседника после начала диалога уже не те, какими они были прежде.

В психоанализе говорящий субъект стремится вовлечь аналитика в свою игру, в которой он пользуется «паролями» (mots de passe). То же самое, впрочем, проделывает и аналитик, заставляющий, например, анализанта говорить в выражениях «папа-мама-Эдип». (Лакан пока не акцентирует этот момент.) Так выстраиваются воображаемые отношения, проявляющиеся в виде сопротивления. Однако вместе с тем появляется и новый регистр, не связанный с «чистой функцией Я». Необходимо различать, подчеркивает Лакан, Я как воображаемую функцию и Я как единство субъекта, данного самому себе. Таким образом, то, что обозначается словом «речь», на деле идет гораздо дальше речевых выражений. Речь не просто осуществляет посредствование между двумя субъектами, но позволяет «трансцендировать фундаментальное агрессивное отношение к миражу подобного»[142], то есть конституирует реальность как таковую. Лакан обращается за примером к Леви-Стросу: элементарные структуры родства задают термины «отец», «мать», «сын» и т.п., конституирующие реальные отношения.